Ознакомительная версия.
В тот незабываемый вечер дона Флор стала свидетельницей острых дебатов, развернувшихся вокруг доклада казначея общества доктора Джалмы Нореньи «О все возрастающем потреблении лекарств, изготовляемых на промышленных предприятиях, сокращении потребления лекарств, приготовленных по рецептам, и вытекающих из этого неприятных последствиях».
Однако единства в рядах фармацевтов не оказалось. Одни были сторонниками фабричных лекарств, другие отдавали предпочтение лекарствам, приготовленным в провизорских по рецептам с подписью врача и фармацевта.
Доктор Теодоро был одним из самых ярых приверженцев второй группы. «Кому будут нужны фармацевты, если все лекарства начнут изготовлять на фабриках? А мы станем приказчиками в собственных аптеках». Этот вопрос он целую неделю готовился задать собранию.
От противоположного лагеря, отстаивавшего фабричный способ изготовления лекарств (и даже национализацию соответствующих предприятий), выступил доктор Синвал Лима, прославившийся своими открытиями в фармакологии. Кроме него, дона Флор получила возможность услышать великолепную речь знаменитого Эмилио Диниса. Хоть и он был из лагеря противников, беспристрастный доктор Теодоро отдал должное ораторскому таланту профессора.
— Настоящий Демосфен!
Но выдающиеся умы были и в группе нашего дорогого Мадурейры. Достаточно назвать доктора Антиоженеса Диаса, бывшего декана факультета, автора ряда книг, восьмидесятивосьмилетнего старца, который еще находил силы утверждать:
— Лекарство, приготовленное машиной, в мою аптеку не поступит…
Прошло уже больше двадцати лет, как он оставил эту свою аптеку, а его сыновья закупали и продавали фабричные лекарства как представители крупных предприятий Сан-Пауло. «Старик просто выжил из ума», — твердили они.
Возможно, в словах неблагодарных сыновей и заключалась доля истины, ибо вид у старика был безумный и он то и дело беспричинно смеялся. Самыми же просвещенными и авторитетными членами этой группы были доктора Арлиндо Пессоа и Мело Нобре. Да и доктор Теодоро, о котором было бы несправедливо умолчать только потому, что он герой этой скромной хроники, мог компетентно судить о поднятом вопросе, о чем он сам и заявил доне Флор, подчеркнув еще раз важность данного собрания и добавив, что она должна считать себя счастливой, присутствуя при этих исторических дебатах.
Исторических и объективных, поскольку ни он, ни один другой горячий защитник приготовления лекарств по рецептам не отказывались продавать в своих аптеках фабричные лекарства. Разве могли они бороться с конкуренцией этих проклятых модных лекарств? Таким образом, позиция доктора Теодоро была чисто теоретической, не имеющей ничего общего с практическими требованиями торговли, ибо не всегда теория соответствует практике, в жизни часто возникают противоречия, вызванные соображениями выгоды.
Дона Флор, не собиралась углублять это противоречие между теорией и практикой и согласилась с мужем, утверждавшим, что «тем более похвальна позиция тех, кто защищает изготовление лекарств по рецептам». Спор этот ее вообще мало заботил, поскольку она почти не употребляла лекарств: у доны Флор было отличное здоровье, и она не помнила себя больной (если не считать бессонницы во время вдовства).
Это был действительно памятный вечер, как и обещал доктор Теодоро и как коротко сообщили газеты. Прочитав о своем выступлении и выступлении коллег в сжатой бесцветной заметке: «в дискуссии в числе прочих приняли участие доктора Карвальо, Коста Лима, Э. Динис, Мадурейра, Пессоа, Нобре и Тригейрос», — он почувствовал некоторое разочарование. Несколько выделена была лишь речь доктора Фридриха Беккера — автор заметки похвалил его за «ясность изложения, обширные знания и логику». «Почему журналисты с таким пренебрежением относятся к самым насущным проблемам и именно для них жалеют место? — возмущался доктор Теодоро. — И в то же время целые страницы посвящают самым отвратительным преступлениям, скандальным историям кинозвезд и их бесконечным разводам, только развращающим нашу молодежь?»
Подробный отчет о собрании и обширные комментарии к дебатам поместил журнал «Бразильская фармакология» (год издания XII, номер IX, страницы 179–181), выходящий в Сан-Пауло. Финансируемый крупными предприятиями, журнал не скрывал, что защищает их интересы, и все же отдал должное «блестящему выступлению доктора Мадурейры, нашего непреклонного противника, которому мы приносим самые искренние поздравления».
