Новые люди играли либо молча, либо говорили какую-нибудь несуразицу, типа: «Тейбл неровный, кажется», или: «Хреновые кии, я у Дикона видел стейтсовые, вот это финиш!» Один из них ляпнул такое, что у Гектора Ивановича лицо вспыхнуло от обиды и огорчения, захотелось ответить что-нибудь столь же обидное.
— Шары однообразные, сплошной совок. На Западе уже давно разноцветными шарами играют. И лузы должны быть вдвое шире, чтоб можно было попадать кайфовее.
Вот что было сказано неким красивым молодчиком, хорошо подстриженным, обутым в умопомрачительные кроссовки. Горячая, болезненная мысль зашевелилась в мозгу у Кутузова: чем же лучше разноцветные шары, которыми играют в позорный пул? От них рябит в глазах. Разве можно было объяснить этим кооперативным болванчикам, как красиво зеленое поле, усыпанное крупными звездами одинаковых шаров? На небе ведь тоже все звезды одинаковые по цвету, а такому дураку, глядишь, тоже подумается: совок, однообразие, не могли разноцветные звезды обеспечить. Хотел было Гектор Иванович эту мысль про звездное небо выразить, да уж больно долго она шла к нему, молодчики уж про что-то другое толковали.
Бывшие завсегдатаи клуба любителей шара и лузы с новыми играли редко, играли снисходительно и чаще проигрывали, всем своим видом показывая, что не хотят серьезно связываться — пусть, мол, молодые дельцы потешатся. Но бывших становилось все меньше и меньше. Ударом, непоправимым ударом в самое сердце Кутузова принеслось сообщение о том, что Дмитрий Иванович Харитонов больше не работает в министерстве, что на него даже заведено уголовное дело, а главное, что он уже никогда не приедет в пансионат «Восторг». Какое же может быть уголовное дело? — недоумевал Кутузов. Он знал, что Харитонов — большой начальник в области культуры Российской Федерации, что за это он пользовался заслуженными благами; и с горечью Гектор Иванович думал о Харитонове как о невинно пострадавшем, а оттого еще больше ненавидел этих воображалистых проныр, которым все не так и не эдак — стол неровный, кии плохие, шары не разноцветные, Между прочим, ровнее столов во всей вашей Америке не сыскать! И про кии брехня. А про шары и говорить нечего, особенно про слоновую кость.
Тяжким шаром повисло в лузе Кутузовского сердца сообщение о печальной судьбе Дмитрия Ивановича. А тут еще хуже известие — погиб от рук экстремистов Рушни Кукуевич Джологуа. Редели ряды, новое время с корнем вырывало деревья из некогда шумевшей рощи.
Еще раздражало то, что при молодчиках часто захаживали в бильярдный зал Кутузова девицы. Красивые, стервы, манящие. В ранней молодости Гектор Иванович был женат, но неудачно. Жена ушла к другому. Это еще до того, как он поселился в пансионате «Восторг» и зажил здесь чудесной тихой жизнью. С тех пор у него почти не было женщин, и это мучало, но несильно. И вот теперь раз за разом Кутузов стал все больше обращать внимание на девиц, заглядывающих посмотреть, как играют их молодчики. Девицы старались вести себя по-американски развязно, подчеркнуто изображая отсутствие в себе комплексов. Иногда они пробовали стукать по шарам под руководством своих кавалеров, и Кутузов милостиво дозволял им это, хотя и побаивался, что порвут сукно. По ночам он стал мечтать о том, как какая-нибудь красотка, не очень развязная, поскромней, придет к нему, и он будет учить ее играть в бильярд, а потом она захочет, чтобы он поцеловал ее и повел в свою каморку. Она стала бы его верной подругой на всю жизнь, они бы поженились, и он со временем посвятил ее во все свои тайны, а в бильярд она бы научилась играть не хуже, чем героиня прекрасного фильма «Карамболяж», который Гектору Ивановичу удалось посмотреть в Москве на неделе австрийского кино.
Однажды ярким солнечным утром, когда все после завтрака спешат поскорее на пляж, Кутузов наводил порядок в бильярдном зале, стирал с сукна щеточкой следы мела, как вдруг дверь отворилась и вошла красивая девушка. Она поздоровалась и стала разглядывать бильярдную с видом посетительницы музея, надолго задержалась перед учебным стендом и спросила:
— Это все вы написали?
— Да, — ответил Гектор Иванович, — я.
— А это вы маркер Кутузов Гэ И?
— Да, я.
— У вас тут первоклассно. А икебану кто делал?
— Тоже я.
— Талантливо.
Продолжая вежливо все осматривать, она подошла к столу, погладила ладонью сукно борта.
— Какой он нежный.
— Старинный стол, — польщенно заметил Гектор Иванович. — Вон, взгляните.
