Ознакомительная версия.
— Безусловно. Но я считал, что всемирная организация, которую мы создаем, могла бы стать подлинным Храмом Мира, в котором можно будет развесить боевые щиты многих стран. И это могло бы быть достигнуто путем братского союза англоязычных народов! Только им одним!
Доложили о приезде Сталина.
— Когда вы ожидаете окончательного сообщения от наших на Рюгене? — спросил Черчилль быстро.
— Не позднее 9 февраля. Это критический срок, но я надеюсь…
Появился Сталин.
Рузвельт и Черчилль надели приветливые улыбки.
Поздний вечер. Акватория острова Рюген.
Под покровом темноты Уилби и Уилберт тихо отплыли в рыбачьей лодке в том же месте, под прикрытием водолазов. Настроение у обоих было странное, непривычное, особенно у Уилби; Уилберт держался уверенней.
— Как он сказал — дети собирали грибы? И рисовали… Просто грибы. Грибочки… — задумчиво произнес Уилби:
— Атомный взрыв похож на гриб, — пояснил Уилберт.
— Откуда вы знаете?
— Физики сказали. Если атомный взрыв похож на гриб, значит, гриб похож на атомный взрыв. Думаю, оба наши шефа останутся довольны.
— Не думаю, чтобы президент… — начал было Уилби.
— Ну, я не столь доверенное лицо, чтобы докладывать лично президенту, — перебил его Уилберт. — Мой шеф — Даллес.
Ялта. 9 февраля 1945 года. Шестое заседание в Ливадийском дворце
За полуоткрытыми дверями шло заседание. Госсекретарь Стеттиниус делал сообщение от имени министров иностранных дел по польскому вопросу:
— …что касается формулы о создании польского правительства, то три министра иностранных дел пока не достигли соглашения…
В помещении, перед залом заседаний, дежурила охрана трех лидеров. Когда в этом помещении появился американский сотрудник с каким-то донесением, советская и английская охрана тут же словно взяли его в невидимые клещи.
Этот сотрудник что-то сообщил своему начальнику охраны; тот быстро объяснил ситуацию англичанам, потом на ломаном русском — советской охране.
Суть заключалась в том, что прибыло донесение для президента США. То самое, которое «по личной просьбе президента» было приказано немедленно передать государственному секретарю.
Начальник советской охраны сделал протестующий жест.
Эту картину наблюдали всё те же четыре журналиста, сидящие за два помещения от зала заседаний, который им виден не был.
Начальник американской охраны заглянул в зал. Оценив обстановку, заявил сотруднику, что придется подождать.
В зале было «жарко».
ЧЕРЧИЛЛЬ. …Я решительно возражаю! Великобритания в течение стольких лет ведет тяжелую борьбу за сохранение в целости Британского Содружества наций и Британской империи!.. Пока британский флаг развевается над территориями британской короны, я не допущу, чтобы хоть кусок британской земли попал на аукцион с участием сорока государств!
СТЕТТИНИУС. Речь не идет о Британской империи…
ЧЕРЧИЛЛЬ (обращаясь к Сталину). Каковы были бы ваши чувства, если бы международная организация выступила с предложением передать Крым под международный контроль в качестве международного курорта?!
СТАЛИН. Я с большой охотой предоставил бы Крым для конференций трех держав…
Сотрудник, принесший донесение, решительно отстранив начальника охраны, встал у дверей так, чтобы его видел Стеттиниус.
Советская охрана встала у него по бокам. Таким образом, в дверях торчали трое.
Журналисты напряженно наблюдали.
Стеттиниус увидел сотрудника с донесением в руках. Он вышел из зала, прочитал сообщение и в свою очередь сам встал у дверей так, чтобы его видел Рузвельт. Рузвельт увидел, изменился в лице. С этой минуты все мысли президента сосредоточились на сообщении от Даллеса.
ЧЕРЧИЛЛЬ (распаляясь все больше). Тито — диктатор в своей стране!
СТАЛИН. Тито вовсе не диктатор. Положение в Югославии остается неопределенным.
ЧЕРЧИЛЛЬ. Вы подтверждаете ваше согласие на то, чтобы предложить Тито вышеупомянутые поправки?
СТАЛИН. Я не делаю пустых заявлений. Я всегда держу свое слово.
РУЗВЕЛЬТ. Я. . Я предлагаю закрыть заседание.
ЧЕРЧИЛЛЬ. Но я еще хотел бы обсудить вопрос о военных преступниках. Я имею в виду тех из них, чьи преступления не связаны с определенным географическим местом.
РУЗВЕЛЬТ. Это сложный вопрос. На этой конференции его рассмотреть невозможно. Не лучше ли передать его на рассмотрение трем министрам иностранных дел? Они дадут отчет через три-четыре недели.
