Генри в последний раз пролистав страницы, вновь отметив, как старательно читатель выделил все убийства животных — от церковной мышки до эдемских тварей. Что также обескураживало.
В конверте была не только новелла. Еще одна пачка листов, схваченных скрепкой. Похоже, это был кусок пьесы без названия и фамилии автора. Генри смекнул, что сие драматургическое творение вышло из-под пера читателя-черкуна, и его охватила апатия. Конверт с новеллой и пьесой он сунул под низ почтовой кипы. В подсобке шоколадницы его ждала новая партия какао, которую требовалось рассортировать.
Однако недели через две-три, по мере разборки читательской почты, конверт вновь оказался сверху. Как-то вечером Генри отправился на репетицию. Постановки любительского театра проходили в бывшей оранжерее, где некогда с размахом велось садоводческое дело, отсюда и название труппы — «Оранжерейные лицедеи». Стараниями мецената театр обзавелся хорошо оснащенной сценой и удобными креслами, сменившими стеллажи с цветочными горшками. Заповедь бизнеса «Местоположение — ключ к успеху» вполне применима к искусству и жизни вообще: мы процветаем или увядаем в зависимости от того, насколько благоприятна окружающая среда. Теплица, переделанная в храм искусства, стала потрясающей театральной оправой, позволив со сцены лицезреть мир (если прозаичнее, то из ласкового тепла поглядывать на зябкую улицу). Сидя в зале, Генри наблюдал за партнерами, рвавшими страсть в клочки, и тут ему пришло в голову, что сейчас самое время ознакомиться с драматургическими попытками любителя Флобера. Он достал листки и стал читать.
Вергилий и Беатриче сидят под деревом. Тупо смотрят перед собой. Тишина.
Вергилий: Все отдал бы за грушу.
Беатриче: За грушу?
Вергилий: Да. Спелую и сочную.
Пауза.
Беатриче: Я никогда не пробовала грушу.
Вергилий: Что?
Беатриче: По правде, я ее даже не видела.
Вергилий: Как так? Это же обычный фрукт.
Беатриче: Родители вечно ели яблоки и морковь. Наверное, не любили груши.
Вергилий: Они же вкусные! Наверняка тут где-нибудь растет груша (озирается).
Беатриче: Опиши ее. Какая она?
Вергилий(усаживается удобнее): Попробую. Значит, так… Начать с того, что у груши необычная форма. Круглая и полная в основании, кверху она сужается.
Беатриче: Как бутылочная тыква.
Вергилий: Тыква? Знаешь тыкву и не знаешь грушу? Удивительно, что нам известно и что неведомо. Однако груша меньше тыквы, и форма ее глазу приятнее. Груша сужается постепенно, ее нижняя половина плавно переходит в верхнюю. Понимаешь?
Беатриче: Кажется, да.
Вергилий: Начнем с нижней половины. Вообрази круглый полный плод.
Беатриче: Как яблоко?
Вергилий: Не совсем. Если мысленным взором окинуть яблоко, заметишь, что талия этого плода расположена в его самой широкой части — в середине или верхней трети, не правда ли?
Беатриче: Верно. У груши не так?
Вергилий: Нет. Представь яблоко, которое всего полнее в своей нижней трети.
Беатриче: Представила.
Вергилий: Но в этом сравнении следует быть осторожным. Низ груши отличен от яблочного.
Беатриче: Вот как?
Вергилий: Да. Большинство яблок сидят, так сказать, на заднице — округлой кромке, имеющей четыре-пять опорных точек, что не дают плоду опрокинуться. В этой заднице есть углубление, которое мы назвали бы анусом, если б речь шла о животном.
Беатриче: Я прям это вижу.
Вергилий: Так вот, с грушей все не так. Задницы нет. Низ закруглен.
Беатриче: На чем же она сидит?
Вергилий: Ни на чем. Груша висит на дереве либо лежит на боку.
Беатриче: Словно неуклюжее яйцо?
Вергилий: Еще характерная черта: большинство груш не имеют ложбинки, какую встречаешь внизу яблока. Грушевая попка круглая, гладкая, ровная.
Беатриче: Какая прелесть!
Вергилий: Бесспорно. Теперь, минуя экватор, отправимся на север нашего фрукта.
Беатриче: Следую за тобой.
Вергилий: Здесь мы находим вышеупомянутое сужение.
Беатриче: Что-то не понимаю. Груша сходит на конус?
