На центральном снимке был изображен почтенный пожилой ученый, который с ужасом взирал на менору у себя в руках. Подпись гласила: «Доктор Георг Московиц, известный археолог, говорит: «Это дьявольское изделие обрекает на гибель всех, кто им владеет, потому что на нем лежит проклятие смерти».
Застонав, Кюллинан сделал то, что редко себе позволял, – он вслух выругался.
– Черт побери, что это за доктор Георг Московиц?
– Тот симпатичный старый румын, – сказал Табари, – который держит менору.
– Тащи его сюда! – рявкнул Кюллинан, но, когда кибуцник, спокойный и невозмутимый, появился, Табари перехватил инициативу:
– Это ты на снимке?
– Когда тот парень снимал, доктор Кюллинан стоял рядом.
– Не помню, чтобы ты так выглядел, – сказал Кюллинан, приглядевшись к фотографии.
– Как раз перед тем, как снять, тот парень скорчил мне рожу, – объяснил кибуцник. – Я прямо подпрыгнул.
– Ты точно ничего не говорил о «проклятии смерти»?
– Нет. Но когда тот фотограф шел к своей машине, он окликнул меня и спросил, не думаю ли я, что на подсвечнике лежит проклятие, и, чтобы отделаться от него, я сказал: «Может быть».
Этим же днем на холме появились первые экскурсанты, которые хотели увидеть «подсвечник смерти», а на следующее утро прибыл уже туристский автобус. Расстроенный Кюллинан сказал Элиаву: «Я лез из кожи вон, чтобы оберечь достойную репутацию раскопок. Шестеро желающих помочь нам разрекламировали себя, и я отказался от их услуг».
– Мы знакомы с твоим осторожным интервью, когда чикагский репортер хотел, дабы ты сказал, что надеешься сделать открытия, связанные с Библией. – Элиав раскурил трубку.
– И все же мы ведем раскопки на земле, где зародились три величайшие религии. И должны вести себя безукоризненно.
– Ты предполагаешь найти материалы, касающиеся христианства? – спросил Элиав.
– Материалы? Ты имеешь в виду манускрипты… доказательства? Нет. Но вот проникнуть в суть – да.
Собеседники замолчали, и спустя какое-то время Кюллинан спросил:
– Разве ты, как еврей, не надеешься найти то, что бросит свет…
– А почему, по-твоему, я работаю на этих раскопках? – задал вопрос и Элиав. – Каждый раз, втыкая лопату в землю, я смутно надеюсь найти то, что расскажет мне нечто большее об иудаизме. – Он помолчал. – Нет, не так. Расскажет не мне. А миру. Потому что мир должен знать.
Ответственность за поставленную цель, которая лежала на этих двоих людях, заставляла их с отвращением смотреть на газетную истерию. Хотя никто из них не рассчитывал найти какие-то новые исключительные данные, имеющие отношение к иудаизму, христианству или исламу, каждый надеялся извлечь из недр Макора серьезную информацию, которая поможет понять мир, где зародились эти религии.
– Отныне и газетчиков и туристов держать подальше от раскопок, – заключил Кюллинан, но при этих его словах явился Табари с телеграммой из Чикаго:
«КЮЛЛИНАН НЕ ОБРАЩАЙТЕ ВНИМАНИЯ ЕСЛИ ИЗРАИЛЬСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ПОТРЕБУЕТ ПЕРЕДАТЬ ОСТАЛЬНЫЕ НАХОДКИ ЕМУ ВАЖНО ЧТОБЫ ВЫ ОБЕСПЕЧИЛИ ДОСТАВКУ ПОДСВЕЧНИКА СМЕРТИ В ЧИКАГО ПОЛ ДЖ. ЗОДМАН».
Кюллинан кивнул и дал Табари поручение заверить Зодмана, что все будет в порядке. Чикаго получит свое сокровище.
На следующий день все эти мелочи были забыты. Элиав сообщил, что рабочий в траншее В нашел неопровержимые доказательства – они раскопали руины замка крестоносцев.
– Надпись, которую можно датировать 1105 годом нашей эры! Мы нашли замок!
Как только сообщение об открытии облетело кибуц, случилось нечто странное: приемщик в курятнике, считавший собранные яйца, повара на кухне, ребята в школе и добровольцы из разных стран бросили свои занятия и молча потянулись на холм. Их группы стояли в ожидании, глядя, как археологи перекладывают камни, а девушки с кисточками стряхивают с них пыль. За тысячи миль отсюда люди решили проникнуть в тайны этого холма, и наконец настал час, когда они нашли нечто важное. Это был волнующий момент.
