На лице Ариэля появилась тень загадочности. Казалось, что он просидел с таким выражением лица целую вечность. Он сказал:
— А это правда, что люди любят друг друга только в семьях?
— Может быть, и нет, но в мире точно было бы больше любви, если бы родителей было трое или четверо. Только вот….
— Что?
— …Тогда и горя было бы больше.
— Горя?
Сесилия снова прикусила губу. Потом она сказала:
— Когда кто-нибудь умрёт, горевать по нему будет ещё больше людей.
Ариэль покачал головой:
— Думаю, ты снова слишком спешишь.
— Почему?
— Будь это правдой, тогда и утешения в мире было бы в два раза больше.
— Значит, всё, похоже, уравновесилось бы?
Он кивнул:
— Но если бы в каждой семье рождалось по два ребёнка, то в конце концов на Земле не осталось бы людей.
— Как это так?
— Если бы у трёх взрослых рождалось всего двое детей, то количество людей постепенно уменьшалось бы. И в конце концов их вообще не осталось бы.
Сесилия засмеялась:
— В один прекрасный день остались бы всего один Адам и одна Ева, точно так же, как было в самом начале. Если бы только их простили за первородный грех, они смогли бы целую вечность жить в раю. Ну разве не здорово?
— Совсем неплохо, да. Но мы сейчас обсуждаем само мироздание.
— А в этом нет смысла? Ты говоришь почти как мама. Нет никакого «смысла» жаловаться на то, что я болею, говорит она. Но мы больше не будем говорить о болезни и тому подобном.
— Это не я начал разговор о болезни. Но я обещаю, что расскажу про твою идею о трёх полах Богу, когда буду разговаривать с Ним в следующий раз. Чувство юмора, по крайней мере, у него есть.
— Это правда?
Ангел снисходительно улыбнулся:
— Ты когда-нибудь видела слона? Ты даже представить себе не можешь, сколько у нас на небесах есть анекдотов про слонов. А ещё у нас есть анекдоты про жирафов.
Сесилия не могла понять, нравится ли ей, что ангелы на небесах рассказывают друг другу анекдоты о мироздании. Это казалось немного легкомысленным.
— Надеюсь, вы там не рассказываете анекдоты про меня, — сказала она.
— Да нет, никогда не слышал ни одного анекдота про Сесилию. Но хотя ты и понимаешь только часть целого, ты наверняка осознаёшь, что в мироздании поздно что-нибудь менять.
— Может быть…
— Рассказать тебе секрет?
— Конечно!
— Иногда, когда мы обсуждаем, каков существующий порядок вещей и каким он мог бы быть, Бог удручённо разводит руками и говорит: «Я понимаю, что то и это можно было сделать немного иначе, но сделанного не воротишь, да и к тому же я не всемогущ».
Сесилия раскрыла рот.
— Вот в этом с тобой не согласится ни один священник. Значит, священники ошибаются?
— Нет, представь, и священники, и Бог говорят правду.
Сесилия прикрыла рот рукой и зевнула. В то же мгновение по лицу ангела промелькнула тень.
— Скоро придёт твоя мама, — сказал он. — Так что мне надо торопиться…
— Я ничего не слышу.
— Но она сейчас придёт.
Сесилия услышала, как в соседней комнате зазвонил будильник.
— Ты исчезнешь?
Он покачал головой:
— Я сяду на окно.
— А мама сможет тебя видеть?
— Не думаю.
В следующую минуту в комнату вошла мама.
— Сесилия?
— М-м-м-м…
— У тебя горит свет?
— Ты же видишь.
— Я просто хотела узнать, как у тебя дела.
— Сейчас утро?
— Три часа ночи.
— Но я слышала будильник.
— Я завела его на три часа.
— А зачем ты это сделала?
— Потому что я тебя люблю. Не могу не заходить к тебе всю ночь, во всяком случае, под Рождество.
— Иди ложись спать, мама.
— А ты заснёшь?
— Иногда я сплю, а иногда лежу и не сплю. Не всегда могу отличить одно от другого.
— Тебе что-нибудь нужно?
— У меня есть вода…
— А в туалет тебе не надо?
Сесилия покачала головой.
— Было так здорово, когда вы пели. Я заснула, несмотря на то что бабушка играла на пианино.
— Проветрить немного?
— Ну разве что самую капельку.
Мама подошла к окну. Сесилии казалось, что она видит Ариэля на подоконнике, но по мере того как мама приближалась к окну, его силуэт становился всё более и более расплывчатым.
— Ты видишь, что на стекле появился ледяной узор? — спросила она. — Ну разве не странно, как он появляется сам по себе? — Она открыла окно.
