Ознакомительная версия.
— Я, — продолжал он, — совсем даже не ребенок.
— Да, — радуясь перемене в нем подхватила я, — ты львенок, а не ребенок…
— Клянусь душой, — закончил он. И очень довольный прибавил:
— Вот видишь, я читаю книги.
— Хороший мальчик, — покровительственно сказала я.
— Ах, вот как ты со мной разговариваешь. Тогда не будете ли вы так добры, взрослая тетенька, сказать, сколько вам лет? Что-то мне не кажется, что вы старше.
— Ну вот, разве женщинам задают такие вопросы?
— Так то женщинам не задают. А таким девчонкам как ты можно.
— Ну, если тебе так хочется знать, то мне скоро двадцать два. А тебе, между прочим, двадцать.
— Подумаешь, два года разницы, это ерунда. А я уже и вправду подумал, что ты жила при Александре Македонском.
— Я что, так старо выгляжу? — поинтересовалась я.
— Нет, но ты же ангел. Откуда мне знать, как у ангелов года считаются. Да, а вот еще вопрос, — совсем повисел он. — Ангелы пьют кофе или по старинке все только нектар с амброзией?
— Кофе тоже пьют, — успокоила я его, — можешь предлагать.
— Вот и хорошо, давай хоть кофе выпьем, а то я с тобой уже замучался.
— Ничего себе, — возмутилась я. — это кто еще с кем замучался.
— Ну, хорошо, хорошо, пусть будет, что ты со мной, — засмеялся он. — Главное, что у меня есть отличный кофе. Я тебе сейчас покажу.
В университете, мы изучали психологию, и я знала, что душевные страдания не могут продолжаться бесконечно. Когда они достигают критической точки, срабатывает система самозащиты, и человек как бы отключается от них и наступает релаксация. Конечно, это временное облегчение, он еще будет страдать, но сейчас его боль затихла, и он счастлив и весел. Ничего, время лечит, он забудет ее. А я уж постараюсь помочь ему. Но я еще не все сделала сегодня, остался еще один очень важный момент.
— Леня, — просительно сказала я, — Перед тем, как мы пойдем варить кофе, можно мне что-то сделать?
— Что ты имеешь в виду? — он подозрительно посмотрел на меня.
— Нет, ты сначала скажи, что можно.
— Ну, хорошо, давай, — подумав, согласился он.
— Я должна забрать у тебя таблетки, — выпалила я.
По его лицу пробежала тень.
— Вообще-то, в этом нет необходимости, я… — он замялся.
— Береженного бог бережет, — твердо сказала я. — так я заберу?
— Ну, если ты так хочешь… Хорошо, я сейчас принесу их.
— Нет, — упрямо сказала я. — Я сама возьму. Скажи, где они лежат.
— Хочешь убедиться, что я все тебе отдам? — догадался он.
— Да. Откуда я знаю, может, у тебя еще что-нибудь есть.
— Тогда тебе нужно забрать все колюще-режущие предметы, — невесело пошутил он.
— Если надо будет, заберу, — я была тверда как кремень.
— В общем, хочешь сделать шмон?
— Да, — я стояла на своем.
— Ладно, пошли в ванную. Они там в шкафчике.
Он открыл дверь в ванную и пропустил меня вперед. Она была крохотной. Ванна занимала ее большую часть. Узенький проход вел к раковине, над которой висел шкафчик. Я решительно направилась к нему. Внутри лежали немногочисленные лекарства, мыло, зубная паста.
— Вот они, — он показал на флакон, наполненный таблетками. Я быстро схватила роковое лекарство и сунула в карман джинсов.
— Ну, что еще ты собираешься забрать? — насмешливо спросил он.
Он стоял сзади, почти вплотную ко мне, и я чувствовала его близость каждой клеточкой своего тела. Но сейчас передо мной стояла важная задача обезопасить его, и я не могла отвлекаться.
— Это аспирин, — он протянул руку поверх моей головы и стал показывать мне лекарства. — Это энтеросептол, это, пардон, средство от запора…
— А это что? — Я коршуном кинулась на таблетки анальгина. На вид их было штук тридцать. В таком количестве они были опасны, и я не собиралась их ему оставлять.
— Э, это всего лишь анальгин, что ты делаешь? — удивился он, видя, что я прячу и это лекарство в карман.
— Это я тоже не могу тебе оставить, — сурово сказала я.
— А что я родителям скажу, если у них живот заболит? — заныл он. — И вообще, лекарство денег стоит.
— Деньги я верну, — все тем же суровым тоном ответила я. — Скажи спасибо, что я оставляю вам средство от запора. Ну, ладно, пока все.
