Он свесил голову, и ей подумалось, что он сделал это нарочно, чтобы она увидела проседь в его густых, когда-то черных волосах. Потом он выпрямился и посмотрел ей в глаза:
– Мне тридцать четыре года.
– Тридцать четыре? О, Томаш! – Дейзи рассмеялась. – Простите! Я думала, вы старше. Может, это из-за ваших глаз: они такие грустные!
Он смотрел на нее своими грустными глазами, видевшими столько боли, и она поняла, что он готов улететь, что не останется ночевать на базе. Этого нельзя было допустить, это было бы печальным недоразумением!
– Останьтесь, Томаш. Какая мне разница? Я думала, что вы старше, – ну и что?
Он снял фуражку и стал комкать в руках. Теперь его глаза, только что такие тусклые, сияли – но не от слез.
– Вам неважно, что я гожусь вам в отцы?
Дейзи быстро произвела мысленный подсчет:
– Быстро же вы взрослеете у себя в Чехословакии! – При виде румянца на его бледных щеках она заулыбалась: – Вы старше меня всего на четырнадцать лет, Томаш. – Она покосилась на его фуражку. – Наденьте, а то совсем испортите!
– Поверьте, Дейзи, я ничего так не хочу, как остаться с вами навсегда, но…
– Знаю, господин подполковник: война.
Он стоял неподвижно, она тоже.
– Мы по-прежнему друзья, Томаш?
Он шагнул к ней, потом отступил.
– Если это то, чего вы хотите, Дейзи, то я навсегда останусь вашим другом.
Что ей на это сказать? Чего она хочет – дружбы или, возможно, большего?
– Можете сказать мне, куда летите?
– Конечно, завтра рано утром я возвращаюсь в свою эскадрилью. Куда я полечу потом, в значительной степени зависит от противника.
– Вам больше не предстоят полеты на оккупированную территорию за «особым грузом»?
– Дейзи, вам лучше всех остальных известно, что я сделаю то, что мне прикажут.
– Знаю, Томаш, и… – Можно ли так говорить? Не торопится ли она? – Я люблю вас за это.
Он подбросил фуражку в воздух и крепко прижал Дейзи к себе. Ночной воздух был колюче-холоден, но она чувствовала, что мерзнуть ей не придется больше никогда.
Вот и дверь ее общежития. Они опять остановились, глядя друг другу в глаза, задавая вопросы и отвечая на них, не произнося вслух ни слова.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
– Спокойной ночи, любимая. Я буду видеться с тобой как можно чаще.
– Береги себя, Томаш Сапенак.
Следующим вечером, вернувшись с задания, Дейзи засела за письма. Первое предназначалось Томашу. Оно было совсем простым.
Дорогой мой Томаш,
представляешь, завтра мне позволят лететь на «спитфайре»! Жаль, что тебя не будет рядом, но я ни на мгновение не забываю твои слова, что я всегда в твоем сердце, как ты – в моем. Следовательно, как говорил наш дорогой Эдейр, ты все равно меня увидишь.
Люблю тебя,
