— Ладно, солнышко. Иди к себе, я загляну через минутку. — Он успел провести ладонью по ее волосам, прежде чем девочка — снова его девочка! — поплелась наверх.
— Ну и ночка! — воскликнула Луиза и обняла Роберта — в тот самый миг, когда из-под пледа на кушетке вынырнула Эрин.
Женщины уставились друг на друга, глаза обеих расширились, и дремота вмиг слетела с Эрин.
— Роберт! — выдохнула она возмущенно.
— Эрин… — Он отвел руки Луизы. — Ты вернулась.
Эрин медленно поднялась и выпрямилась. Ее лицо сравнялось цветом с бледно-соломенными волосами, глаза-льдинки оценивали представшую перед ней сцену.
— Да уж, вернулась… Как последняя дура, — прошептала она. — Могла бы догадаться, что ты быстро найдешь мне замену.
— Ты ошибаешься.
Роберт покосился на бутылку с остатками красного вина на самом донышке. Эрин пошатнулась, перешагивая через плед. Всю ночь пила, понял Роберт.
— Да ты не волнуйся. Считай, меня уже нет. — Эрин криво улыбнулась, пытаясь сунуть ноги в шлепанцы. Ее опять повело в сторону. — Где моя дочь? Где ключи от моей машины?
— Наша дочь в постели. Она очень устала. А ключи от машины тебе не понадобятся, потому что ты никуда не едешь. — Роберт ухватил жену за руку.
— Ага. Ну хорошо, завтра ее заберу. — Эрин выворачивала руку, хотя сил для скандала у нее было маловато.
Роберт повел носом: она насквозь пропахла алкоголем, даже волосы и одежда, не говоря уж о дыхании. Он притянул ее к себе:
— Не говори ерунды. Я никуда тебя не отпущу в таком состоянии. Я тебя вообще от себя никогда не отпущу. Вот выпьешь литр кофе покрепче, тогда и поговорим.
Он повел ее на кухню, придерживая за плечи и думая о том, что обязан был точно так же поступить с Дженной… А он опустил руки. Дженна напилась, села за руль и погибла — потому что он не оставил ей выбора.
Роберт замедлил шаг и прислушался. Дженна молчала. На всякий случай он обшарил комнату взглядом — никого. В предрассветном сумраке сада Дженны тоже не было — лишь отражение Эрин в окне да его собственное, рядом с женой.
Прощай навсегда, безмолвно произнес он.
— Сейчас включу чайник! — Луиза чувствовала себя зажженной спичкой на бензоколонке.
Роберт усадил жену за стол, склонился над ноутбуком и пощелкал мышкой, выводя машину из спящего режима.
— Проверь почту, Луиза.
— Давай сначала выпьем ко…
— Нет. Проверь сейчас — или я сам! Сию же секунду он должен убедиться в том, что нагромоздил кучу несусветных подозрений на голом месте. Страшная правда Черил Варни сняла обвинения с Эрин. Ясно же, что Руби — ее родная дочь.
— Роб, неужели нельзя…
— Ага, вот оно. Письмо от Джека Хэммонда.
Роберт отвел ладонь Луизы от сенсорной панели и открыл письмо. Луиза упала на стул по другую сторону стола, чтобы не видеть монитора.
— Вся наша! — спустя мгновение воскликнул Роберт. (Эрин-то все равно понятия не имеет, о чем речь. К счастью, она и не догадывается, что муж устроил ей проверку.) — Девяносто девять и девять десятых процента! — И он с жаром поцеловал Эрин, словно та только что родила ему дочь. Впрочем, для Роберта так оно и было.
Эрин беспокойно смотрела на мужа и Луизу. Явно настороже, она, однако, ни о чем не спрашивала.
Луиза потянулась к ноутбуку, развернула к себе экраном.
— Мамочка! Ты уже дома! — Руби кинулась к Эрин. — Прошу тебя, больше не бросай папу. Не хочу, чтобы вы развелись! — Она и Роберта обняла за шею, привлекая к матери, и замерла, счастливая, забыв усталость последних часов.
Луиза оторвалась от монитора и молча слушала щебет Руби. Звонкий голос, улыбки и радость девочки превращали ее родителей в единое целое.
А потом Луиза встретилась взглядом с Эрин, и за долю секунды безмолвная мольба была послана и воспринята. Луиза медленно кивнула. Эрин отвела глаза.
— Нальют мне в этом доме кофе или нет? — бодро поинтересовалась Луиза и щелкнула мышкой, уничтожая письмо Джека Хэммонда. Пусть прошлое остается в прошлом. Она опустила крышку, и ноутбук с облегченным вздохом затих.
На улице холодно, хлещет дождь, и я сражаюсь с дверью, которую ветер норовит захлопнуть. Проскользнув внутрь, прислоняю сложенный зонтик к стене. Забуду ведь… Я улыбаюсь: забуду, совсем как Роберт забыл свой зонтик в нашу первую встречу. Обвожу взглядом кафе — она уже здесь или я пришла первой?
