— Господин Лоринг, — вмешался Пол, — я хочу, чтобы вы знали, что ни я, ни Рейчел ничего не знали об этом, когда согласились сюда приехать. Нашей заботой было разузнать что-нибудь о Янтарной комнате, удовлетворить некоторое любопытство, вызванное отцом Рейчел, ничего более. Я юрист. Рейчел — судья. Мы бы никогда не стали участвовать в шантаже.
— В объяснениях нет необходимости, — отрезал Лоринг.
Он повернулся к Маккою:
— Возможно, вы правы. Домыслы могут стать проблемой. Мы живем в мире, в котором общественное мнение гораздо важнее правды. Я понимаю эту настойчивость больше как форму страховки, нежели как шантаж.
Улыбка скривила тонкие губы старика.
— Понимайте как хотите. Все, чего я хочу, — это чтобы мне заплатили. У меня серьезная проблема с наличными, и я должен объясняться перед многими людьми. Цена молчания повышается с каждой минутой.
Лицо Рейчел было сурово. Пол чувствовал, что она готова взорваться. Маккой не понравился ей с самого начала. Она с подозрением относилась к его повелительной манере, была озабочена тем, что они ввязались в его деятельность. Теперь она его услышала. Он виноват в том, что они так глубоко в этом увязли. Его проблема теперь вытащить их.
— Могу я кое-что предложить? — спросил Лоринг.
— Пожалуйста, — сказал Пол, надеясь на хоть какое-то здравомыслие.
— Мне нужно время, чтобы обдумать создавшуюся ситуацию. Конечно, вы не планировали ехать сразу обратно в Штодт. Переночуйте здесь. Мы поужинаем и поговорим немного попозже.
— Это было бы прекрасно, — быстро отреагировал Маккой. — Мы все равно планировали найти где-то здесь гостиницу.
— Отлично, я попрошу дворецкого принести ваши вещи.
* * *
«Гауляйтеру Эриху Коху — от доктора Альфреда Роде, директора музеев искусств,
Кенигсберг, 9 августа 1941
Считаю крайне необходимым обратиться к Вам по следующему вопросу.
В то время как наши отважные воины… продвигаются к Петербургу, в огне войны гибнут культурные и исторические ценности мирового значения.
Не исключено, что такая участь может постичь и замечательнейшее произведение рук выдающихся мастеров, Янтарную комнату, национальную гордость Германии, находящуюся ныне в Екатерининском дворце города Пушкина (Царское Село).
Необходимо принять все меры для возвращения этого шедевра в лоно родины и, поскольку она сделана из прусского янтаря, в Восточную Пруссию, в Кенигсберг.
Как директор музеев искусств Кенигсберга я гарантирую ее принятие и размещение в одном из помещений Кенигсбергского замка.
Хайль Гитлер!»
«Альфред Роде — тайному советнику доктору Циммерману,
2 сентября 1944
Глубокоуважаемый г-н тайный советник!
Несмотря на полное разрушение Кенигсбергского замка взрывными и зажигательными бомбами, меры противовоздушной защиты, которые мы приняли, оправдали себя. Прошу Вас сообщить… г-ну директору доктору Галю, что Янтарная комната осталась неповрежденной, кроме шести цокольных пластин…
Роде, директор».
«Альфред Роде — в Культурное управление г. Кенигсберга,
12 января 1945 года
Я упаковываю Янтарную комнату в ящики и контейнеры. Как только это будет выполнено, по распоряжению провинциального хранителя эти панели должны быть эвакуированы в Саксонию, а именно: они будут перевезены в Вексельберг близ Рохлица. Так как ответственность за янтарные панели приняло на себя городское управление, то я прошу получить согласие на эту меру от господина обер-бургомистра».
Замок Луков, Чешская Республика
Четверг, 22 мая, 15.00
Сюзанна отворила дверь спальни. Дворецкий сказал по-чешски:
— Пан Лоринг хочет видеть вас, пани, в Комнате предков. Он просил, чтобы вы шли черным ходом. Держитесь подальше от главных залов.
— Он сказал зачем?
— У нас ночуют гости. Это может быть связано с ними.
— Благодарю вас. Я немедленно направляюсь вниз.
Она закрыла дверь. Странно: идти черным ходом. Замок был изрезан серией секретных коридоров, когда-то используемых аристократами как средство, чтобы укрыться от опасности, а теперь ими пользовался персонал, который обслуживал замок. Ее комната располагалась позади главных залов и апартаментов семьи, на полпути к кухне и рабочим помещениям, как раз за тем местом, где начинались тайные проходы.
