— Смотри, кого я встретила! — возвестила она, придерживая дверь, чтобы вошел Майкл.
— Я же тебя предупреждала… — проворчала Мэлани, но тут же повернула к мужу малышку, чтобы он смог ее рассмотреть.
Майкл коснулся тоненьких белесых бровок дочери. Его ноготь был больше детского носика.
— Она ангел. Она… — Он покачал головой. — Я не знаю, что сказать.
— За тобой должок, — подсказала Гас.
— Проси, что хочешь, — ответил Майкл, сияя, — только не моего первенца.
Дверь в палату распахнулась, и на пороге, потрясая над головой бутылкой шампанского, появился Джеймс Харт.
— Привет! — воскликнул он, пожимая Майклу руку. — Ходят слухи, что сегодня выдалось замечательное утро. — Он улыбнулся Гас. — Я слышал, ты стала повитухой.
Он откупорил бутылку «Моэ», извинился за то, что пролил несколько капель Мэлани на одеяло, и наполнил шампанским четыре пластиковых стаканчика.
— За родителей! — провозгласил он, поднимая стакан. — И за… Вы уже придумали имя?
Майкл взглянул на жену.
— Эмили, — сказала она.
— За Эмили!
Майкл поднял свой стакан.
— И — лучше поздно, чем никогда, — за Криса!
Мэлани взглянула на полупрозрачные младенческие веки, оттопыренную губку и нехотя положила дочь в кувез рядом с кроватью. Там уместилось бы еще двое таких, как Эмили.
— Ты не против? — спросила Гас, кивая на кувез, а потом на Криса, уютно сопящего у нее на руках.
— Клади, конечно.
Мэлани наблюдала, как Гас кладет сына рядом с Эмили.
— Нет, вы видели! — воскликнул Майкл. — Моей дочери один час от роду, а она уже спит с парнями.
Все посмотрели на кувез. Малышка вздрогнула и затихла. Ее длинные пальчики разжались, словно вьюнок, и вновь сжались в кулачки, схватив добычу. И хотя Эмили действовала совершенно бессознательно, она, когда снова погрузилась в сон, крепко сжимала руку Кристофера Харта.
Ноябрь 1997 года
Анну-Мари Маррон мало чем можно было удивить.
Она полагала, что за десять лет работы в полиции Вашингтона, округ Колумбия, повидала больше, чем за последующие десять лет в сонном городишке Бейнбридж, штат Нью-Гемпшир. Но она ошиблась. В округе Колумбия она не была лично знакома с теми, кого арестовывала. Почему-то насилие в семье трогало больше, когда в нем обвинялся легендарный, любимый директор городской начальной школы. Наркоторговля и мафия беспокоили меньше, чем «травка», которую любовно взрастила на своем участке вместе с базиликом и душицей старенькая миссис Ингленук. Обнаружить смертельно раненную девушку-подростка, окровавленного юношу и дымящийся пистолет — в Бейнбридже с подобным сталкиваешься не каждый день, тем не менее это не означает, что для Анны-Мари случившееся стало полнейшей неожиданностью.
— Я бы хотела побеседовать с Крисом, — повторила она.
— Вы ошибаетесь! — заявила Гас Харт, скрестив руки на груди.
— Возможно, ваш сын развеет мои сомнения.
Она не стала говорить матери правду: несмотря на то что у полиции не имелось достаточных оснований для ареста Кристофера Харта в качестве главного подозреваемого в совершении убийства, дело, пока не доказано обратное, будет квалифицироваться именно как убийство.
— Я знаю свои права… — начала Гас, но Анна-Мари подняла руку.
— Как и я, миссис Харт. Если желаете, я с удовольствием зачитаю их вам и вашему сыну. Но пока он не является подозреваемым. Он всего лишь поможет кое-что прояснить в расследовании. А поскольку он оказался единственным выжившим свидетелем того, что произошло, я не понимаю, почему вы препятствуете нашей беседе. Если только, — продолжала она, — он не сообщил вам нечто, что, на ваш взгляд, необходимо скрыть.
Щеки Гас Харт покраснели, и она посторонилась, пропуская детектива в палату.
Хотя женщина была в штатском, а в руках не держала ничего угрожающего, всего лишь блокнот, с ее появлением в палате настолько повеяло самоуверенностью, что Джеймс поднялся и приблизился к кровати сына.
— Джеймс, — негромко сказала Гас в надежде, что сын не проснется, — сержант Маррон хотела бы переговорить с Крисом.
— Что ж, — ответил Джеймс, — как врач могу вам сообщить, что он не в том состоянии, чтобы…
— При всем моем уважении, доктор Харт, — перебила детектив Маррон, — вы не его лечащий врач. Доктор Колман уже дал «добро».
