Ознакомительная версия.
Ты накрываешь мою руку своей и произносишь:
– Рядом с тобой я совсем теряю голову. И это не есть хорошо.
– Почему?
– Редкая женщина не воспользуется такой своей властью… Скоро придем, – ты меняешь тон и руководящим жестом показываешь вперед. – Поворачиваем направо, переходим через мостик, и мы – в «Майском жуке».
Вот это название – «Майский жук»! Сразу понятно, что ресторан на природе.
А с природой внезапно что-то происходит: все вокруг становится жемчужно-серым. Солнце как-то очень быстро скрывается за тучами, падают первые капли, а еще через минуту начинается настоящий ливень.
– Это ненадолго! – Ты смотришь на небо и увлекаешь меня на обочину аллеи, под крону старого дуба.
В этом жемчужном пространстве с изумрудным куполом густой молодой листвы – только ты и я. Стена дождя отделила нас от остального мира.
Мы ведем разговор, не произнося ни слова.
Поднимаюсь на цыпочки и целую тебя, перебирая жесткие завитки волос на затылке – «Ты нужен мне».
«Я хочу быть ближе» – говорят мне твои руки.
Отступаю на шаг назад, чтобы перевести дыхание.
Ты вновь привлекаешь меня к себе – «Будь рядом».
Сквозь стену дождя прорываются первые солнечные лучи, и глазам открывается парк с каплями, сверкающими на каждом листе. Дождь проходит так же внезапно, как начался.
Ты вздыхаешь и смотришь на часы – «Жаль, надо идти».
Мне тоже жаль! За стеной дождя во дворце с изумрудным куполом я по-настоящему чувствовала свою женскую власть…
Главный бухгалтер «Майского жука» – высокая дама лет пятидесяти с красно-каштановыми волосами, собранными в пучок на затылке. Поздоровавшись, она предложила тебе сесть за столик, крикнула кому-то, чтобы принесли кофе. А мне, даже не дослушав моего имени, приказала:
– Пойдем в подсобку!
«Подсобка» была от пола до потолка забита какими-то бумагами, на захламленном столе стоял допотопный компьютер. Бухгалтер уселась в потрепанное кресло, предложив мне трехногую пластмассовую табуретку.
– Вот, полюбуйтесь, что сделал ваш брат! – Откуда-то сверху она достала увесистую пыльную папку и бухнула мне на колени.
– Но у меня нет брата, – я улыбнулась, решив нейтрализовать ее явное раздражение своей доброжелательностью.
– Ваш брат рекламист! Посмотрите, какая безвкусица! И что, за это я должна платить деньги?!
В гостеприимном ресторане «Майский жук» меня встретила хозяйка, которую за приветливость и кроткий нрав сотрудники называют Божьей коровкой.
Я открыла папку и стала смотреть материалы.
Первые варианты логотипа и эскизы наружной рекламы мне понравились. Но по мере того как я переворачивала листы, круглые и веселые майские жуки утрачивали свою жизнерадостность и становились все более тощими… а под конец вообще стали похожими на скорпионов. Наверное, к такому видению рекламистов привело общение с заказчиком. Я с трудом сдержала улыбку и, решив придерживаться беспроигрышного нейтралитета, сказала:
– Что ж, это профессиональная работа. И настроение чувствуется.
Бухгалтер посмотрела на меня с сожалением:
– Девушка, да у вас проблемы со вкусом!
«Божья коровка, улети на небо!» – вспомнила я детское стихотворение.
Но Божья коровка улетать на небо не собиралась. Она демонстративно отвернулась от меня и стала что-то искать в своем компьютере.
Но я решила сражаться за заказ до конца:
– Посмотрите, пожалуйста, наше портфолио. Вы сами увидите, что мы умеем и какие у нас серьезные заказчики.
– Смотреть я ничего не буду. Зачем время терять? Но если хотите – попробуйте. Сначала сделайте для нас что-нибудь, а потом поговорим! – Она без предупреждения выхватила у меня папку с работами «моего брата», захлопнула ее и добавила: – А предоплаты не ждите!
– Но любой труд должен оплачиваться, – попробовала возразить я. – Нашему агентству можно доверять. Нас рекомендовали…
– Да, вас рекомендовали! – перебила она. – Но я вижу, что ваш уровень оставляет желать лучшего.
Что мне оставалось? Я попрощалась и вышла.
Ты стоял у входа в ресторан и говорил по телефону. Закрыв ладонью трубку, спросил:
– Все в порядке?
Я неопределенно покачала головой.
Ты быстро закончил разговор и посмотрел на меня вопросительно.