Дона Флор изо всех сил старалась следить за ходом дебатов, но, откровенно говоря, ничего не могла понять. Чтобы не огорчать супруга, она внимательно слушала ораторов, однако их тезисы и формулировки были для нее недоступны.
Ее постоянно отвлекали самые неожиданные вещи: то она вдруг вспоминала забавную болтовню Марии Антонии и улыбалась во время серьезного выступления доктора Синвала Косты Лимы, то начинала думать о Марилде, которая все настойчивее и нетерпеливее рвалась петь по радио, поддавшись, как полагал доктор Теодоро, пагубному влиянию кинозвезд. Девушка совсем отбилась от рук, во всем перечила матери и завела знакомство с каким-то Освалдиньо Мендонсой, работавшим на радио. Несмотря на то что мать следила за каждым ее шагом и запрещала без разрешения выходить из дому.
Когда дона Флор опомнилась, у микрофона стоял доктор Теодоро. Она попыталась понять аргументы, которыми он приводил в замешательство противников. Весь облик мужа, его серьезное лицо, сдержанная жестикуляция говорили о том, что он человек достойный, честно выполняющий свой долг, долг фармацевта, пусть даже вопреки собственным интересам.
Доктор Теодоро всегда честно выполнял свой долг. Накануне вечером с обычным чувством ответственности он выполнил его по отношению к жене. После разговора с Марилдой, которая устроила истерику и грозилась покончить с собой, если ей не разрешат петь на радио, дона Флор разнервничалась и осторожно дала понять мужу, что только он один может ее успокоить. К тому же была среда. Однако доктор Теодоро пошел ей навстречу лишь после недолгого колебания.
Только сейчас дона Флор поняла причину нерешительности супруга: он хотел быть в форме, поскольку назавтра ему предстояло сражение, а доктор Теодоро привык разумно распределять свои силы и свое время.
И все же он не выглядел утомленным и энергично провозглашал с трибуны не то по-латыни, не то по-французски формулы, звучавшие в ее ушах варварской тарабарщиной.
Слушая его торжественные речи на греческом и латыни среди почтительного молчания коллег, дона Флор не могла не гордиться мужем. Дона Розилда и соседки правы — он не похож на других, и она должна благодарить бога за то, что он послал ей такого мужа. Он появился как раз вовремя, когда она уже была готова уступить этому нахалу Принцу. Какое счастье, что до этого не дошло!
Если бы фармацевт не вышел к прилавку своей аптеки в день студенческого праздника, кто знает, что бы с ней сейчас было. Вряд ли сидела бы она в этом зале, среди этих достойных людей, обсуждающих научные проблемы. Дона Флор содрогнулась при одной этой мысли, и ее аплодисменты доктору Теодоро выразили признательность не только за его речь. Этот всеми уважаемый человек спас ее от неминуемой гибели. Она не может не гордиться им.
Заняв свое место в президиуме, доктор Теодоро поискал глазами жену, и ее ослепительная улыбка была лучшей наградой за его блестящее выступление. Дискуссия продолжалась: теперь ораторствовал доктор Нобре, речь которого, без сомнения насыщенная ценными мыслями, очень проигрывала от монотонного и невыразительного голоса.
Дона Флор изо всех сил боролась со сном, но веки ее слипались. Единственная надежда была на доктора Диниса, выдающегося оратора и автора солидного трактата «Galenica Digitalis — communia stabilisata». Но ни он, ни последующие ораторы не смогли нарушить дремоты доны Флор, да и не только ее. Внушительный бюст доны Себастьяны мерно вздымался, она даже посапывала. Дона Рита время от времени начинала клевать носом, но тут же просыпалась в испуге. Дона Паула сначала героически сопротивлялась сну, но потом сдалась, положив голову на плечо мужа. Только дона Неуза выглядела свежей (если не считать темных кругов под глазами), словно не было ни духоты, ни скучных формул, — она наблюдала за юнцом, который наполнял стакан на трибуне. Мысленно она уже называла его «914», имея в виду знаменитое средство для лечения дурных болезней.
Дона Флор дремлет, ей кажется, будто голос мужа доносится откуда-то издалека. Она с трудом просыпается и снова видит доктора Теодоро на трибуне. «Я ничего не смыслю в этом, дорогой, прости меня, но я ничего не могу с собой поделать, я ведь самая обыкновенная женщина, глупая и невежественная, и все эти умные вещи не по мне».
Ознакомительная версия.
