Все разъехались, а мы с Люсей остались еще на два дня, обещали все убрать и не спалить своей страстью дом. От непривычного непрятанья, долгих ночей и завтраков вместе еще что-то сдвинулось во мне, казалось, что я так живу уже много лет... как все... Можно было нагуляться вдоволь по тихим улицам, раскланяться с незнакомыми людьми и вернуться вместе домой, чтобы протопить печь, поесть и улечься в постель, не пугаясь собственных голосов и скрипа кровати. Нам было так хорошо, что Люська даже не заводила привычных разговоров о том, что надо делать завтра и послезавтра, и от этого, наверное, получалось так тихо и покойно.
Андрей теперь часто не бывал на работе - бегал к оппонентам, ездил в разные институты, собирал отзывы на свою работу, пропадал там, помогая их писать, а может, и сам писал, а бегал за подписями. На вопрос, "как дела?" отмахивался и декламировал свое любимое "О, если б знал, что так бывает, когда пускался на дебют"... и обещал потом поделиться опытом, если выживет.
Кулинич тоже подсунул мне свой толстенный портфель с материалами диссертации и просил прочесть. А мне было скучно, потому что все уже в моей жизни состоялось - не осталось никакого азарта - все понятно: надо сидеть, считать, писать, оформлять и тоже кому-то подсунуть свою толстую пачку бумаги, в которой одна маленькая, крохотная мыслишка, за которую прячется так много надежд и амбиций... Я с трудом заставлял себя заниматься всем этим, потому что впереди предстояло то же, что и моим старшим коллегам...
Крутовой я на полном серьезе доказывал полчаса, как стараюсь исправить свои недостатки, как недоволен собой и беру пример со старейших работников лаборатории, которые все время передо мной, а пока я сам не решу, что достоин пополнить ряды самой передовой и лучшей части нашего общества, нечего и думать, чтобы вступать... Она, спасибо ей, слушала внимательно, и я даже поверил, что этот разговор пойдет мне на пользу - действительно, покопаюсь в себе и глядишь, что-нибудь исправлю, заменю, как сгоревшую лампочку в подъезде...
Люська так и не ушла ни в какой Интурист и огорошила меня новым предложением:
- Коля, я решила снять комнату!
- Зачем? - не понял я.
- Ты что, шутишь, или правда...
- Правда! - согласился я, чтобы она не сорвалась...
- Ты на мне собираешься жениться? - спросила она по-деловому.
- Люсь, ну, зачем ты так? - я думал, что у меня юморно получится.
- Как? - это было на нее не похоже - надувать губы.
- Ну, собираться можно в школу, на вокзал... ну, я не знаю...
- Вот именно! - мотнула она головой... - Не знаешь! Так и скажи!
- Послушай, - я пытался затормозить ее. - Вот я вчера сидел на работе и вдруг так ясно увидел одну вещь... Ну, не важно, что там технически, но просто: вдруг увидел! Она просто сама в глаза лезла... наверное, не первый день, а я ее не видел. Смотрел и не видел, а вчера увидел... знаешь...
- Это ты хочешь сказать, что я тебе в глаза лезу, а ты меня не видишь! - так вывернуть уметь надо! - Понятно! - и она стала срочно все закидывать в свою сумочку со стола. Мы никогда с ней не ссорились, и я не знал, как это бывает... - Так, - она меня заранее остановила ладошкой в воздухе между нами, - только не целуй меня! Когда увидишь - позвони!..
- А я хотел посоветоваться с тобой! - тихо прогнусил я. - Может, это что-то стоящее, ты же патентный бог! - тут она вдруг вернулась от двери и встала передо мной, а когда я поднял глаза: по ее щекам катились слёзы, без шумового сопровождения, руки опущены, сумка такая черная полумесяцем на длинном ремешке на пол опустилась, и я будто увидел ее, и не знаю зачем, сам носом хлюпнул...
Конечно, она осталась, и мы говорили всю ночь. До утра. Тогда она позвонила на работу, что ей надо в ВИНИТИ, а я - что заболел - ехать мне было некуда... так получалось, что куда бы я ни поехал, все везде друг друга знали и друг с другом рано или поздно делились новостями. Вот и выходило, что все тайное становится явным. Поэтому мы и остались у Люськиной подружки, а она жила уже несколько дней у больной матери... и проговорили до вечера... начали с того, что всегда кому-то везет, потому что у кого-то невезение... У Надьки мать заболела, поэтому они с мужем у нее дежурят, а нам досталась однокомнатная квартира, о какой только мечтать: с ванной нормальной, а не сидячей, и кухня семь метров... и Люська мне долго и подробно рассказывала, почему она живет у тетки, а мать в старом сталинском доме с новым мужем... Ее отец вернулся из лагеря реабилитированный, когда вождь умер, но с новой женой... он с ней там познакомился... у этой новой был муж на свободе, но тоже с новой женой... новая появилась, пока первая сидела и с Люськиным отцом сошлась... и все начали сразу разводиться и пережениваться: ее мать и отец, и та женщина... А Люська еще несовершеннолетняя была, и места ей ни там, ни тут не нашлось. Вот поэтому она у тетки, которой, конечно, благодарна, но жить с ней невыносимо, потому что она каждую ночь мотается по квартире, топает: ждет, что за ней придут... ждет с тех пор, как мужа забрали... а он не вернулся... и характер у нее, несмотря ни на что, остался совершенно коммунистический, фанатично прямолинейный, революционный и с ее, Люськиным, несовместимый...