– Почему некоторые люди сидят в подсобках и считают, что имеют право унижать других? – я выразила свою жалобу в виде вот такого философского вопроса.
Ты мгновенно понял ситуацию:
– Когда у человека появляется хоть маленькая власть, сразу становится ясно, что у него внутри.
Иногда мне кажется, что я могу потребовать у тебя всего, чего захочу… Любви, нежности, понимания… Но зачем требовать то, что дают и так?
Правда, мы снимали только сухарики. И сушки с маком. Да, до сих пор. До одиннадцати вечера. Долго ставил свет, потом мы сделали несколько разных композиций. Девочки мне помогали… Чем помогали? Салфетки складывали.
Михаил бросил мобильный телефон на стол. На лбу у него появилась испарина – он вытащил мятый носовой платок, вытер лоб. Нелегко ему даются эти объяснения!
Он похож на белого медведя: высокая внушительная фигура, длинный нос, темные блестящие глаза… и неизменный вытянутый белый свитер, который он очень любит. Наверное, свитер дарит ему иллюзию свободы?
Надо, пожалуй, было устроить съемку в студии Михаила. Но, снимая у нас в офисе, мы экономили драгоценное время, к тому же главный дизайнер упаковки Люба могла наблюдать за процессом, не отрываясь от другой работы.
В перерывах между съемками съедобных изделий Михаил фотографировал меня и Любу в рабочем процессе. В отличие от бессловесных сухариков, которые получались очень аппетитно, я выразила неудовлетворенность собственным изображением.
– Михаил, я получилась очень резко! Каждое пятнышко на лице видно. У вас же есть такой… мягкорисующий объектив. Давайте вы меня им снимете?
Объектива с собой не оказалось, но Михаил обещал взять его в следующий раз.
А в честь окончания съемок мы решили устроить пирушку: съесть весь реквизит. Расстелили крахмальные салфетки, вскипятили чай. Под байки бывалого геолога, каким Михаил любил себя представлять, мы на три части разломили последний сухарь… и были застуканы на месте преступления.
Жена белого медведя возникла в дверном проеме внезапно. Она стояла с неестественной медовой улыбкой и сканировала ситуацию. Улыбались одни губы. Глаза оставались широко открытыми и подозрительными. Торопливые оправдания своего мужа она сочла неубедительными.
Я поспешила на помощь другу:
– Михаил действительно снимал сухарики! – и, решив для большей достоверности добавить конкретики, сообщила: – Они называются «Озорной малыш».
– Озорной малыш? – переспросила она угрожающим шепотом.
Похоже, название вызвало у нее недобрые ассоциации.
– А потом мы их съели! – продолжала я. – Да-да. Только сушки и сухарики. Еще пили чай без сахара. Больше ничего не было. Вот посмотрите, крошки остались. Но на кадрах вы увидите сухарики живьем! – весело сказала я и осеклась под ее испытующим взглядом.
Значит, я главная подозреваемая по делу. Вот, оказывается, с кем развлекается ее муж! Вот с кем ему весело!..
Хоть бы Люба подала голос в мою защиту! Но едва увидев дорогую гостью, она поспешила укрыться за компьютером и застучала по клавишам.
Наконец, Люба сообразила, что надо проявить вежливость и сказать что-нибудь приятное:
– Михаил как раз нам рассказывал о вас, – сообщила она его жене.
– И вы все надо мной смеялись?
– Нет, не над вами, что вы! Совсем над другими… – Люба немного подумала. – Мы смеялись, потому что Михаил рассказывал о моделях, – постаралась она изящно вывернуться.
Лучше бы Люба этого не делала! Модели – самая больная тема, которую вовсе не следовало упоминать. Жена белого медведя старалась присутствовать на всех его съемках, участвовать во всех разговорах и не упускать ни одной детали. А тут без нее над чем-то смеялись. Неслыханная дерзость!
Она молчала и сверлила мужа взглядом.
Я поняла, что мы оказали Михаилу медвежью услугу. Теперь ему попадет. Он стоял, понурив голову. И мы ничем не могли ему помочь.
Ладно, завтра увидимся за обедом, что-нибудь придумаем.
Мы любили вместе обедать в кафе нашего бизнес-центра. Во-первых, даже в самое загруженное время, когда не было свободных столиков, к нам никто не подсаживался. Михаил занимал очень большое пространство собственными габаритами, а также куртками, штативами, чехлами и футлярами с фотоаппаратами, которые он все время куда-то перетаскивал. Во-вторых, и это главное, с Михаилом можно было говорить обо всем: о работе, о поведении заказчиков, о природе за окном и о природе отношений мужчин и женщин. Но его личную тему мы никогда не затрагивали – это было негласное табу.
Ознакомительная версия.