Она присела на край кровати и положила блокнот на колени.
Гас наблюдала, как посторонняя женщина сидит там, где должна сидеть она сама, и чувствовала, как в душе растет негодование, совсем как тогда (много лет назад), когда другой карапуз толкнул Криса на детской площадке или когда учитель Криса в пятом класса на родительском собрании заявил, что ее ребенок не подарок. «Тигрица» называл ее Джеймс, когда Гас выходила на тропу войны, чтобы защитить собственное дитя. Но от чего на этот раз она собирается его защищать?
— Крис, — негромко позвала детектив. — Крис… мы можем поговорить?
Крис моргнул и открыл глаза — «заспанные глазки», как всегда называла их Гас, такие бездонные и светлые на фоне смуглой кожи и темных волос.
— Я детектив Маррон, полиция Бейнбриджа.
— Детектив, — подал голос Джеймс, — Крис пережил тяжелейший стресс. Разве нельзя подождать с расспросами?
Рука Криса, лежащая на краю одеяла, напряглась. Он посмотрел на посетительницу.
— Вам известно, что произошло с Эмили?
На мгновение Анна-Мари задумалась: то ли парень хочет услышать от нее ответ, то ли сам признаться?
— Эмили, — ответила она, — доставили в больницу, как и тебя. — Она щелкнула шариковой ручкой. — Что вы делали вечером на карусели, Крис?
— Мы поехали туда… просто так. — Он сжал край одеяла. — Взяли с собой бутылочку виски «Канадиан клаб».
Гас застыла от удивления. Крис, который сам вызвался работать с ней в движении «Матери против пьяных за рулем», пил в автомобиле?
— Больше у вас ничего с собой не было?
— Было, — прошептал Крис. — Отцовский пистолет.
— Что-что? — воскликнула Гас, делая шаг вперед, в то время как Джеймс открыл было рот, чтобы возразить.
— Крис, — детектив Маррон и глазом не моргнула. — Я всего лишь хочу узнать, что произошло сегодня вечером. — Она пристально посмотрела на него. — Мне нужно выслушать твою версию.
— Потому что Эмили уже не может рассказать свою, верно? — спросил Крис, сжимаясь. — Она умерла?
Не успела Гас подойти к постели и обнять сына, как это сделала за нее сержант Маррон.
— Да, — ответила она, когда Крис громко зарыдал.
Его спина — единственное, что могла видеть Гас из-за обнимающего ее сына детектива, — содрогалась.
— Вы повздорили? — негромко спросила детектив, отпуская Криса.
Гас сразу отметила мгновение, когда Крис понял, на что намекает детектив. «Убирайтесь!» — хотелось закричать ей, готовой не на жизнь, а на смерть защищать сына, но она обнаружила, что не может произнести ни слова. Она, как и Джеймс, ждала, что он начнет возражать.
На долю секунды ей показалось, что он не станет этого делать.
Крис энергично покачал головой, как будто намеревался буквально вытрясти зерно сомнения, которое заронила в его мысли детектив Маррон.
— Господи, конечно же, нет! Я люблю ее. Я люблю Эм. — Он подтянул колени к подбородку и зарылся в них лицом. — Мы планировали сделать это вместе, — прошептал он.
— Что сделать?
Хотя вопрос задала не Гас, Крис взглянул на мать. На его лице застыл страх.
— Убить себя, — негромко признался он. — Эм должна была сделать это первой, — объяснил он, продолжая обращаться к Гас. — Она… она выстрелила в себя. И прежде чем я успел последовать за ней, приехала полиция.
«Не думай ни о чем, — мысленно приказала себе Гас, — просто действуй». Она подбежала к кровати и обняла сына. Разум отказывался верить: Эмили и Крис? Совершить самоубийство? Да это просто невозможно! Но тогда оставалась лишь одна, еще более ужасающая альтернатива. Та, на которую намекала детектив Маррон. Непостижимо, что Эмили могла себя убить, но еще более нелепо поверить, что ее мог застрелить Крис.
Гас подняла голову и из-за широкого плеча сына взглянула на детектива.
— Уходите, — велела она, — немедленно!
Анна-Мари Маррон кивнула.
— Я зайду позже, — сказала она. — Мне очень жаль.
Сержант ушла, а Гас продолжала держать Криса в объятиях, задаваясь вопросом: она сожалеет о том, что уже произошло, или о том, что произойдет, когда она вернется?
Майкл уложил Мэлани в постель — женщина уснула под действием успокоительного, которое прописал ей сердобольный врач-реаниматолог. Он опустился на противоположную сторону кровати и стал ждать, пока дыхание жены не станет ровным и она не забудется глубоким сном. Он не хотел оставлять ее одну, пока не удостоверится, что не лишится неожиданно еще и жены.