ЧЕРЧИЛЛЬ. Хочу напомнить, что я сам составлял проект декларации о военных преступниках для Московской конференции 1943 года. Вообще… лучше всего было бы расстрелять главных военных преступников, как только они будут пойманы.
СТАЛИН. А как быть с теми, кто уже пойман, например с Гессом? Будет ли он включен в ваш список? И как быть с судом над ними?
ЧЕРЧИЛЛЬ. Безусловно, они все должны быть судимы. Но какова должна быть процедура суда: юридическая или политическая — вот в чем вопрос. По моему мнению, суд должен быть политическим, а не юридическим актом.
РУЗВЕЛЬТ. Предлагаю передать вопрос о военных преступниках на изучение… трем министрам иностранных дел.
«Дьявол вас всех забодай!..» — читалось в его взгляде. Он нетерпеливо поскрипел креслом. Сталин и Черчилль нехотя кивнули. Секретари принялись собирать бумаги….
И тут Сталин снова заговорил, намеренно неторопливо, растягивая слова:
— А скажите еще вот что: на-чалось ли на-ступление на Западном фронте?
— Вчера, в 10 часов утра 100-тысячная британская армия начала наступление в районе Неймегена, — заявил Черчилль. — Войска продвинулись на три тысячи ярдов на фронте шириной в пять миль. Они достигли линии Зигфрида. Взято несколько сот пленных. Наступление будет безостановочным и будет непрерывно разрастаться!
Из всех заседаний только шестое шло с перерывом. Никто не придал этому значения. Поднимались такие вопросы, что, казалось, сам воздух в зале вот-вот закипит. Нервы лидеров были взвинчены до предела — почему бы немного и не остыть?
Рузвельт в своем кресле стремительно пронесся через помещение, в котором находились журналисты.
Можно лишь предполагать, обратил ли кто-нибудь внимание на странный перелом, произошедший в настроении американского президента. Но журналисты, наблюдавшие его меньше минуты, заметили, как сильно Рузвельт был взволнован, как он торопился куда-то. Куда?
Кресло Рузвельта катилось по коридору… В одном из помещений дворца его ожидал Стеттиниус. Рузвельт почти выхватил донесение.
Прочитав и перечитав, опустил руки, долго глядел перед собой.
— Что … там? — не выдержав паузы, спросил Стеттиниус.
— Они ее взорвали… Даллес убежден… Материалы с Рюгена… Даллес готов их привести… — отрывочно произносил Рузвельт. — Даллес… — произнес Рузвельт с прорвавшимся раздражением, — он сделал все, чтобы Сталин имел основания подозревать меня в сепаратных переговорах с Гитлером! — Потом Рузвельт сделал глубокий вздох и уже спокойнее обратился к госсекретарю: — Эдвард, организуйте-ка мне вот что! Я хочу поговорить с тем парнем, как его — Уилберт, кажется. С ним, а не с Даллесом! Посмотрим, сможет ли он… солгать своему президенту.
«Посмотрим, сможет ли он солгать своему президенту…» — так сказал Рузвельт. Для американца тех лет «солгать своему президенту» было все равно, что сфальшивить перед лицом Высшей силы — самим Господом.
Ночь. Юсуповский дворец. Сталин в кабинете читал сводки по фронтам, доклады командующих. Часто отвлекаясь, подолгу смотрел в окно. Позвонил.
Вошел Поскребышев, с новыми сводками.
— Положи, — приказал Сталин Поскребышеву. — Ты ничего не заметил в поведении президента?
— Выкатился из зала, точно на пожар торопился! Ждет новостей?
— Не от Даллеса ли? — уточнил Сталин.
— Секретные переговоры с немцами о сепаратном мире? По последним данным, — начал докладывать Поскребышев, — генерал-полковник СС Карл Вольф через Даллеса установил контакт с папой Пием XII. Если так пойдет дальше, то скоро этот эмиссар Гиммлера напрямую встретится с Даллесом где-нибудь в хронически нейтральной Швейцарии. Может быть, Рузвельт получил сведения, что Гитлер готовит ядерный удар по Нью-Йорку или Лондону? Хотя… почему тогда Черчилль спокоен?
— Рузвельт как будто потерял интерес к тому миропорядку, который здесь мы готовим. Помнишь, в 42-м он сказал Молотову, что видит будущий мир как мир «разоруженный»? Тогда для нас это прозвучало дико — шла война… А теперь это могло бы быть. Если бы, как тогда говорил Рузвельт, оставить, к примеру, только три армии, ну с китайской — четыре — нужно же держать японцев в узде… остальных полностью разоружить. Наши армии использовать, как используют полицейских — для принуждения к спокойствию и порядку. Но почему он здесь этого не предложил? — размышлял вслух Сталин.
Ознакомительная версия.
