Неужто решили сразу же перевезти в обещанное Светланой Алексеевной надежное место?
Теперь уже другой боец, коротко стриженный, с короткой шеей, дотянулся, задернул шторку и выдавил шепеляво:
— Сиди спокойно.
Космач демонстративно отвел ее вновь.
— Пусть смотрит, — разрешил кто-то за спиной. Стриженый впился в него маленькими царапающими глазками, гипнотизировал — Космач обернулся.
— Что глядишь, харя бесстыжая?
Он думал, что перед взором все еще плывут цветастые пятна и разводья, но оказалось, у этого бойца сильно разбито лицо, лоб так вообще будто крупным рашпилем ободрали и, судя по распухшим, проваленным губам, вылетели передние зубы.
Стриженый отвернулся и пообещал кому-то:
— Я за это бороду отрежу.
— Помолчи, есаул, — посоветовали ему. — Тебе вредно разговаривать.
Тем временем Космач окончательно прозревал и начинал замечать детали. Оказалось, четверо бойцов, как и он сам, мокрые до пояса, накупались в канаве, и теперь в теплой машине от сырой одежды повалил пар. Сухим остался один, сидящий в наушниках возле аппаратуры. А еще рассмотрел, что все они кроме стриженого обряжены в бронежилеты и вооружены только пистолетами, рукоятки которых торчали из специальных карманов на боках. Обыкновенные и знакомые «Макаровы», с какими в Морфлоте обычно стояли на вахте…
В принципе, можно изловчиться и выхватить: сосед справа сидит вполоборота, совсем близко, и вроде бы потерял осторожность…
Только есть ли у него патрон в патроннике? Если нет, передернуть затвор не успеешь, рука одна прикована, сразу навалятся и отнимут.
А потом, если в руке окажется пистолет, надо стрелять…
Пока он размышлял, машина сбавила скорость, помоталась влево, вправо и встала. Космач выглянул в окно — вроде Москва, вдали многоэтажки торчат, но вокруг какая-то промзона, козловые краны, гаражи и лесной массив. Тот, что в наушниках, что-то забормотал, и все бойцы насторожились. Только стриженый незаметно шевелил разбитыми губами и что-то сплевывал в тряпочку. Через несколько минут волна тревоги спала, машина тронулась вперед через колдобины и въехала в старый сосновый лес, огороженный полузавалившимся деревянным забором. Бойцы окончательно расслабились и начали собираться. Кто-то веселый крикнул:
— Ну что, господа казаки? А любо сейчас в баньку да по двести пятьдесят?
— Любо! — отозвались все кроме стриженого есаула с разбитым лицом.
Оказывается, это был не просто спецназ, а казачье подразделение.
Скорее всего, въехали в парк какого-то дома отдыха, сквозь просветы между деревьями мелькали летние постройки, изгороди, спортивные площадки, заваленные снегом. Наконец впереди показался новенький решетчатый забор, машина въехала в ворота и встала возле ободранного старого дома с колоннами и высоким крыльцом с истертыми ступенями. Казани высыпали на улицу, кроме одного, который снял с Космача браслет и толкнул в спину.
— Давай двигай, мужик!
Едва он выбрался из микроавтобуса, как стриженый взял его под конвой, прошепелявил:
— Пошел вперед. Быстрей!
Между колонн его поджидал невысокий спортивный парень в кепке, стоял и ухмылялся.
— Проходи, проходи, герой…
Стриженый провел в небольшую комнатку под лестницей, что-то вроде караульного помещения, посадил на стул, сам остался рядом, царапал глазами макушку.
— Выйди, есаул, мы поговорим, — приказал парень в кепке, усаживаясь за письменный стол.
— Он борзый, Никитич, — предупредил стриженый.
— Я вижу, — усмехнулся тот. — Иди покажись врачу, потом сюда пошли.
— Здесь буду. — Стриженый вышел и притворил дверь — видно, ему не терпелось поквитаться за разбитую рожу, хотя Космач не помнил, кого бил.
— Ну что, Юрий Николаевич, расскажи, как молодого, здорового человека сделал инвалидом.
— Лучше покажу, — буркнул Космач, пока что не понимая, о ком речь.
— Ты что, боксер?
— Боксер, — соврал Космач.
— Охранник лежал в нокауте двадцать минут. — Парень снял кепку, и оказалось — почти лысый. — Разрыв барабанной перепонки правого уха, сотрясение мозга, кровоизлияние… И что-то еще. С одного удара?
Говорил он с некоторым злорадством, даже восхищением — без всякого корпоративного интереса. Ч го-то здесь было не так…
— Сам виноват, — осторожно проговорил Космач. — Нечего на службе расслабляться.
— Это верно! А шубу не жалко? Была настоящая волчья шуба!..
