— Они знали о твоих планах? — спросила Жасмина.
Старуха рассмеялась, и в ее смехе слышалось что-то звериное.
— Никто ничего не хочет знать, но я все равно прихожу к ним — когда рождается слишком много щенков, когда у дочери начинает расти что-то в животе. И после моего прихода они ничего не говорят, просто посылают мне козу или кусок ковра.
Она взяла спицу за кончик и принялась медленно двигаться вперед, поводя ей в воздухе, словно пытаясь загипнотизировать Жасмину.
— Они плачут и кричат, притворяются, что им стыдно, но они дадут мне мой маленький домик в холмах, и я буду выращивать инжир и целыми днями сидеть на солнце.
Майор вышел из кустов и твердо встал, отставив ногу и положив руку на приклад ружья, по-прежнему лежащего у него на сгибе локтя.
— Это зашло слишком далеко, мадам, — сказал он. — Прошу вас выбросить вашу спицу и спокойно проследовать с нами к полиции.
Она отступила на несколько шагов, но самообладания не потеряла, и по лицу ее поползла злобная усмешка.
— А вот и английский майор, — сказала она и помахала спицей, словно подзывая его к себе. — Так это правда, Жасмина, что ты сбежала из своей семьи, чтобы блудить и развратничать?
— Как вы смеете! — сказал майор, шагнул вперед и вскинул ружье.
— Так и есть, тетушка.
Глаза Жасмины гневно сверкнули. Она тоже шагнула вперед, вздернув подбородок, волосы ее развевались на ветру.
— Рассказать, как это сладко, рассказать тебе с твоим скукоженным телом и высушенным сердцем? Ты ведь никогда не знала счастья. Рассказать тебе, каково это — быть обнаженной с мужчиной, которого любишь, жить и вдыхать саму жизнь? Рассказать, тетушка?
Старуха взвыла, будто от боли, и бросилась на Жасмину, которая протянула к ней руки, не пытаясь уклониться. Майор бросился к ним, двигаясь от страха необычайно быстро, и ударил старуху по голове прикладом. Удар вышел скользящий, но то, что она при этом двигалась, решило дело. Она уронила спицу и рухнула на землю. Жасмина с размаху села на траву и принялась смеяться неприятным металлическим смехом с призвуком истерики. Майор поднял с земли вязальную спицу и сунул ее к себе в сумку.
— О чем ты думала? — спросил он. — Она могла тебя убить.
— Она мертва? — спросила Жасмина.
— Конечно, нет, — ответил майор, но, тем не менее, встревоженно ощупал морщинистую шею в поисках пульса. — Я стараюсь не убивать дам, какими бы сумасшедшими они ни были.
— С вами можно идти в бой, — раздался голос Брайана. Он подошел к ним и наклонился, разглядывая старуху. — Хорошая работа.
— А где тот, второй? — спросил майор.
— Он вызвал сюда других добровольцев, но все еще ждет. Ну что, пойдем поболтаем с вашим племянником, спросим, чего он хочет?
— Вы знаете, что делаете? — спросил майор.
— Вообще-то нет, — бодро ответил Брайан. — За последние десять лет я человек пятьдесят уговорил не прыгать с этого чертового обрыва, но хоть убейте, не знаю как. Природный дар, видимо. Главное, вести себя спокойно и не делать резких движений.
Вместе они осторожно двинулись по склону в сторону Абдула Вахида. Тот закончил молиться и теперь, неестественно замерев, смотрел на море. Несмотря на холод, он не ежился, хотя на нем не было пальто. Вышитый подол его длинной туники хлопал на ветру.
— Он в свадебных одеждах, — сказала миссис. Али. — Бедный мой, бедный мальчик.
Она протянула к нему руки, и майор перехватил ее, опасаясь, что она бросится к племяннику.
— Тихо, — сказал Брайан. — Дайте мне привлечь его внимание.
Он шагнул вперед и тихо свистнул — как будто подзывая собаку, подумал майор. Абдул Вахид слегка повернулся и увидел их.
— Привет, — сказал Брайан и медленно помахал рукой. — Хотел спросить, можно ли с тобой немножко поговорить.
— Вы, наверное, хотите мне помочь? — спросил Абдул Вахид.
— Вообще-то да. Что тебе нужно?
— Мне нужно, чтобы вы увели отсюда мою тетю. Ей не нужно это видеть.
— Абдул Вахид, что ты делаешь?! — вскричала Жасмина. — Я тебя тут не оставлю.
— Уведите ее, — повторил Абдул Вахид, не глядя на нее. — Ей нельзя на это смотреть.
— Так ты не хочешь с ней говорить? — спросил Брайан. — Ладно. Если майор ее уведет, ты согласишься со мной поболтать?
Абдул Вахид, казалось, задумался.
