Дедушка явно разнервничался.
— Эй, — Рита поспешила вернуть старика из своих эмоциональных миров, — но ведь он написал вам, значит, хочет начать общение… Может, одумался, решил не держать зла…
— Как бы не так. Он просто собирается сваливать за бугор, и ему из этого чертового города нужна справка из жека, о том, что выписан. Новых координат твоей матери он не знает, вот и решил ко мне обратиться, еще позвонил, проверил, дошло ли письмо…
— Он хочет уехать?!
— Ну да. Впрочем, это не важно.
В глазах Риты появились слезы. О том, что отъезды заграницу равносильны отходам в мир иной, Рита была наслышана от мамы, множество подруг юности которой давно поуезжали в разные страны, и тем мгновенно разорвали все старые связи. «Оттуда не возвращаются, и там быстро забывают тех, кто здесь», — рассказывала мама. Рита поняла, что больше никогда не увидит своего родного папика и неожиданно громко шмыгнула носом.
— Слушай, я уж думал ты наша по духу, а оказалось плакса какая-то. Что реветь-то? Не было у тебя отца никогда, и не будет впредь. Как и у него не было, как и у меня не было. Как и у твоих детей не будет. Наследственность у тебя в этом смысле дурная. Все мы по натуре одиночки, а родных своих предпочитаем любить на расстоянии.
В этой тираде девочка почувствовала какие-то отблески собственных ощущений. Она улыбнулась и примирительно произнесла.
— Вы злой какой-то, можно подумать, что Вы себя терпеть не можете.
— Станешь тут злым, когда всякие взрослые пигалицы, моим кружковцам ровесницы, вдруг внучками оказываются, а какие-то козлы по телефону им общаться со мной не дают.. — Рита вдруг с ужасом подумала о Валентине, — а себя я терпеть могу, еще как могу, — смеясь продолжал дед Олег, — просто я думал, что закономерность рода на твоем отце и прекратится, а н-нет, вижу, что природа еще одного избранного сотворить умудрилась.
Рита его не слушала, она кинулась к телефону.
— А ты знаешь, что твой отец на самом деле выдающийся поэт?
Рита застыла с гудящей трубкой в руках.
— Секундочку, — спокойно произнесла она.
— Алло? Валентин? Я все-таки задерживаюсь, ибо разговор у меня тут очень важный.
— Ты издеваешься?!
— Алло? Алло? Дядя Валик мне ничего не слышно, приду в шесть часов, алло?
Рита положила трубку и вернулась за стол.
— Выдающийся поэт?
— А чего тебя это так интересует? Пишешь?
Рита кивнула.
— Так я и знал… А читаешь что?
Девочка на секунду задумалась.
— В основном мама снабжает литературой. Вот Жоржа Оруэлла недавно прочла.
— Почитай что-нибудь, из своих текстов.
Дедушка Олег испытывающе взглянул на внучку и принялся слушать. Рита неожиданно для себя вспомнила написанное утром стихотворение.
— Похвально… — пробурчал он, после того, как Рита наскоро проговорила последнее четверостишье, — Придется слегка заняться твоим образованием, раз задатки видны…
— Вы обещали рассказать. Мой отец… — напомнила Рита.
— Мой сын… — подражая тону девочки, произнес дед Олег, — тут рассказывать нечего. Печататься — не печатался, а вот пишет великолепно. На, дома почитаешь.
Рита дрожащими пальцами взяла из рук старика тетрадку истрепанную до безобразия.
— Расскажите о нем.