— Жалко, автомат не взял…
— И хорошо, что не взял! — заметил лысый. — Иначе бы у них была причина всю милицию на ноги поднять. А так остались в полной заднице! Статья маячит — незаконное лишение свободы. Но можно иначе взглянуть — похищение людей. Чем ты не заложник? Все признаки… Момент похищения был? Когда тебя вывезли из дома Барвина?
Космач медленно затормозил бег своих мыслей, почти до полной остановки: кажется, попал в руки конкурентов ГУРА!
— Чую, из огня да в полымя!
— Теперь ты у друзей, Юрий Николаевич!
Пришла женщина в камуфляже с медицинским баулом, бросила его на стол, обернулась к Космачу.
— Этот, что ли, Никитич?
— Посмотри его, чтоб вопросов не было.
— Мужчина, встань! — скомандовала она. — Присядь, помаши руками.
Он не шелохнулся, разве что бороду разгладил.
— Ты слышишь, мужчина?.. Он что, глухой? С шумовухои брали?
— Ладно, иди, — отмахнулся лысый. — Не хочет — значит, здоров.
— В порядок бы его надо привести, Никитич, — посоветовала женщина, уходя — Гален выехал сюда, будет с минуты на минуту.
Никитич не то чтобы засуетился, но оживился.
— Юрий Николаевич, я провожу тебя в туалет. Ты там умойся, почисть одежду Скоро к начальству идти.
Надо было и здесь начинать разведку, глянуть, что за туалет, есть ли решетки, и вообще осмотреться.
— Пойдем — Космач встал и пошел к двери. — Показывай, куда.
В здании сделали ремонт, причем не простой — похоже, отреставрировали первозданную обстановку. Широкий коридор и холл поблескивал позолоченной лепниной, лестница выложена белым мрамором, на площадке второго этажа в глубокой овальной нише стояла женская скульптура. Только самих окон не видно, задраены белыми шелковыми занавесями.
Лысый сопроводил его в глубь здания, показал дверь. Туалет благоухал дезодорантом, блестел зеркалами и никелированными безделушками, в окне же вместо привычных рам стоял стеклопакет с двумя ручками — поворачивай, открывай и прыгай…
Космач снял куртку, умылся, глянул в зеркало на свое исцарапанное о снег лицо (большинство ссадин не видно из-за бороды), расчесался и вышел довольный. Лысый уже нервничал.
— Юрий Николаевич, нам нужно подняться наверх! Господин Гален ждет!
— Мне ведь наплевать на твоего Галена, — спокойно произнес Космач. — И на тебя тоже. Друзья нашлись… Никуда не пойду.
Тут в коридоре появился сухонький, носатый старичок — очечки, костюм-тройка болтается как на колу, походка торопливая, шажки мелкие, на носках.
— Господин комендант, где есть наш гость? — со скандинавско-английским акцентом спросил он, будто не замечая Космача. — Барон Гален очшень ждет.
— Да вот он. — Лысый чуть ли не насильно выдернул куртку из рук Космача. — Только идти не хочет.
Старичок вскинул голову, поправил очки и будто резкость навел.
— Ви есть господин Космач? Очшень рад! — покланялся, как китайский болванчик. — Князь Ростовский! Прошу идти к господин Гален!
Космач сразу же подумал о предводителе дворянства Палеологове — уж не его ли это контора, если тут бароны и князья?
— А я попрошу сначала объяснить, кто вы такие. И что от меня хотите.
— Мы имеем желание разговаривать с вами. — В голосе и тоне старичка слышалось благоговение. — Мы очшень ждал вас, господин Космач. Только старый русский аристократ имеет шанс дать высокий цена ваш труд! Я есть ваш коллега, специалист область генеалогия! Я исследовал ваш труд…
— Палеологов здесь? — перебил его Космач.
— Господин Палеологов вылетел в срочную командировку и будет только завтра, — вместо князя ответил лысый. — Но он на связи и в курсе всех дел.
— Ладно, пошли к вашему Галену!
Старичок бежал сбоку и чуть сзади, а лысый комендант шел за спиной и чуть ли в затылок не дышал. Поднялись по лестнице на второй этаж, где от восстановленного великолепия зарябило в глазах, пересекли актовый зал со стульями под старину, затем огромный холл с балконом для оркестра и диванчиками на гнутых ножках у стен — должно быть, тут устраивали балы. Наконец комендант забежал вперед и распахнул высокую дверь.
Кабинет был обставлен белой мебелью, на стенах висели портреты, под потолком сверкала лепнина в позолоте. Барон Гален не очень-то вписывался в эту царскую среду: невысокий, толстоватый и длинноволосый, с пышными, закрывающими губы усами — такое ощущение, будто держал в зубах клок шерсти.
