— По сравнению с довоенным временем город сейчас не тот, — недовольно продолжала дама.
Рената, густо покраснев, тихо и вежливо спросила:
— А когда вы были в Дрездене в последний раз?
— Два года назад, когда мой муж поступил в военную академию.
— Мне кажется, что вы были в городе или ночью, или же в густой туман.
Рената повернулась к классу. Она чувствовала себя оскорбленной. Однако, посмотрев на учеников, она заметила, что все они задумчивы, а у девочки, что сидела позади Эльке, заплаканные глаза.
«Да ведь это же Сильвия Гроссман, — подумала Рената. — Жаль, что я разрешила ее матери остаться в классе: несмотря на певучий голос, от этой особы даже холодом веет».
Рената встала и, подойдя к окну, прислушалась, но шума машин не было слышно.
— А теперь, дети, мы пойдем на экскурсию. Только сейчас мы с вами поменяемся ролями. Я вам рассказывала о Дрездене, вы же покажете мне окрестности Бергхайде. Договорились?
— Договорились! — хором ответили ученики.
Среди наступившей на момент тишины откуда–то вдруг донесся женский крик, затем какой–то хлопок и снова женский крик.
Школьники испуганно закрутили головами. Фрау Гроссман, быстро схватив свою шубу, выскочила из класса.
* * *
У входа в школу стоял небольшой «вартбург» серого цвета. Вместе с учениками второго класса, в котором учился и Ральф Хут, из школы вышла молоденькая учительница с расстроенным лицом. Она держала за шиворот светловолосого мальчугана, который, засунув руки в карманы, пинал своими грязными ботинками камешек.
Мальчуган задергал плечом, пытаясь таким образом сбросить с себя руку учительницы.
— Коллега! — строго окликнула Рената из окна учительницу.
Учительница на миг выпустила из рук воротник шалуна, а тому только того и нужно было: через секунду он уже скрылся в кругу мальчишек. Учительница, густо покраснев и беспомощно опустив руки, подошла к окну, у которого стояла Рената.
Ренате было жаль и молоденькую учительницу, и шаловливого мальчугана.
— Не надо так, ведь это же ребенок, — тихо проговорила Рената. — Не теряйте их из виду, а то они уже вышли за ворота. До свидания.
Рената видела, как фрау Гроссман открыла дверцу «вартбурга» и села в него. Взревел мотор, и машина выехала со школьного двора.
Рената с облегчением вздохнула и вывела класс на прогулку.
Фрау Гроссман дожидалась учеников четвертого класса возле своего дома.
— Если вы не возражаете, я хотела бы присоединиться к вашей экскурсии, — попросила она Ренату.
И хотя Ренате хотелось отказать ей, она все же сказала:
— Пожалуйста.
Фрау Гроссман успела переодеться. Теперь на ней были лыжные брюки серого цвета и модный свитер, на голове меховая шапочка.
Мать подозвала Сильвию к себе и взяла ее за руку.
Девочки, шедшие рядом с Сильвией, постепенно отстали от фрау Гроссман с дочерью. Рената тоже отошла немного в сторону. Сама не зная почему, Рената чувствовала, что присутствие фрау Гроссман раздражает ее.
Дети окружили Ренату плотным кольцом. Они задавали ей всевозможные вопросы. Завязался оживленный разговор, и Рената была довольна: как–никак сорок любознательных мальчишек и девчонок осаждали ее и всех их она сумела завоевать за какой–то час времени. О фрау Хут никто из учеников так больше ни разу и не спросил ее.
«Неужели и обо мне так же быстро позабудут мои ученики? — подумала она с легкой грустью, — Вот и выходит, что незаменимых учителей нет».
6
Скоро группа углубилась в лес. От влажной земли шел сильный запах. Пахло грибами, прелой листвой и смолой. На листьях кустарника блестели крохотные капельки влаги осевшего тумана.
Оказавшись в лесу, дети заговорили тише, задавали меньше вопросов. Рената любила лес. В лесу под Дрезденом так же приятно пахло прелой листвой и землей, иногда доносилось ржание лошадей.
Вдруг Ренате показалось, что она слышит шум автомобилей. Она прислушалась. Но никаких машин не было и в помине. Рената с сорока мальчишками и девчонками и фрау Гроссман долго ходила по лесу. Ей хотелось поскорее увидеть Манфреда, так как она чувствовала себя одинокой среди совершенно чужих ей людей. Ей хотелось поговорить по душам, но было не с кем. Чтобы убежать от самой себя, она разговаривала с детьми.
Так они шли по просеке, разговаривая то о хуторках, которые располагались по соседству, то о растениях и цветах, которые попадались им на пути.