— Родился он в Харькове, был зачат в одну из жарких летних ночей, во время безумного любовного приключения молодого студента, то бишь меня, и взрослой медсестры из до жути интеллигентной семьи. В брак это приключение, слава богу, не переросло, хотя я честно хотел жениться. Её родители, мудрые люди, были категорически против. Когда твоему отцу стукнуло тринадцать Лариса, твоя бабушка, привезла его мне сюда, дабы посвятить хоть какой-то отрезок жизни самой себе. Но не успела, ибо за три дня, что провела в Лобытнангах, умудрилась влюбиться в моего друга и остаться в этом городе очень на долго. Так рос твой отец. Он был парнем вполне разумным, чтобы не мешать матери и отчиму, но навязчивым ровно настолько, чтоб превратить мою жизнь в ад: ни одна из приводимых мною в дом женщин не уходила без каких-либо подначек со стороны Сереженьки, возомнившего, что мы с ним будем до скончания века жить наедине. Когда я мягко, ну, как мне показалось мягко, объяснил парнишке, что вообще-то нам не мешало бы завести новую маму, он ужасно обиделся и сбежал из дому. Я его нашел через две недели. В Москве. Выяснилось, что он вот уже две недели живёт с бомжами на вокзале. Мальчишка был уже взрослым, посему его отказ возвращаться ко мне я не мог не принять во внимание. Пришлось за уши поступать его в один из Харьковских вузов и селить в общагу. Из института его регулярно выгоняли, я прилетал, платил деньги и заставлял его вернуться к учебе. В результате через одиннадцать, вместо положенных пяти лет он таки, получил диплом, который в будущей жизни ему абсолютно не пригодился. Параллельно с учебой, твой отец связался с какими-то хиппи и, проповедуя благие вести о правильности нищеты, слонялся звукорежиссером какой-то неизвестной группы. Помимо этого он тогда в первый раз задумал жениться. Не вышло. Точнее, прожил он вместе со своей женой всего лишь две недели. Его выгнали ее родители за то, что молодожены заперлись в своей комнате и не выходили оттуда ни на час, забросив все дела и учебы. Расставался он со своей супругой явно без скорби. А вот потом начались настоящие проблемы. Он встретил твою мамочку — в результате очередная женитьба. Я его отговаривал, я ему объяснял, что ему еще рано жениться, а он твердил о какой-то великой любви. Как видишь, я оказался прав — любовь эта прошла бесследно.
— Вы не правы, — Рита позволила себе вмешаться, — во-первых, любовь эта закончилась спустя очень много лет, во-вторых, вовсе не бесследно, ибо вот перед вами сижу я. И о чувствах моих родителей попрошу отзываться с должным уважением.
— Тьфу ты, узнаю в тебе породу. Это, конечно, хорошо, но, девочка моя, принадлежность к роду Морских, кроме дерзости и бесстрашия, ещё очень ко многому обязывает.
— Что там было дальше с отцом? — не слушала Рита.
— Тебе виднее, с момента его второй женитьбы, мы с ним больше не общались.
— Вы же говорили, что следили за каждым его шагом.
— Я такое говорил? — дед Олег рассмеялся.. — Запомни, девочка, склонность к преувеличениям — отличительная черта нашего рода. И это не плохо, так просто есть. Ну, если честно, я иногда наводил справки через общих знакомых. О тебе мне эти справки ничего не докладывали…
Рита подумала, что он почти прав.
— Неужели вы без него совсем не скучали?
— Подумай, если бы ты уехала от матери, ты бы скучала без нее?
Девочка задумалась.
— Да.
— А почему при мысли об этом глаза загорелись? Хочется уехать?
— Ну, судя по всему у меня это наследственно, — кухня деда Олега наполнилась смехом.
— Вот видишь, ты сама все понимаешь. Скучать — скучаем, видеться не можем. Потому что любая привязанность лишает свободы. А мы устроены так, что без неё прожить не можем…
В двери завозился ключ и в квартиру вошел промерзший Славик с печеньем.
— Ты чего так долго?
— Я друзей встретил. Разговаривали. Они как прицепились, когда у тебя концерт, когда концерт? А я ничего ответить не могу. Вы ж молчите.
— Когда придет время, я вам скажу.
— Ну, когда оно уже придет?
— Увидишь, почувствуешь. Когда поймешь, будто то, что ты делаешь — это первостепенно, тогда и настанет время.
Рита удивленно следила за этим диалогом, подсознательно ощущая, что сейчас речь идет о чем-то очень важном для нее. Вдруг большие кухонные часы пробили шесть раз. Рита испуганно вскочила и направилась к выходу.
— Чего ты так дергаешься? — дед Олег прошел за ней, — посиди еще.
— Я в шесть обещала быть дома!!!
По серьезному испугу внучки дед Олег понял очень многое о ее семье.
— Дай-ка мне свой домашний телефон, хочу поговорить с твоими родителями.
Девочка на секунду задумалась, но потом, отрицательно помотав головой, тихо произнесла:
— Не надо, пока не надо, когда будет надо, я сама скажу.
Морские поняли друг друга и Рита ушла. Славка важно отправился провожать свою новую знакомую.
— А о каком таком концерте шла речь, а? — Рита безуспешно пыталась скрыть волнение.
— Когда я одной своей знакомой сказал, что скоро у меня выступление, она, покраснев, спросила, в каком фильме я снимался. Причём с такой же интонацией, как ты сейчас спрашиваешь о концерте…
Рита даже слегка обиделась. Но Славик тут же решил отвечать, не дав ей время вспылить.
— Твой дед, хоть и малость «того», чокнутый, но все же великолепный руководитель.
— Во-первых, он не чокнутый, он просто, — Рита на секунду замолчала, пытаясь сформулировать ощущения, испытанные ею при общении с дедушкой, — он просто видит все несколько глубже.
