— Теперь таких женщин мало, — выдохнула Юлька трудно.
— Ну, не скажи! Их и нынче хватает. Но верность берегут лишь тем, кого любят, — сказала Анна задумчиво. И спросила:
— Ты-то хоть любила кого-нибудь? Или обошла тебя эта радость?
— Ни хрена себе! Даже после Колымы назвала любовь радостью?! — изумилась Юлька.
— Человек оказался недостойным, то верно. А любовь ни при чем. Это счастье, что я любила, Бог не обошел той радостью. Не кляну и не сетую. Ведь любовь подарок с неба. Без нее человек впустую живет.
— Ну, а что с того, что я любила? С самого детства только о нем мечтала. Ни на кого другого не смотрела. А ему моя любовь до задницы оказалась. Вовсе не нужной была. И женился он на моей лучшей подруге, какая все прекрасно знала и вовсе не любила. Просто пришло ее время, а никого другого рядом не оказалось. Он стал хорошей партией, выгодной, удобной со всех сторон, вот и зацепила, а я не смогла, постыдилась показаться навязчивой и нахальной, потому осталась в кукушках, одна. А подружка живет и радуется, говорит, что любить вовсе не обязательно, главное, удачно устроиться в жизни, а все остальное наладится само собой. Я их часто вижу вместе. И поверишь, до сих пор душа болит. Ведь вот я тоже могла стать счастливой, но мне не повезло, осталась в дурах. Не сумела себя преподнести, обратить его внимание. Теперь без того нельзя. Женщины должны быть яркими, чтобы их заметили. А я свое проморгала, не повезло, как серому пугалу, от того счастье от меня отвернулось, а потом и вовсе сбежало навсегда, — хлюпнула Юлька.
— Ты с ним встречалась? — перебила Анна.
— Нет. Просто здоровались. Мы с ним не общались, не обращал на меня внимание. И только я горела, увидев его.
— Безответная любовь… Она самая горькая. Но тут уж ничего не поделать. У него уже семья. Небось, детки есть? — спросила тихо.
— Нет детей у них. Поначалу сами не хотели, теперь не получается. Она даже на курорт ездила, лечилась от бесплодия, но не помогло.
— Судьба не каждой дарит счастье материнства. Случается, наказывает за грехи. Лечить таких бесполезно. Нельзя идти против воли Божьей. Ведь она знала, что ты его любишь. Сама вышла с пустой душой, отняла твое счастье. Вряд ли ей повезет, — поджала Анна губы.
— Они хотят усыновить чужого. Другого выхода не нашли. Но пока нет такого ребенка, какого хотят. Они мечтают взять похожего на себя. Не получается по заказу А и похожий все равно чужой, — выдохнула Юлька больной комок. И продолжила зло:
— Эта подружка приходила ко мне. Просила стать донорской матерью.
— А это что такое? — не поняла Анна.
— Чтоб я забеременела от ее мужа, а ребенка, когда родится, отдала бы им.
— Она что, вконец свихнулась? Вовсе ненормальная баба! Да за кого тебя считает стерва?
— Да при чем тут я? Кто обо мне вспомнит. Я вовсе ни в счет. Всяк о себе заботится. Она мне деньги за это предлагала. И немалые! Пришла в тот момент, когда меня с работы сократили, и я сидела без копейки, голодная, как сволочь. Честно говоря, мелькнула мысль согласиться на ее предложение, а когда рожу, оставить ребенка себе и не отдать его им. Но она шла на это только через официальный контракт, в каком все расписано. И сказано, что в случае если я откажусь отдать ребенка, его у меня заберут с милицией и никогда не зарегистрируют на мою фамилию. Все предусмотрела стерва! Но и я подумала, что рожать ребенка для чужой семьи не смогу. А и самостоятельно не подниму, нужны возможности. Вот их у меня вовсе нет. Самой тяжко прокормиться. С ребенком и вовсе невмоготу. Короче, отказала я ей капитально. Она меня дурой назвала, сказала, что хотела помочь продержаться. Так вот и не договорились ни о чем. Обозвала ее по всякому, на том и расстались.
— Дрянь, ни баба! Вздумала на нужде поймать, телку из тебя сделать! Негодяйка бесстыжая! Да кто б решился своего кровного в чужие руки отдать?!
— Ой, бабуль, только об этом не надо! Нынче детвору научились продавать даже за границу. Это ты в деревне, ничего не зная, живешь. Есть такие, кто ребятишек на органы продает. Всякие мамашки теперь развелись на земле. И, поверь, найти донорскую мать совсем не сложно. Главное, чтоб были деньги и желание!
