Говорят также, что он обладает железной хваткой, хотя этого не видно по его белым ухоженным рукам, которые украшает только один — но зато какой! — перстень с огромным рубином. Испания обанкротилась, потому что ее деньги плавно перетекли в чью-то личную собственность. Если стране нужны деньги, то обращаются напрямую к сеньору де Леке, который их обычно находит. Потому он и премьер-министр.
Между тем за столом король Филипп говорил что-то о Боге и католической церкви. Сеньор де Лека согласно кивал головой, доктор Монардес налегал на телячий окорок, а я пил мадеру. Мальчик спокойно спал в своих покоях, здоровый или нет, но, по крайней мере, без паразитов. Так что все было в порядке…
Когда мы шли к карете, я высказал некоторые соображения о сеньоре де Леке.
— Странный человек этот сеньор, — сказал я. — Если верить тому, что о нем рассказывали, то многих людей он сделал богатыми, а о себе забыл.
— И что ты в этом видишь странного? — ответил доктор Монардес. — Его влечет власть, а не деньги. Люди бывают разные. Ему подобные — самые утонченные экземпляры человеческого вида. Он хочет править. Принимать решения и воплощать их. А даруя людям богатство, он делает их зависимыми. Он связал их золотой цепью, которую никто не хочет рвать. Теперь они обязаны ему и по гроб жизни будут верны. В любых обстоятельствах и по любому поводу он всегда может рассчитывать на них, пока дает то, чего они хотят. Так, при дворе все должны торговцу Эспиносе. А Эспиноса набивает мошну благодаря де Леке. Если тот, кто состоит при дворе, будет делать то, чего требует де Лека, то он сможет сохранить свое имущество. Если же будет делать не то, что требуется, Эспиноса попросту отберет у него все, что он должен. Хорошая система. Работает безупречно.
— Но зачем ему это? — снова спросил я, хотя уже все отлично понимал. Просто мне хотелось услышать мнение доктора. — Он мог бы стать очень богатым и жить припеваючи.
— Но он не хочет жить припеваючи, кататься как сыр в масле, Гимараеш, — терпеливо ответил доктор. — Ведь именно это я и пытаюсь тебе растолковать: люди разные. Он не такой, как ты. Одним нужно богатство, другим — власть. Есть и третьи, но не о них сейчас речь. Что касается нашего случая, то разница налицо: богатство делает тебя свободным, а власть дает возможность управлять другими. Порой эти понятия несовместимы, поэтому приходится выбирать.
— Но почему несовместимы? — возразил я. — Если у меня есть торговая компания, то я стану управлять всеми, кто в нее входит.
— Не строй из себя дурака, Гимараеш, — немного раздраженно ответил доктор. — Это вообще несравнимые вещи. Могу себе представить, что испытывает сеньор де Лека ко всем, у кого есть торговые компании, даже к людям, подобным Кристобалю де Сандовалю и Эспиносе. Не сомневаюсь, что — глубокое презрение. И думаю, он прав. Пока у него в руках власть, у него будет все, в чем он нуждается, причем в таком количестве, которое ему нужно. Таким образом, де факто он находится в том же положении, что и богатые, но при этом имеет перед ними неоспоримое преимущество — он может в любой момент их уничтожить. Он может сделать так, что они потеряют свои богатства, а, может быть, и жизнь. Но те не смогут сделать то же самое с ним.
— Кто знает, — возразил я, на этот раз абсолютно серьезно. — Если он начнет преследовать кого-то из этих людей, они много чего смогут о нем рассказать.
— Но доказать они ничего не смогут, — сказал доктор, — поскольку он не привлекает их средства, то и следов никаких нет. Самое плохое, что с ним может случиться, — он потеряет пост из-за подозрений. А вот для них все может кончиться весьма плачевно: их просто вздернут на виселице. Впрочем, — помолчав немного, продолжил доктор, — он наверняка о себе позаботился. Если кто-то серьезно начнет копать, то улики против него можно найти. Но, во-первых, нужно очень глубоко копать, а это не так легко, и обычно ничего из этого не выходит. Да и потом, кто станет этим заниматься? Тот, кому поручено это делать, наверное, тоже успел пробраться к кормушке, и угадай, чью сторону он примет — сеньора де Леки или того человека, который вступил с ним в спор. Чем больше над этим думать, тем сложнее выглядит дело.
