И тут он сталкивается с такой штукой, что внешние условия при этом непрерывно меняются!
Ну и что делает Дедка: разумеется он посылает всех нахуй: и Бабку, и Жучку и Внучку, и наконец понимает, что Репку выдернуть невозможно. Точнее возможно, конечно, но не ему, не эту Репку, не сейчас и вообще пошли все в жопу.
И тогда он зовёт соседнего Дедку, они выдёргивают какую-попало Репку (кривую, грязную и невкусную) и закусывают ею Водку.
Есть ещё третий и уж точно четвёртый взгляд, но там начинаются такие страшные дебри, в которые я пожалуй пока что не пойду. А скорее всего вообще никогда не пойду.
Чудо
Семечки
Бежать
Государство
Корея
Агрессия
Усы
Вот идёт человек по улице и падает ему на голову сосулька. Аккуратно падает, точнёхонько в самое темечко. И сосулька-то не очень большая, но уже на следующий день в том учреждении, где этот человек получал зарплату, уже висит на входе его портрет. И сослуживцы, на миг прервав свой бег по важнейшим в мире делам, обязательно остановятся на несколько секунд и задумаются на одну секунду о чём-нибудь — о бренности бытия или ещё какой чепухе. А потом поёжатся да и побегут дальше. Разве что какой-нибудь сотрудник с особенно живой фантазией вглядится внимательно в глаза покойного и явственно разглядит в них предчувствие скорой нелепой смерти, хотя фотография наверняка была сделана десять лет назад на загранпаспорт.
И никто из них, вообще никто не поймёт самого главного: что на самом деле произошло Чудо.
Вот представьте: вышел человек со службы, на крыльце вспомнил, что забыл зонтик, поколебался некоторое время — вернуться или не вернуться. Решил, что возвращаться — плохая примета, поднял воротник и побежал к метро. Там очередь перед эскалатором, решил, что на маршрутке быстрее выйдет. Стояли полчаса в пробке, в окно бил мокрый снег. Потом доехали, человек думал, что может быть зайти купить сыру на ужин, ну, такого, знаете, с плесенью. Зашёл, а там очередь из старух и каждая спрашивает свежий продукт или нет, в общем, постоял минут десять и решил, что сыру сегодня он не очень сильно хочет.
Снова вышел, снова поднял воротник, снова пошёл и тут сосулька.
Если бы он забрал зонтик, если бы он поехал на метро, если бы он купил сыру, если бы он просто на одну секунду остановился или наоборот побежал чуть быстрее, то никакой сосульки бы не было. Но она была и точно в темя.
Если бы какой-то другой человек решил покончить свою жизнь самоубийством под этой сосулькой, он бы может быть бегал бы под ней две тысячи лет и она бы никогда не упала. Или упала бы и поцарапала ему ухо, потому что расчитать это невозможно даже теоретически. Потому что этого не умеет считать никто, будь он хоть трижды объевшийся грибами математик Перельман.
Да нет, на здоровье! В ваших силах устроить свою жизнь так, чтобы никогда не ездить в метро, не ходить на службу и не покупать сыру. Этого может добиться любой человек, у которого в голове мозги, а не манная каша.
Но если честно и между нами, то мы живы только до тех пор, пока с нами может случиться что-то неожиданное. Пусть даже и сосулька на голову.
Извините за назидательность.
А вот семечки! Простые обычные семечки. В списке ничем не объяс-нимых занятий лузгание семечек наверняка входит в первую сотню. Даже разгадывание кроссвордов, которое тоже входит в эту сотню, уступает по своей бессмысленности лузганию семечек: разгадывая кроссворд, человек хотя бы думает, что он что-то думает.
Птицы небесные лузгают семечки для пропитания, а человек зачем? Видел ли кто такого человека, который, слопав целую гору семечек, отказался бы от тарелки борща? Никто не видел и не увидит никогда, потому что никакой пищевой ценности в семечках нет. То есть, она, конечно есть, но её так мало по сравнению с теми трудами, которые требуются для разгрызения одной семечки, что про ценность эту даже смешно говорить. Продаются, правда, семечки уже полузганные и если проглотить их пару килограм, то вполне можно на некоторое время набить брюхо, но таких семечек никто не покупает и едят их разве что складские крысы. Значит, питание тут не при чём.
Кто-нибудь скажет, что, дескать, семечки лузгают от нечего делать. Но и это не так: у иного человека и конь не напоен, и жена не обнята, а он сидит и лузгает семечки с таким усердием, будто от этого зависит самая его жизнь и продолжение всего его рода.