— Да, верно. Надо же! Фабрика Шульца, восемьсот восемьдесят шестой год, с ума сойти! Откуда здесь такая древность? Наверное, сейчас такой стол стоит безумные деньги. Это, значит, ваша вотчина?
— Хм, — смущенно улыбнулся Кутузов.
Девушка продолжила осмотр достопримечательностей, дошла до смешных надписей. Гектору Ивановичу почему-то вдруг стало неловко за свое, может быть, кондовое остроумие. Она улыбнулась, оценив объявление о дополнительных услугах маркера, потом спросила про магическое заклинание:
— А это вы откуда взяли? Хаэре ия оэ лузузу…
— Из космоса сигнал получил, — нашелся что ответить маркер.
— Помогает?
— Конечно, помогает. Только почему-то никто не пользуется.
— А можно я попробую?
Вот оно! Сбывается! Неужели?! — вспыхнуло в душе Гектора Ивановича предчувствие, которое он боялся спугнуть. Но уж кому-кому, как не завзятому бильярдисту знать, что такое предчувствие, когда самый трудный шар, бывает, посылаешь и как будто бы уже заранее знаешь, что он войдет. Или наоборот, когда бьешь по, считай, погибшему шару, а в последний миг что-то будто толкнет под локоть — мимо! — и так и есть, мимо.
Поставили на стол два шара. Кутузов протянул девушке легкий кий под номером два.
— Возьмите этот кий, он волшебный. Как-то раз им были забиты подряд восемь шаров. Хотя игрок был средненький.
— А десять подряд забить можно? — спросила девушка.
— В русскую пирамиду можно, хотя я такого не наблюдал ни разу. В американку и московскую — нельзя, поскольку после забитых восьми шаров игра заканчивается.
— Понятно. Как бить?
— Бейте вот этим шаром по этому. Не очень сильно. Они хорошо стоят.
— Вот так, да?
— Да.
— Секундочку, сейчас я промолвлю заклинание. — Она подошла к листку с заклинанием и громко прочитала Кутузовскую абракадабру: — Еу хаэре ия оэ лузу залулузам алулуэи мамаду хари кришна муала лу мамба шайтан ай сабак!
Пока она произносила заклинание, Кутузов подвинул чужой шар ближе к лузе — ему хотелось, чтобы она непременно попала. Девушка резко обернулась, решительно приблизилась к столу и нанесла удар. Шар закатился точно в лузу.
— Ура! — воскликнула она. — Помогло! Но это просто чудо! Я ни разу в жизни не играла и сразу забила!
— Удар был исполнен мастерски, — ликуя, отметил Гектор Иванович, извлекая шар из лузы.
— А теперь вы. Покажите что-нибудь первоклассное, — попросила девушка азартно. Глаза ее прелестно горели.
— Момент! — раззадориваясь, прохрипел Кутузов, поставил шары в ту же позицию, что-то оторвал внутри себя и ударил. Шары послушно разошлись надвое, и чужой влетел в левую лузу, а свояк — в правую. Девушка захлопала в ладоши:
— Ах, как хорошо! Прямо самой захотелось так распластаться на столе — одной рукой сюда, другой — сюда.
И она провела ладонями по мягкому бильярдному сукну так, что лодочки ее ладоней устремились вперед, удаляясь друг от друга — одна вправо, другая влево. — А еще, еще что-нибудь покажите!
— Пожалуйста, — смело отвечал Кутузов, ставя один шар противу угловой лузы, а другой — на борт стола. — Этот удар называется «Полет валькирий» и относится к разряду бильярдных трюков или фокусов.
Он сам не понимал, что делает. «Полет валькирий» получался у него в одном случае из пяти. Но Гектор Иванович чувствовал себя сейчас так, будто он сам валькирия и непременно полетит вынимать из шара душу. Он стремительно прицелился, ударил, биток хищно соскочил с борта и точно попал в цель — искомый шар затрепетал в лузе.
— Браво! Браво! — снова радостно захлопала в ладоши девушка. — Еще! Еще фокусы!
— Извольте, — набираясь еще больше дерзости, бросил небрежно Кутузов. — Массе! Трюк, относящийся к разряду особенно сложных.
«Оборзел!» — мелькнуло в голове у лихого маркера. Массе у него вообще никогда не получался. Да и выполнить его на крупношаровом бильярде крайне трудно — нужен карамбольный бильярд. И тем не менее, рука маркера уже выставляла шары для приведения в исполнение приговора — массе так массе!
Но в этот миг внезапно вспыхнувшее счастье маркера Кутузова угасло. Открылась дверь, вошел высокий и красивый молодой человек и сказал:
— Вот ты где, оказывается.
Девушка еще пыталась показывать молодому человеку достопримечательности бильярдного зала — а икебана! а смотри, какая под запорожцами смешная надпись! а вот это заклинание… — и вот уже их нет, ни его, ни ее, и Гектор Иванович еще долго стоял, прислоняясь к столу, глядя на закрывшуюся дверь в другой мир, чуждый, но манящий.