Сюзанна вышла из спальни и спустилась на два этажа ниже. Ближайшим входом в тайный коридор была маленькая гостиная на первом этаже. Она подошла ближе к искусно сработанной стене. Вычурное литье обрамляло богато отделанные позолотой вставки из полированного ореха. Над готическим камином она нашла пружину, замаскированную под резной завиток. Часть стены за камином отодвинулась в сторону. Она вошла в проход и закрыла за собой потайную дверь.
Непростой маршрут имел форму дуги, изогнутой вправо. Сюзанна шла по узкому коридору, предназначенному только для одного человека. В каменной стене время от времени появлялись двери, ведя либо в залы, либо в комнаты. Она играла здесь ребенком, представляя себя богемской принцессой, рвущейся на свободу, спасающейся от варваров, ломающих стены замка, так что она была очень хорошо знакома с ходами.
Комната предков не имела двери, выходящей напрямую в потайной лабиринт, ближайшим выходом была Голубая комната. Лоринг так назвал это место за голубую драпировку с золотым тиснением на стенах. Она вышла и прислушалась. Не уловив никаких звуков, свидетельствующих о присутствии посторонних поблизости, Сюзанна быстро проскользнула по холлу и вошла в Комнату предков, закрыв за собой дверь.
Лоринг стоял в полукруглом эркере перед освинцованными окнами. Стену над двумя вырезанными в камне львами украшало семейное генеалогическое древо. Портреты Иосифа Лоринга и других предков смотрели на нее со стены.
— Кажется, провидение послало нам подарок, — начал он.
Лоринг рассказал ей о Вейленде Маккое и Катлерах. Она подняла брови.
— У этого Маккоя есть самообладание.
— Больше чем ты думаешь. Он не собирается заниматься вымогательством. Я бы подумал, что он испытывает меня, чтобы посмотреть на мою реакцию. Он очень хитер, но тщательно скрывает это, прикидываясь простаком. Он пришел не за деньгами. Он пришел за Янтарной комнатой. Возможно, он хотел, чтобы я предложил им остаться.
— Тогда зачем же вы это сделали?
Лоринг сцепил руки за спиной и подошел вплотную к портрету своего отца. Старший Лоринг смотрел сверху вниз спокойным прямым взглядом. На портрете пряди белых волос падали на изборожденный морщинами лоб. В его взгляде читалась загадка человека, который правил своей эпохой и ожидал того же от своих детей.
— Мои сестры и брат не пережили войну, — тихо сказал Лоринг. — Я всегда думал, что это знак. Я не был первенцем. Ничего из того, чем я владею, не должно было стать моим.
Сюзанна знала об этом и поэтому подумала, что Лоринг разговаривает с портретом, возможно, завершая беседу, которую они с отцом начали десятилетия назад. Ее отец рассказывал ей о старом Иосифе. Каким требовательным, бескомпромиссным и тяжелым человеком он был. Иосиф многого ожидал от своего единственного выжившего ребенка.
— Наследником должен был стать мой брат. Вместо него эта ответственность досталась мне. Последние тридцать лет были сложными. Действительно очень сложными.
— Но вы выжили. И процветаете.
Лоринг повернулся к ней лицом:
— Возможно, еще один знак провидения?
Он подошел к ней ближе.
— Отец оставил мне дилемму. С одной стороны, он подарил мне сокровище немыслимом красоты — Янтарную комнату. С другой — я вынужден постоянно отражать удары, чтобы владеть ею. Все было по-другому в его дни. Жизнь за «железным занавесом» давала преимущество убивать кого захочешь.
Лоринг помолчал.
— Единственным желанием отца было сохранить все это внутри семьи. Он особенно настаивал на этом. Ты моя семья, draha, такая же, как и мои собственные плоть и кровь. Правда, моя дочь по духу.
Старик глядел на нее несколько секунд, а потом легонько погладил ее рукой по щеке.
— До вечера оставайся в своей комнате, чтобы тебя не видели. Позже ты узнаешь, что мы должны сделать.
Кнолль крался по лесу, густому, но проходимому. Он спланировал свою вылазку, выбирая самые неприметные тропинки, спрятанные под сенью деревьев, сделав крюк в самом конце, чтобы его проникновение осталось незамеченным.
Ранний вечер был сухим и прохладным, предстоящая ночь ожидалась также холодной. Садившееся солнце клонилось на запад, его лучи пронзали весеннюю листву и оставляли лишь тихое зарево. Воробьи пронзительно чирикали над головой. Он вспомнил Италию, две недели назад, когда он шел по другому лесу к другому замку, на другой охоте. То путешествие закончилось двумя смертями. К чему приведет сегодняшняя вылазка, трудно было даже представить.