Можно ещё решить, что семечки — это что-то вроде медитации. Что если сгрызть сколько-то миллионов семечек, можно осовободить сознание от всяких глупостей и до конца жизни улыбаться, не обращая внимания на всякую чепуху и дрянь, которые творятся везде и повсюду. Но достаточно посмотреть вокруг, чтобы убедиться в том, что и это не так: нету вокруг таких людей, вообще ни одного нету.
Некоторые люди, считающие себя аристократами духа или ещё чего-нибудь, полагают, что лузгание семечек — это удел плебса и охлоса, жителей спальных районов и посёлков городского типа. А поставьте перед таким аристократом тарелку хорошо пожаренных семечек, когда он читает какого-нибудь своего Бодрийяра и его никто не видит — рука его сама потянется к тарелке и возьмёт одну семечку. Потом вторую, а потом он отложит в сторону своего идиотского Бодрийяра и не успокоится до тех пор, пока не слопает всю тарелку.
Так что семечки лузгают все, независимо от возраста, пола и образования. Если в буржуазных странах не лузгают семечек, так это только потому, что их там не продают, а люди там живут послушные: что им продают, то они и едят.
И существуют семечки ни для чего, нипочему и низачем: просто так существуют, без объяснений, как любой другой природный феномен: закат, восход, смена времён года и повышение цен на электричество.
Хотя польза от них кое-какая всё же может быть: по тому, как человек лузгает семечки, можно узнать о нём много интересного.
Вот ехал я как-то раз в плацкартном вагоне херсонского поезда, а напротив сидела не очень уже молодая и не очень ещё старая девушка. Она одновременно читала статью из журнала про то, как довести миллионера до оргазма сорок раз за полчаса, а потом его на себе женить, и при этом лузгала семечки с такой страшной скоростью и нерастраченной женской нежностью, что я даже обрадовался тому, что я не миллионер.
Но на всякий случай всё же спрятался от неё на верхнюю полку и притворился, что сплю.
Вот так-то.
Пора сваливать. Сваливать пора давно уже.
Жить в этом пространстве, где миллиард людей каждую секунду изготавливает триллион тех вещей, которые нужны лишь для того, чтобы оправдать существование тех самых людей, которые их изготавливают, далее уже решительно невозможно.
И главное непонятно: куда всего этого столько? Когда я только приехал в город Петербург, на нашей тихой конечной станции метро стояло несколько продуктовых палаток, один хозяйственный магазин, один обувной, два одёжных, да десяток азербайджанских старушек с помидорами. Сейчас же там стоят несколько десятков супергипермаркетов, по самые крыши набитые каким-то непонятным хламом. И обезумевшие жители носятся по сияющим и мигающим этажам (специально придумано, чтобы человек впал в беспамятство, нахватал кредитов и накупил тысячу не нужных его предметов).
Можно, конечно, точно так же, выпучив глаза, бегать вместе с ними с гигантскими тележками, занятие это очень заразительное. Но, увы, — для того, чтобы раз в неделю побегать с тележкой, нужно всю остальную свою жизнь проводить в унылом каком-нибудь учреждении, раскладывая пасьянс на жидкокристаллическом мониторе. Потом бегать с тележкой, потом за пасьянс, потом опять с тележкой, летом ремонт в квартире, потом на неделю в трёхзвёздочную Турцию.
Вырваться из такой жизни практически невозможно — для этого нужно быть совершеннейшей скотиной и мерзавцем. Вроде бы и плюнул бы человек на всё — ан, нет! Всякий раз обязательно помешают ему очень важные обстоятельства: детки в школу пошли — луковица им нужна и азбука, жена мечтает о новых сапогах, тёща решила обновить сгрызенные за непростую жизнь зубы. И кредиты, кредиты, бесконечные кредиты. Тысяча и ещё один миллион лилипутских ниточек привязаны к каждой пуговице, пальцу, волосу на голове (у кого есть) — родительский долг, сыновний, супружеский, гражданский. И кажется человеку, что весь мир вокруг него держится на этих ниточках. И если порвать хоть одну, то всё вокруг рассыплется и погибнет.
Болван! Если тебе сейчас упадёт кирпич на голову, то ничего, ровно ничего в этом мире не изменится. Ниточки натянутся в другие стороны, безутешная вдова уж пляшет на чьих-то именинах, а осиротевшие детки всё так же просиживают сутками перед компьютером. Редко-редко, когда бывает иначе — окружающий мир устроен весьма прочно и дыры на нём затягиваются довольно быстро, даже тогда, когда от твоего отсутствия вообще образовалась какая-то дыра.