— Пожалуйста, Абдул Вахид, пойдем домой, — плача, проговорила Жасмина. Майор протянул руку, опасаясь, что она может броситься к племяннику. — Я тебя не оставлю.
— Я бы предпочел поговорить с майором, — сказал Абдул Вахид наконец. — С вами я говорить не буду.
— Тогда я отведу твою тетушку в какое-нибудь теплое сухое место, а ты пока что спокойно посидишь тут и поболтаешь с этим джентльменом, так?
— Да.
— А ты знаешь, что у него есть ружье? Уверен, что ему можно доверять? — спросил Брайан.
— Что вы делаете? — яростно прошептал майор. — Пытаетесь его спровоцировать?
Как ни странно, Абдул Вахид издал свой обычный короткий лающий смешок.
— Вы боитесь, что он меня застрелит? — спросил он. — Вряд ли это нарушит мои планы.
— Тогда ладно, — сказал Брайан. — Договорились. Повернувшись к майору, он прошептал:
— Смех — хороший знак. Думаю, надо продолжать в том же духе.
— Я никуда не уйду, — заявила Жасмина. Она повернула залитое слезами лицо к майору, и он ощутил всю тяжесть возложенного на него задания. — Я просто не смогу себя простить.
— Если вы не уйдете, тогда наверняка себя не простите, — сказал Брайан. — Лучше всего выполнять все их просьбы. Хотя я, конечно, ничего не обещаю.
— Если я оставлю его с вами, а вы его не спасете… — начала она и отвернулась, не в силах продолжать.
— Вы меня никогда не простите, — договорил майор за нее. Слова были горькими на вкус. — Я понимаю.
Она взглянула на него, и он добавил:
— Кто бы здесь ни остался, боюсь, что его смерть встала бы между нами, дорогая моя.
Он взял ее за руку и крепко сжал.
— Дайте мне сыграть свою роль и сразиться за Абдула Вахида — и за нас, любовь моя.
— Держите, — сказал Брайан, доставая что-то из своего большого рюкзака. — Иногда они соглашаются выпить чаю. У меня всегда с собой термос.
Он подождал, пока Брайан и Жасмина поднимутся по склону. По пути они подняли оглушенную старуху. Они не оглядывались. Краем взгляда он продолжал наблюдать за Абдулом Вахидом, который оставался неподвижным. Наконец он повернулся и медленно двинулся к нему, держась левее и стараясь соблюдать уважительную дистанцию.
— Спасибо, — сказал Абдул Вахид. — Это не место для такой женщины, как она.
— Это не место ни для кого из нас, — сказал майор, заглядывая в пропасть, на дне которой пенились белые барашки и торчали острые камни. — Подобные драмы вредны для пищеварения.
Он потянулся.
— Кстати, я так и не пообедал.
— Мне жаль, — сказал Абдул Вахид.
— Вы не хотели бы выпить чашку чая? — спросил майор. — Этот человек, Брайан, дал мне термос с чаем, и у меня есть мятный батончик.
— Вы что, смеетесь? — спросил Абдул Вахид. — Я что, ребенок, которого можно уговорить с помощью лакомства?
— Нет, конечно, — ответил майор, отбросив непринужденный тон. — Мне просто страшно, как легко можно догадаться, и немного холодно.
— Сейчас холодно?
— Сейчас очень холодно. Может, нам пойти в какое-нибудь теплое место и обсудить все за горячим ужином?
— Вы видели Амину? — спросил Абдул Вахид. Майор кивнул. — Она будет жить?
— Она звала вас, — сказал майор. — Я мог бы вас к ней отвезти. Я на машине.
Абдул Вахид потряс головой и вытер глаза тыльной стороной руки.
— Этому не суждено было сбыться, — сказал он. — Каждый день все больше сложностей, все больше компромиссов. Теперь я это понимаю.
— Это неправда, — сказал майор. — Вы ведете себя как дурак.
В своем голосе он услышал отчаяние.
— Столько стыда, — продолжал юноша. — Он висит на мне, словно кандалы. Скорее бы смыть его в море и очиститься перед…
Он резко умолк, и майор понял, что он считает себя недостойным даже произносить имя Создателя.
— О стыде мне кое-что известно, — сказал майор. Он собирался напомнить, что самоубийство в исламе запрещено, но в условиях ветра, дождя и пятисот футов до моря казалось излишним цитировать известные обоим собеседникам правила. — Все мы его иногда чувствуем. Все мы ограниченные людишки и ползем по миру, пытаясь урвать свою выгоду, и делаем те же ошибки, за которые презираем своих соседей.
Он рискнул глянуть в пропасть, и его желудок сжался при виде оскаленных каменных зубов. На мгновение он потерял ход мысли.
— По-моему, мы каждый день просыпаемся с самыми лучшими намерениями, а к закату, как обычно, не оправдываем своих ожиданий. Иногда мне кажется, что Господь создал тьму только для того, чтобы не смотреть на нас круглосуточно.