Я ей про свою тетку рассказывать не стал. Просто она меня спасла от детдома... а своих у нее за жизнь никого не осталось... но и я своим не стал...
У меня внутри своя революция шла, как всякая - кровавая и жестокая, но диктатура моей совести никак не свергалась и не разрушалась. Я уже пилил себя за то, что так Люську мучаю и сам все время мучаюсь от угрызений этой совести... Говорили, говорили мы без перерыва и потеряв чувство времени. Кончилась эта исповедь, конечно, как все наши встречи... Люська как сняла очки, больше вообще не надевала. А назавтра я опоздал в свою кондитерскую, схватил булку и стакан с кофе и только успел Лизке вполголоса просипеть сквозь застрявший в горле кусок, что верну этот стакан в обед, и так с кофе в руке помчался в проходную - "Здрась-теть-Саш"... "Э-э-э" - протянула она, пропуская меня мимо, и было ясно, что у нее тоже есть или сын, или племянник, которому она говорит это "Э-э-э" часто, потому что живет он совсем не так, как она понимает!..
Мне неожиданно прибавили зарплату. Это, разумеется, для меня неожиданно, а на самом-то деле, кому надо - знали: Сёмочкина уходила в декретный отпуск. Это заранее начальство знает. Она работала лаборанткой, а числилась МНС, для зарплаты, меня на время декретного отпуска Семочкиной перевели на ее штатную единицу, так всегда делают, - теперь у меня стало 98 рэ в месяц. Ну, конечно, минус за бездетность, подоходный, взносы в комсомол, в профсоюз, ДОСААФ, лотерею и сборы на дни рождений сотрудников... Короче говоря, ... нормально!
Отмечали сразу два события радостно и дружно. Я купил торт и бутылку вина, Сёмочкина принесла какие-то пироги домашние, толщиной, что не укусишь, но очень пахучие и неостановимо вкусные, а остальные, кто что - запасливый народ оказался в лаборатории, и обедать не пошли. Стол накрыли, Борода присел с нами... Так без особых речей обошлось, но с пожеланиями: Семочкиной, кого хочет, того и родить, а мне - диссертацию... успешно...
И тут я вдруг понял, что пора мне позаботиться о заработке всерьез... меня будто осенило, что тридцатка, которая на патентах набегала - это ж слезы! Копался я в журналах, на последней странице случайно наткнулся на объявление общества "Знание". Позвонил. Анкетку заполнил. Рекомендации? Поехал к Борису Давидовичу - у кого ж еще просить для такого важного дела, не на работе же, хотя все равно узнают... Борис Давидович еще предложил и позвонил в Дом Ученых, там, оказывается, шефские лекции по предприятиям организовывали. Шефские - для предприятий, а лекторам платили. Люська стала подозревать меня, что я вечера на кого-то трачу, тогда я пригласил ее с собой. Она слушала очень внимательно в каком-то красном уголке, даже записывала что-то, а потом призналась: "Мне было так интересно! Николай, у тебя явно дар общения с аудиторией - это очень редко бывает! Тебе преподавать надо!" Я, конечно, согласился, тем более, что она успокоилась...
Но верно говорят: деньги к деньгам идут. Я вдруг почувствовал, что мне их просто скоро не сосчитать, сколько заработаю! После такого значительного повышения в зарплате мне еще привалило. Борода вызвал и сказал, что институт заключил договор с заводом, и по этому хоздоговору нашей лаборатории поручена часть работы - наладка экспериментальной установки, и, если я не возражаю, он мне предлагает принять участие, только надо иметь в виду, что придется ездить в командировки... не помешает ли это моей диссертации... Ясное дело, я согласился... даже не стал спрашивать, сколько платить будут... Он от моей реплики заулыбался... наверное, все слишком по-мальчишески получилось: "Согласен! Согласен!" Еще только "Ура!" не хватало и подпрыгнуть...
Так я и стал кататься в К... то на три дня, то на неделю... Люська, конечно, заволновалась... она, по-моему, меня своей личной собственностью считала. Наверное, не зря. Я понял в К..., что очень поддаюсь влиянию из-за своих фантазий... мне Ирочка помогла билет достать обратный... она работала инструктором в райкоме комсомола, а я от общества своего - знание ведь везде знание - лекцию пришел читать, которую на предприятии организовали, на которое я приехал... это длинно объяснять, но познакомились мы быстро... она такая коммуникабельная оказалась, пошла провожать меня - вроде по службе - до гостиницы... и назавтра тоже случайно на заводе оказалась, и опять меня провожала до гостиницы и в гости к себе звала, поскольку она-то местная... То есть, конечно, не совсем местная, но по распределению после ВКШ, ( Высшей Комсомольской Школы), и квартира у нее и перспектива (по партийной линии), конечно, ну, связи и т.д. И так выходило, что просто привалило мне: красивая, перспективная, обеспеченная... вот женюсь, перееду сюда - работа нормальная, квартира есть, диссертацию и тут можно защитить, и цены мне не будет - работа, консультации, лекции, дипломники: живи не хочу... участок садовый... и я столько нафантазировал... Вообще... Не для себя, а вообще, что мне уже не под силу снести стало... Тогда я начал врать: сказал этой Ирочке, что женат. Совсем недавно взял и женился...