Но на краю траншеи В собралось так много зрителей, что Табари, оберегая ее от обвала, был вынужден отодвинуть их. Когда толпа отхлынула, десять самых сильных рабочих спустились в проем, чтобы оттащить последние обломки камней. Но плиту с надписью они не тронули. Первым делом ее нужно было сфотографировать прямо на месте, а художнице предстояло зарисовать все детали места, где ее нашли. С помощью этих фотографий и рисунков какой-нибудь теоретик, наделенный творческим воображением, пусть он никогда и не видел Макор воочию, сможет найти объяснение, которое прольет свет на целый исторический период. Когда изображение было зафиксировано, Табари поднял рабочих из траншеи, а зрителям было разрешено приблизиться вплотную, чтобы они увидели первую главную находку на Макоре. Кюллинан ждал своей очереди, и, когда он увидел прекрасный древний камень, тщательно обработанный средневековым ремесленником, он испытал прилив восторга. Замок существовал! Первый же этап раскопок принес успех, и за последующие годы им предстоит тщательно исследовать эти величественные руины. А пока он заполнял карточку экспоната.
Увидев дату, Табари запротестовал, что на данном этапе камень может быть датирован не позже 1105 года, потому что в «Хрониках Венцеля Трирского» есть документальное свидетельство, что в том году умер граф Фолькмар из Гретца, но Кюллинан сухо заметил:
– Мы знаем, когда он умер, но нам неизвестно, когда камень был вырезан и вмурован в стену. Я предполагаю, что приблизительно именно в это время.
Но ныне на раскопках воцарилась невеселая атмосфера – такого рода вещи опытный администратор всегда старается предвидеть; в траншее А не было найдено ровно ничего существенного, поэтому работавшая на ней команда стала терять бодрость духа; другая же команда с воодушевлением встречала каждое утро, пытаясь догадаться, что еще они извлекут на свет: может, обеденные тарелки крестоносцев, украшенные изображениями рыб, части доспехов, резные фрагменты алтаря из часовни, камни кладки, которые создадут подлинное представление о замке, в котором жили рыцари и откуда они уходили на битвы. В течение трех июньских недель землекопы нашли крепко обожженные камни – какое-то пламя опалило их так, что они потрескались, – и пошли рассуждения, что стало причиной такого пожара, который оставил шрам на всем крыле замка. В те дни раскопки в траншее В при желании могли служить прекрасным примером, как археологи вскрывают забытые тайны.
В то же самое время траншея А доказывала, что раскопки могут быть и неудачными, ибо уже было ясно, что главные ворота найти не удалось. После нескольких обескураживающих недель Кюллинан собрал свою команду у раскопа и спросил: «Что делать?» Теперь Элиав признал, что ворота должны были стоять куда ближе к востоку, как с самого начала и предполагал Кюллинан. Он посоветовал бросить эту никчемную траншею и перенести работы на семьдесят ярдов восточнее, но Кюллинан не согласился: «В траншее В мы нашли замок, и, пусть даже весь остальной холм ничего не даст, мы должны знать и это тоже». К разочарованию кибуцников, работавших в траншее А, он приказал им продвигаться, как и планировалась, и попытался убедить их, что «то, чем вы занимаетесь здесь, так же важно, как и работы там». Но он убедился, что доказать этот тезис было трудновато.
Так что команда траншеи А продолжала пробиваться сквозь пустые пласты породы и наконец, когда, напрягая все силы, достаточно перекидала ее, обнажились три концентрических стены, которые охраняли Макор. Где-то около 3500 года до нашей эры люди, о которых пока еще ничего не было известно, возвели толстую внешнюю стену, просто стаскивая в беспорядочные кучи огромные валуны. Две тысячи лет спустя, как раз перед временами Саула и Соломона, такое же неизвестное племя поставило крепкую среднюю стену. А еще через две с половиной тысячи лет, в эпоху крестоносцев, была возведена внутренняя стена, и это уже была работа европейцев. Как ее удалось проломить и в какой части замка вспыхнуло пламя, уничтожившее его, Кюллинан, как ученый, отказывался строить догадки. Он предположил, что после завершения строительства последней стены боковые склоны были вымощены каменными плитами – восемьсот лет назад это стало последним строительством на холме. Нападение на Макор никогда не было простым делом. Кюллинан, осматривая плато, увенчанное тремя стенами – конечно, они не представляли собой три отдельных кольца; все были разрушены, и каждое вырастало из своих предшественников, но, тем не менее, каждое обладало своей оригинальной конструкцией, – сказал остальным: «Все, что мы ищем, вылупилось из этого маленького каменного кокона. Мы знаем его очертания, но не значение».
А затем в быстрой последовательности, одну за другой, внутри периметра последней стены землекопы траншеи А сделали три находки – не столь значительные, как остатки замка, но, по сути, они отодвинули начало истории Макора. Так что после того, как предметы были исследованы учеными, баланс настроений между траншеями восстановился, и тайны холма начали раскрываться одна за другой. Первая находка представляла собой просто кусок известняка, украшенного изысканной резьбой, не имевшей ничего общего ни с еврейской, ни с христианской стилистикой. Ясно, что происхождение ее было мусульманским – поэтическое украшение мечети, – но позже рука христианина вырезала на ней пять крестов.