Я повернулась и неожиданно мы оказались совсем близко друг к другу, лицом к лицу. Наступила пауза. Его губы были совсем рядом. Я видела, что ему хочется поцеловать меня, но он не решается. Я даже понимала, почему. Всего лишь час назад он собирался умереть из-за любви к другой. Он боялся, что я буду смеяться над ним.
— Знаешь, а я ведь даже не знаю, как тебя зовут, — вдруг с удивлением сказал он. Но только я хотела назвать свое имя, он жестом остановил меня.
— Не нужно имени, — сказал он. — Ты ведь мой ангел-хранитель. Я буду называть тебя ангел.
— Я что, похожа на ангела? — спросила я.
Он отступил на шаг и окинул меня оценивающим взглядом.
— Во всяком случае, ты достаточно хорошенькая для этого.
Наконец-то, оценил, обрадовалась я.
— Ладно, при таком условии, я согласна.
— Тогда все, ангел, пошли пить кофе, — скомандовал он, и, легонько обняв меня за плечи, повел в кухню.
— Вот, — с детской гордостью он продемонстрировал мне там явно иностранную вакуумную упаковку с зернами кофе. — Ты когда-нибудь видела такое? Это двоюродный брат отца присылает нам из Израиля. Настоящий арабика.
Я, конечно же, выразила максимум восхищения столь замечательным кофе, и он, страшно довольный, вскрыл упаковку и пересыпал часть зерен в кофемолку. По кухне тут же поплыл совершенно одуряющий запах. Мне нестерпимо захотелось кофе.
— Давай я пока джезву наполню, — чтобы ускорить дело предложила я. И тут такое началось. Он даже выключил кофемолку и несколько секунд молча уничтожал меня взглядом, а потом возмущенно сказал.
— Женщина, знай свое место. Неужели ты думаешь, что я доверю тебе варить кофе? Женщины могут варить борщ, но настоящий кофе никто из них варить не умеет. Сядь и помолчи.
Пожав плечами, я уселась за стол, а он еще некоторое время продолжал молоть зерна, время от времени проверяя, что получилось и что-то бормоча себе под нос. Наконец, полученный результат его, по-видимому, удовлетворил, так как он выключил кофемолку и пересыпал все из нее в джезву.
— Вот видишь, — снисходя к моему невежеству, попутно объяснил он, — зерна не должны быть смолоты в порошок. Хороший кофе должен быть грубого помола.
Потом он стал тщательно отмерять воду, а я смотрела на него и думала, какой же он еще ребенок. Как только это ребячество могло сочетаться с такой решимостью. И каким характером нужно обладать, чтобы довести до конца решение покончить с собой.
Неожиданно он повернул голову и, поймав мой взгляд, смущенно засмеялся.
— Ладно. Не смотри на меня как на дурачка. Это один турок научил меня так готовить кофе.
Вот увидишь, как здорово получится.
Он поставил джезву на огонь и стал внимательно смотреть в нее.
— Ну, и что там такого особенного ты делаешь, что мне нельзя было доверить? — не выдержала я.
— Сейчас увидишь. Вода не должна кипеть. Нужно внимательно смотреть, и когда она вот-вот будет готова закипеть, нужно быстро выключить, немного подождать и снова включить. И так три раза.
— Ничего себе, и ты каждый раз вот так дурью маешься? — удивилась я.
— Ага, — машинально ответил он, но тут же спохватился и грозно посмотрел на меня.
— Женщина, молчи, — потом сам не выдержал и засмеялся. — Ладно, я вижу тебя все равно ничему не научишь, лучше открой холодильник и достань пирожные. Мама напекла перед уходом.
Я открыла холодильник. Там стояло целое блюдо очаровательных маленьких эклеров, часть из которых была посыпана сахарной пудрой, а часть покрыта шоколадной глазурью.
— Ой, красота какая, — вырвалось у меня. — так у тебя все время были эти пирожные, а ты собрался умереть, — хотела сказать я, но в последний момент поняла, что лучше больше сегодня не говорить об этом, и тут же переменила окончание предложения.
…а ты мне даже и не предлагал, — удалось мне продолжить без малейшей запинки.
— Я боролся с собой, — гордо сказал он не отводя глаз от кофе, — и видишь, наконец-то…
— …сумел оторвать их от сердца, — подсказала я.
— Точно, — засмеялся он. — Все, можно выключать окончательно.
— А сахар ты разве сыпишь не в джезву, а в чашку? — наивно поинтересовалась я на свою голову, и вызвала опять бурю возмущения.
— Да кто же пьет такой кофе с сахаром? Сахар не просто изменяет вкус кофе, он забивает его, он, если хочешь знать, просто уничтожает его.
— Так ведь без сахара он же горький как хинин, — попробовала защищаться я.
— А ты сначала попробуй, а потом будешь говорить, — мой любимый был неумолим. — Сейчас я добавлю немного соли и через минуту можно будет разливать.
Ознакомительная версия.