— На свете много странного, мама. Но мне кажется, что сейчас, когда я болею, я намного лучше понимаю, как устроен мир. Как будто я вижу его более отчётливо.
— Так часто бывает. Стоит нам простудиться, как нам кажется, что птицы за окном поют совершенно иначе.
— Я говорила, что мне помахал почтальон?
— Да, рассказывала… Ну — теперь я закрою окно.
Она подошла к кровати и обняла Сесилию.
— Спокойной ночи. Я заведу будильник на семь.
— Не надо. Сейчас же Рождество.
— Именно поэтому. Но, Сесилия…
— Да?
— Может, перенесём твою кровать в нашу комнату? Тебе, возможно, будет лучше… и нам с папой немного проще.
— А вы не можете приходить сюда?
— Конечно. Звони в колокольчик сколько хочешь… даже глубокой ночью.
— Хорошо. Но, мама…
— Да?
— Если бы я была Богом, я бы создала мир таким, чтобы у каждого ребёнка было как минимум трое родителей.
— Почему ты так говоришь?
— Тогда вы бы не так уставали. И вы с папой могли бы немного побыть наедине друг с другом, пока третья мама или папа занимался бы Лассе и мною.
— Не говори так.
— А почему? Я знаю, что устройство мира изменить невозможно. Просто иногда я думаю, что Бог — большой недотёпа. Он даже не всемогущий.
— А я думаю, что в глубине души ты немного злишься из-за того, что болеешь.
— Немного?
— Ну или много. А теперь — спокойной ночи. Злость не поможет, Сесилия.
— «Злость не поможет, Сесилия». Ты это уже сто раз говорила.
— Но я надеюсь и молюсь о том, чтобы ты поправилась. Мы все надеемся и молимся.
— Естественно, я поправлюсь. Ты давно не говорила ничего более идиотского.
— Завтра придёт Кристина и сделает тебе укол.
— Вот видишь!
— Что?
— Ты же не думаешь, что она потащилась бы в такую даль в первый день Рождества, если бы не верила, что лекарство помогает. Это же бред, мама. У тебя совершенно едет крыша от того, что ты так долго живёшь на свете.
— Разумеется, Кристина верит, что лекарство помогает. И я тоже… Ты уверена, что не хочешь переехать в нашу комнату?
— Я скоро стану взрослой! Ты что, не понимаешь, что я хочу иметь свою собственную комнату?
— Конечно.
— К тому же не очень приятно лежать и слушать ваш храп.
— Понимаю.
— Только не принимай это близко к сердцу… Кстати, спасибо за подарки.
— Погасить свет?
— Нет, я сама. Я погашу его, как только закончу думать.
После того как мама ушла в свою комнату, Сесилия достала из-под кровати ручку и дневник. Она написала:
«Каждую секунду из рукава плаща природы появляется совершенно новый ребёнок. Фокус-покус! Каждую секунду множество людей исчезает Раз-два-три, Сесилия — выходи…
Это не мы приходим в мир, мир приходит к нам. Родиться — это то же самое, что получить в подарок целый мир.
Иногда Бог удручённо разводит руками и говорит себе: «Я понимаю, что некоторые вещи можно было бы устроить иначе, но сделанного не воротишь, да и я не всемогущий»».
Сесилия засунула ручку и дневник под кровать и снова задремала.
Девочка не знала, сколько времени прошло, прежде чем она открыла глаза и посмотрела по сторонам. В комнату из-за большого дерева в саду лился свет. Казалось, что морозные узоры на стекле стали золотыми.
— Ариэль, — прошептала она.
— Я здесь.
— Но я тебя не вижу.
— Здесь…
Только сейчас она увидела его. Он удобно улёгся сверху на пустую книжную полку.
— Как тебе удалось туда забраться?
— Для ангела это совершенно не проблема. Хорошо спала?
В следующее мгновение он уже стоял на полу. Сесилия не видела, чтобы Ариэль спрыгивал на пол, да и никакого топота она не слышала. Просто внезапно он оказался на полу. Ангел потрогал новые лыжи и сказал:
— Хорошие лыжи. И санки тоже!
Он повернулся к ней, и Сесилия снова увидела, какой он красивый. Глаза ещё более ясные, чем ей запомнилось, зелёные и загадочные. Сесилии казалось, что они похожи на один драгоценный камень, фотографию которого она видела в большой книге о поделочных камнях. Не звёздным ли сапфиром он назывался?
— А как ты узнал, что придёт мама? — спросила она.
— «Что придёт мама», — повторил Ариэль. — «Как ты узнал, что придёт мама?»
— Ты дразнишься!
— Просто пробую на вкус слова.