Вергилий: Нет. Представь кончик банана.
Беатриче: Который?
Вергилий: Тот, что в руке, когда ешь банан.
Беатриче: Какого сорта банан? Их сотни.
Вергилий: Да ну?
Беатриче: А то. Одни похожи на кургузые пальцы, другие — что твоя дубинка. И вкус самый разный.
Вергилий: Я говорю о заурядном желтом и вкусном банане.
Беатриче: Стало быть, musasapientum, банан десертный. Возможно, ты имеешь в виду сорт «Грос Мишель».
Вергилий: Я сражен.
Беатриче: В бананах я разбираюсь.
Вергилий: Лучше обезьяны. Теперь возьми кончик банана и помести его на верхушку яблока, держа в уме различия между яблоками и грушами, которые я только что представил.
Беатриче: Любопытный гибрид.
Вергилий: Соедини их плавной линией. Пусть банан этаким раструбом дружески сольется с яблоком. Получилось?
Беатриче: Вроде бы.
Вергилий: И последняя деталь. На вершину сего яблочно-бананового симбиоза присобачь невероятно крепкий хвостик, прям ствол, а не черенок. Вот приблизительный портрет груши.
Беатриче: Похоже, это чудесный фрукт.
Вергилий: О да. Что до цвета, то обычно груша желтая с темными крапинами.
Беатриче: Опять как банан.
Вергилий: Вовсе нет. Желтый окрас груши не столь насыщен, не такой матовый. Это бледная, полупрозрачная желтизна, тяготеющая к бежевому, но не кремовому, она сродни акварели. А пятнышки бывают коричневые.
Беатриче: Как они расположены?
Вергилий: Не так, как у леопарда. Тут речь скорее не о пятнах, но затененных участках, которые говорят о степени зрелости фрукта. Кстати, спелую грушу легко помять, она требует бережного обращения.
Беатриче: Ну да, ну да.
Вергилий: Теперь — кожура. У груши она так необычна, что ее трудно описать. Вот мы говорили о яблоках и бананах.
Беатриче: Угу.
Вергилий: Кожура их гладкая и скользкая.
Беатриче: Точно.
Вергилий: У груши не так.
Беатриче: Правда?
Вергилий: Уж поверь. Кожура груши шероховатая.
Беатриче: Словно кожица авокадо?
Вергилий: Нет. Раз уж ты вспомнила авокадо, формой груша его напоминает, только низ ее толще.
Беатриче: Потрясающе!
Вергилий: Груша менее стремительно сужается кверху, но контуры их примерно схожи.
Беатриче: Я четко вижу ее форму.
Вергилий: Но кожуру нечего и сравнивать! Авокадо бородавчат, словно жаба. Он будто овощ, подхвативший проказу. А вот шероховатость груши мягкая, нежная, на ощупь приятная. Когда поглаживаешь сухую грушу, ее кожица издает такой шорох… Знаешь, что он напоминает, если его усилить в сотню раз?
Беатриче: Что?
Вергилий: Шорох алмазной иглы в канавке грампластинки. То же легкое потрескивание, будто сухой хворост занимается огнем.
Беатриче: Воистину, груша — прекраснейший на свете плод!
Вергилий: Верно, верно! Вот что такое грушевая кожура.
Беатриче: Она съедобна?
Вергилий: Конечно! Это тебе не зубодробильная шкура апельсина. Кожица спелой груши мягка и податлива.
Беатриче: Какой у груши вкус?
Вергилий: Погоди. Сначала надо понюхать. Груша испускает изысканное влажное благоухание, но в этой легкости скрыто мощное воздействие на обоняние. Ты представляешь запах мускатного ореха и корицы?
Беатриче: Да.
Вергилий: Аромат спелой груши действует на сознание, как эти пряности. Мозг покорен, очарован, в нем рождаются тысяча и одно воспоминание, ассоциации, он силится проникнуть в тайну колдовского запаха, но тот, имей в виду, непостижим…
Беатриче: А вкус-то какой? Я уж вся извелась.
Вергилий: Спелая груша истекает сладким соком.
Беатриче: Ой, здорово!
Вергилий: Разрежь ее, и увидишь ярко-белую плоть, подсвеченную изнутри. Тем, у кого есть нож и груша, тьма не страшна.
Беатриче: Изнемогаю.
Вергилий: Плоть груши, ее мякоть трудно описать словами. Некоторые груши чуть похрустывают.