Несколько раз фрау Гроссман пыталась заговорить с Ренатой, но безуспешно. Она так и водила дочь по лесу, держа ее за руку. Остальные ребята и девочки бегали, играли в салки, догоняя друг друга.
После небольшого привала Рената встретилась с группой второго класса. Дети тотчас же перемешались, и невозможно было разобраться, где ученики четвертого класса, а где второго. Дети с аппетитом уплетали свои завтраки.
Сильвия села на пенек, который для неё облюбовала мать. Девочка сидела и ела бутерброд, с завистью наблюдая за остальными ребятами.
Фрау Гроссман оказалась по соседству с молодой учительницей из второго класса и Ренатой.
— Ну, что вы скажете в свое оправдание? — спросила фрау Гроссман у молодой учительницы.
Учительница молчала.
Ренате никогда не приходилось оказываться в подобной ситуации: она ни разу за два года своего учительствования даже в шутку не шлепнула ни одного ученика. Однако она ясно представляла себе ту неприятную ситуацию, в которой оказалась молодая неопытная учительница. А тут еще, как назло, неумные и довольно нетактичные нотации фрау Гроссман.
Ренате захотелось помочь молодой учительнице, как–то дать ей понять, чтобы она не вздумала оправдываться или вообще спорить с фрау Гроссман.
— Очень жаль, что такие явления имеют место в социалистической школе! — никак не могла успокоиться фрау Гроссман. — Родительский совет должен основательно разобрать этот инцидент. Мы не можем допускать подобных случаев!
Чем больше говорила неугомонная фрау Гроссман, тем спокойнее становилась молодая учительница. У нее было симпатичное лицо, которое несколько портили слишком ярко накрашенные губы и подрисованные глаза.
С каждой новой угрозой, которые так и сыпались из уст фрау Гроссман, учительница как бы распрямлялась. Глаза ее сузились, лицо приобрело волевое выражение.
Чувствуя возможность сопротивления, фрау Гроссман раскалялась еще больше.
— Такого случая у нас еще никогда не было, чтобы учительница дала ребенку пощечину! Да такой особе не место у нас в школе!
И вдруг молодая учительница встала с пенька, на котором сидела, и, не оглядываясь, пошла в глубь леса.
Рената облегченно вздохнула, подумав о том, что с такой женщиной, как фрау Гроссман, и она тоже долго не выдержит.
— Что вы скажете на это, фрау Грапентин? Бросить класс и убежать, странно, не правда ли?
«Что я ей могу на это ответить? Сказать что–нибудь резкое, чтобы она ушла отсюда? В конце концов, ответственность за детей несем мы».
— Давно она здесь работает?
— С сентября. Ей не больше двадцати лет, наверное.
— Если вы будете так обращаться со всеми учителями из–за каждого их упущения, то скоро от вас сбегут все педагоги.
— Тогда мы сами будем преподавать. Я смогу вести класс, — не без гордости заявила фрау Гроссман.
— Хуже этого ничего и быть не может, — не удержалась Рената. Она ждала, что после этих слов на нее обрушится поток брани. Однако этого не случилось.
— Бить детей — это самое последнее дело, не правда ли? Их так трудно воспитывать, особенно этих брошенных детей…
— Брошенных? — Рената невольно вспомнила слова Макаренко о брошенных детях. — А при чем тут брошенные дети?
— Их в семье четверо, — начала объяснять фрау Гроссман. — Отец у них хороший, степенный человек, а вот жена его связалась с солдатом и разрушила семью.
И тут же фрау Гроссман рассказала Ренате о том, как родители мальчика, которому молодая учительница дала пощечину, фамилия его Гремер, разошлись четыре месяца назад, причем все дети остались с отцом. Мать уехала из поселка. Свою вину она осознала тогда, когда было уже поздно. Она поселилась в соседнем селе и украдкой приходила в Бергхайде, чтобы хоть мельком увидеть своих детей, поговорить с ними, приласкать. Дети, разумеется, многого не знали и не понимали. Соседи и учителя из школы как могли заботились о них. Однако они стали чуждаться людей…
— А что же солдат? — поинтересовалась Рената.
— Какой солдат?
— Да тот, что соблазнил фрау Гремер.
— А бог его знает, с него взятки гладки, а вот ей теперь за все расплачиваться приходится.
В голосе фрау Гроссман звучало только осуждение фрау Гремер, судьба же детей ее нисколько не интересовала.
Фрау жестом подозвала к себе Сильвию, которая послушно сидела на пеньке, на который посадила ее мать.
Девочка подошла к матери. Фрау Гроссман нежно погладила ее по головке и, достав из сумочки плитку шоколада, отломила половину и отдала дочке.