— Да-а-а, — протянул я задумчиво и замолчал.
Некоторое время мы ехали молча, потом доктор достал две сигариллы и одну протянул мне. Мы закурили.
— Что случилось, сеньоры? — прокричал с облучка наш кучер Хесус, — что там треснуло?
— Ничего страшного, — ответил я. — Это трещат сигариллы.
Доктор выпустил изо рта несколько колечек дыма и проговорил: — Многие хотят быть такими, как сеньор де Лека, но немногим это удается. Об этом еще в Священном Писании сказано: много званных, но мало избранных. Кто-то не может из-за недостатка ума, отсутствия дисциплины или просто удачи.
— И все-таки странно, — заметил я, выдыхая дым кверху, — что испанцы столь верны какому-то корсиканцу. Для меня это курьезный случай, что-то вроде народной присказки.
— А кому им присягать на верность? Филиппу? Но разве Филиппа можно назвать испанцем? Все его родственники в Вене. Здесь нет испанцев, Гимараеш. Ты не испанец, де Лека не испанец, Филипп не испанец, даже я не испанец. Как я тебе говорил, мой отец — владелец книжного магазина в Генуе, а мать — еврейка. В Испании нет испанцев. Когда-то здесь жили мавры, но их прогнали. Сейчас живут кастильцы, андалусцы, каталонцы и другие, пришедшие неизвестно откуда. Но испанцев в Испании уже нет. Может быть, только конюхи — испанцы.
— Нет, конюхи, как правило, португальцы, — возразил я.
— В таком случае, нет ни одного, — заключил доктор Монардес.
— Но если это так, то и в Португалии нет португальцев. По тем же самым причинам, — немного помолчав, сказал я.
— Очень может быть, — ответил доктор.
— Да, но ведь я же — португалец!
— Или думаешь, что португалец, — миролюбиво кивнул доктор. — Люди постоянно выдумывают разные вещи, которые в большинстве своем не имеют смысла, и твой случай относится именно к таким.
— Сеньор, — сказал я, решив сменить тему. — А ведь вы — не патриот…
— О, нет, наоборот! Как раз я — большой патриот! — воскликнул доктор Монардес. Потом, немного помолчав, добавил: — Или являюсь таковым во всех практических смыслах этого слова, которые не противоречат здравому смыслу.
«Но как можно сочетать две эти вещи?» — хотел было спросить я, но вдруг подумал, что им вообще не обязательно сочетаться. Однако я уже открыл рот и потому сказал первое, что пришло в голову:
— Интересно, сеньор, как вам удалось сделать такую карьеру, будучи иностранцем?
— Гимараеш, — укоризненно посмотрел на меня доктор, — я тебе уже сто раз об этом рассказывал. Не заставляй меня думать, что ты тронулся умом.
— Да, я знаю о паразитах, но все не могу поверить, что своей великолепной карьерой вы обязаны только им. Такая солидная практика…
— А я никогда и не говорил, что это именно так. Ты, Гимараеш, вообще-то слушаешь меня, когда я говорю?
— Да, сеньор, слушаю, — со вздохом признался я. — Просто мне хочется разговаривать. Так время проходит быстрее…
— А, вот в чем дело… Паразиты — паразитами, дружок… И мне действительно пришлось много работать. Но если бы я не женился на дочери доктора Переса де Моралеса, то мог бы и по сей день копаться за ничтожную плату в задницах бедняков. Но доктор Моралес оставил мне солидную практику. И 3000 дукатов. Я был его помощником. Точно так же, как ты сейчас. Сожалею, что мои дочки уже замужем…
— Не беспокойтесь, сеньор, — поднял я руку вверх. — Мне бы усвоить ремесло, а остальное приложится.
— Раз ты так говоришь… — произнес доктор Монардес, — я рад, что ты так думаешь. В твоем положении это большой плюс. Ты же знаешь, где находится мой кабинет, — в доме на Калье-де-лас-Сьерпес. Но ты не знаешь, что когда-то он принадлежал доктору Моралесу.
— Ах, вот как? — искренне удивился я.
— Да. Я унаследовал его практику и, соответственно, ко мне перешел его кабинет, с тех пор дела идут по-другому. Теперь мои клиенты в большинстве своем — люди иного круга.