— Во, докатились! Детями торгуют, бесстыжие! В наше время о том не слыхали. А тут сосновская баба в городе родила и отказалась от дочки. Сына хотела. В семье и так пять девок, куда их дальше валять? Мужик пригрозил, что домой не пустит. Она и вернулась без дочки, куда деваться стало. Так вся деревня их до сих пор клюет за то, что осиротила девку ни за что, в приюте она жить станет. И я отказалась ту семью лечить, за грех их не могу простить. Ведь всякая жизнь на земле от Бога! Благодарить за нее надо, а они вишь, умней Господа себя посчитали, нехристи окаянные. Погоди, не сойдет им это даром. Взыщется и с них, — помрачнела Анна.
— Баб! Мы с тобой про любовь говорили, — напомнила Юлька.
— А где ж ей взяться нынче, коль святое не в чести? Хорошо, что ты не согласилась на грех! Не при-ведись на соблазн поддаться, навовсе судьба от тебя отворотилась бы! — глянула на внучку строго и спросила:
— От кого же ты беременела, девка моя?
— Были двое! Первый, неплохой человек, уже в годах, серьезный, на хорошей должности работает. Он у нас в больнице лежал, лечился долго. Так вот мы с ним и познакомились. Три месяца уколы ему делала, а потом он мне… Когда вылечился, ушел из больницы, забыл как звали. Я ему много раз звонила, он не ответил, не захотел со мной разговаривать. Когда поняла, сделала аборт. Свои девчонки помогли, уговорили, убедили гинеколога. Никак не хотела первый аборт делать, боялась, что потом беременеть не буду А я через полгода снова влетела.
— А на этот раз от кого? — насупилась Анна.
— От врача зацепила. Таким несчастным и одиноким прикинулся. И жена у него пустышка, и дети дебильные, и в больнице его никто не понимает, главврач придирается. Я его и пожалела, позвала в гости. Он крепко выпил. Но потом еще два раза приходил. Думала, что заклеила натурально. Все ж хоть и лысый, а мужик, к тому же врач-терапевт. А он с концом сгинул. В поликлинике приемы ведет, ушел из больницы. Но я его нашла. Он же, суслик облезлый, сделал вид, что вовсе меня не знает. Перед своей медсестрой выделывался козел. Мне так обидно стало, когда спросил как чужую:
— На что жалуетесь?
— Вот тут ему выдала по полной программе. У него не только спина, очки вспотели. Он меня давай успокаивать, а я его крою последними словами. Он из кабинета убежал. Ну и я ушла вскоре. Зато больные в коридоре долго хохотали. Они все слышали. А и меня вскоре сократили. Года не прошло. Я, правда, еще виделась потом с обоими хахалями, случайно, на улице встретила. Оба под руку с женами. Ну, я поздоровалась. Так мило улыбнулась. Первый кивнул в ответ, а второй пожал плечами, огляделся, куда от меня смыться. Даже смешно! Разве он мужчина, что боится с женщиной поздороваться. А ведь у него больных полно. От них тоже убегает? Сам себя выдал отморозок! Но с того дня та лысая гнида, завидев меня, на другую сторону улицы перебегает, даже когда один идет. Он меня больше милиции боится.
— Не задевай его больше. Твое счастье, что у тебя с ним не склеилось. Он не просто не мужик, а и не человек. С таким семью создавать нельзя. Такого в шею гнать надо. Этот, копия твоего деда, только на пакости способен. Сама судьба от него уберегла. Лучше быть свободной одиночкой, чем несчастной женой! Радуйся, дуреха, что не влетела круче. Конечно, аборт, страшный грех. Но поверь, всю жизнь страдать под одной крышей с гадом, еще хуже. Считай, что до старости с петлей на шее прожила б. Так вот и повезло тебе! — накрывала на стол Анна и рассказывала:
— Ко мне тоже один такой сватался, лет десять назад. Пришел весь в соплях и слезах. Враз на все жаловался. На болезни и несчастья, на семью и детей. Вроде и просветов у него нет. Его ветврачом к нам прислали. Болячек у мужика и впрямь прорва скопилась. Но все от дурного норова. От зависти и жадности язву получил, нервы сдали, вот и стал разваливаться на части. Сначала ходил лечиться как все, а потом, в мужики предложился, про душу запел, какую ко мне потянуло. А я его уже насквозь увидела. Понятно, что отказала наглухо. Запретила с такими шалостями ко мне наведываться, сказала, что мне о семейной жизни помышлять нельзя. Уж и не знаю, поверил ли? Но больше не навещал. Понял бесполезность своей брехни. Ведь прежде чем предложенье сделать, весь мой дом оглядел нахал, будто приценился. Одно, главное не учел, меня саму. А ведь таких, как тот ветврач, столько, хоть неводом черпай из канавы. Я отказала, потому что не хочу говна в своем доме держать, он же сказал, будто не ниже брильянта себя держит, и таких в свете единицы. Намекал, будто я сокровище теряю. Навязывал номер телефона, мол, если одумаешься, позвони, покуда его оседлать никто не успел. О том не подумал, зачем мне такой геморрой нужен. Весь как жеваный катях, а туда же, с гонором, лысый мухомор, — рассмеялась звонко и тут же замолчала, в дверь кто-то постучал.