Поверх голов взлетает рука.
— Как тебе только удалось ухватить столик — народу тьма. — Я сбрасываю пальто на спинку стула. — Здесь самообслуживание?
Мотнув головой, Луиза вновь вскидывает руку, и вот уже юная официантка несет мой кофе.
— Ну, как дела? — улыбается Луиза.
— М-м-м…
С чего бы начать? Хотелось бы с кофе — после такой-то холодины. Так что Луизе придется подождать. Она и ждет.
— Вот, посмотри. — Достаю из сумки и протягиваю ей небольшой альбом с десятком фотографий.
Луиза рассматривает снимки не торопясь, отмечая каждую деталь. Совсем как я — по тысяче раз на дню.
— У нее твои глаза, Эрин. И нос, и губы…
— Она просто красавица! — восклицаю я и чувствую, что краснею — вроде сама себя расхваливаю.
— Уже сказала ей?
Я качаю головой. Забрасываю ногу на ногу. Откидываюсь на спинку.
— Я с ней даже не говорила.
— Ага, — кивает Луиза. — Куда спешить. Это точно. Теперь мне спешить некуда.
Прошло несколько месяцев, прежде чем наша жизнь вернулась в норму. И я счастлива. Если вся твоя жизнь — сплошной хаос, трудно даже поверить, что когда-нибудь все наладится.
Роберт теперь специализируется на защите прав детей. А началось все, по его словам, с двоих ребят Боуменов, Джоя и Алисы. Он избавил их от вечных скандалов и мордобоя родителей, и сейчас они живут в приемной семье — пока не решат, как быть дальше. Роб говорит, ребята учатся прощать любимых людей. Думаю, Роб и сам учится тому же самому.
Моя история стала еще одной причиной нового поворота в его карьере. По крайней мере, так он сказал, лежа рядом со мной в постели примерно через неделю после нашего с Руби возвращения из Брайтона. Мы с ним все еще ступали по очень тонкому льду. Роберт старался понять и принять обстоятельства появления на свет Руби и насилие, пережитое мною в детстве. Все к лучшему, убеждала я мужа. Ведь теперь он единственный отец Руби, и ему не с кем бороться за любовь дочери — ну, разве что со мной. О том, что Густав к нашей девочке не имеет никакого отношения, я умолчала.
— Мы справимся. — Ладонь Роберта легла на мой живот — жест скульптора, оценивающего материал для ваяния. — Я точно знаю. Понял это, когда думал, что потерял тебя.
— Мог и потерять… — Я перекатилась на бок и встретила его выжидающий взгляд. — Ты ж юрист до мозга костей, даже дома, даже со своей семьей. Все допытывался. Правда тебе нужна… — Я отвела глаза. Кое-что обо мне он все-таки не знает — и не узнает никогда. — Понимаешь, всю жизнь я удерживала окружающих по ту сторону барьера, которым отгородилась от мира. Уж в этом я преуспела, Роб. И лишь тебе удалось ко мне пробиться. (Господи, где найти слова, чтобы он понял?) Вот представь, что человек ранен. Сорви с этой раны пластырь. Если даже просто прикоснуться к больному месту — человек дернется. Но тебе и этого мало, ты суешь в рану палец и ковыряешь ногтем!
— Я? — выдохнул Роберт.
— Да, Роб. Никто и никогда до тебя не бередил эту рану.
Кажется, он начинал понимать. Глаза сузились и потемнели, взгляд заскользил по моему телу.
— Ну допустим… Откуда эта рана взялась — вот вопрос.
Увиливая от ответа, я вытянулась на Роберте, чтобы отвлечь его единственным безотказным способом.
Вслед за кофе нам подают панини — бутерброды с моцареллой, базиликом и чесночным соусом. Я откусываю, и соус течет по пальцам. Луиза смеется, протягивая мне салфетку. И снова смеется: ее панини ведет себя не лучше. Но мы все равно не беремся за вилки с ножами — так вкуснее.
— Получила метрику Руби? — спрашивает Луиза.
— Угу… — киваю я, облизывая губы. — Пару недель назад. Роберт взял на себя всю бумажную волокиту.
Я вздыхаю — точь-в-точь как в ту минуту, когда увидела свидетельство о рождении своей дочери, которая будто заново появилась на свет — уже официально. Когда я показала документ Руби, моя красавица расплылась в улыбке, обняла меня, прижалась щекой к моему плечу. Скоро она уже будет выше меня.
— А что с удочерением?
— Продвигается. Вообще-то требуется письменное согласие биологического отца…
Какое мы с Робертом имеем право на Руби? Сколько раз я задавала себе этот вопрос… Обнаружив малютку в шкафу, я искренне верила, что нашла свою больную девочку. Как представлю, что ее родная мать, быть может, обшаривает каждый уголок страны в надежде вернуть ребенка… От этой мысли можно сойти с ума. Вот только в глубине души я уверена, что мать бросила Руби, — так же, как Бекко просто взял и выбросил мою девочку.
