Служащий из «Сосьете женераль», которому я обрисовал ситуацию, посоветовал мне продать квартиру. Это единственный выход. Цена на нее значительно выросла: я могу получить хорошие деньги и, расплатившись со всеми долгами, буду располагать определенной суммой, которая, если распорядиться ею с умом, позволит нам какое-то время жить спокойно. Я посоветовался с Марчеллой, и она тоже сказала, что лучше всего квартиру продать. Тогда можно будет выбросить из головы мысли о ежемесячных взносах, лишавшие меня сна. «Не думай о будущем, caro. Скоро я начну хорошо зарабатывать. А если мы окажемся совсем уж на мели, поедем в Рим, к моим родителям. Поселимся в мансарде, где девчонкой я устраивала сеансы магии для своих приятелей и где до сих пор хранятся всякие хитрые штуковины. Ты прекрасно поладишь с моим отцом, он ведь почти что твой ровесник». Да, отличные перспективы, Рикардито!
Продажа квартиры заняла некоторое время. Стоимость ее и на самом деле практически утроилась, но потенциальные покупатели, которых нам присылали из агентств по недвижимости, пытались сбить цену, требовали ремонта, и поэтому хлопоты тянулись около трех месяцев. Наконец удалось прийти к соглашению со служащим Министерства обороны – господином с моноклем, разряженным в пух и прах. Тогда начались скучнейшие хождения по нотариальным и адвокатским конторам, а также продажа мебели. В тот день, когда мы подписали договор купли-продажи, я вышел от нотариуса и на улице, пересекавшей улицу Сюффрен, какая-то женщина внезапно остановилась, вперив в меня взгляд. Я не узнал ее, однако поздоровался наклоном головы.
– Я Мартина, – сказала она сухо, не протягивая руки. – Вы меня не помните?
– Простите, я думал о своем, – извинился я. – Конечно, я отлично вас помню. Как дела, Мартина?
– Очень плохо, понятное дело, – резко ответила она. На лице ее появилась кислая гримаса. Она по-прежнему сверлила меня взглядом. – Но я не позволю унижать себя, топтать ногами. Я умею защищаться, очень даже хорошо умею. И уверяю вас, что я этого так не оставлю.
Мартина, высокая и поджарая женщина с седыми волосами была одета в плащ, в руке держала зонтик и смотрела на меня так, словно хотела раскроить мне череп этим самым зонтом.
– Я не понимаю, о чем вы, Мартина. Вы поссорились с моей женой? Но мы уже довольно давно разошлись, разве она вам не сказала?
Она опять молча воззрилась на меня, явно растерявшись. Взгляд ее говорил, что я кажусь ей очень странным существом.
– Так вы что, ничего не знаете? – пробормотала она. – Все витаете в облаках? Как вы думаете, с кем смылась эта тихоня? С моим мужем, между прочим!
Я не нашелся с ответом. И чувствовал себя идиотом, придурком… Сделав над собой усилие, я сказал:
– Нет, я этого не знал. Она только сказала, что решила уйти, и ушла. Больше я ничего про нее не слышал. Поверьте, Мартина, мне очень жаль…
– Я дала ей все – работу, свою дружбу, доверие и, между прочим, закрыла глаза на то, что с бумагами у нее не все ладно, а ведь могли возникнуть большие неприятности… Я ввела ее в свой дом. И вот чем она мне отплатила – увела мужа. Нет, она отнюдь не влюбилась в него, тут чистая корысть. Чистый интерес. Она разрушила нашу семью – но на это ей наплевать.
Я подумал, что, если сейчас не уберусь, Мартина даст мне пощечину, словно я один виноват в ее семейных несчастиях. Голос дамы дрожал от негодования.
– И знайте, мы этого так не оставим, – повторила она, размахивая зонтом в нескольких сантиметрах от моего лица. – Мои дети такого не потерпят. Она ведь просто хочет обобрать его, потому что на самом деле она настоящая мошенница. Вот она кто. Мои дети уже предприняли кое-какие юридические шаги, и они как пить дать упекут ее в тюрьму. Где ей самое место. А вам бы следовало получше приглядывать за женой.
– Мне очень жаль, но теперь я должен идти, наш разговор не имеет смысла, – сказал я и, развернувшись, быстро пошел прочь.
Вместо того чтобы присоединиться к Марчелле, которая занималась отправкой на склад скарба, который нам не удалось продать, я забрел в кафе поблизости от Военной школы. И там попытался привести свои мысли в порядок. Видимо, у меня подскочило давление, во всяком случае, я чувствовал головокружение, лицо налилось кровью. Я не был знаком с мужем Мартины, но знал одного из ее сыновей – видел как-то раз мельком, и это был вполне зрелый мужчина. Значит, новый избранник скверной девчонки весьма преклонных лет, короче говоря, старая развалина. Ясно, что влюбиться в такого она никак не могла. Да и прежде никогда ни в кого не влюблялась, за исключением, пожалуй, Фукуды. Просто ей надоело прозябать в нашей маленькой квартире рядом с Военной школой, и она снова кинулась в погоню за тем, что считала главным в жизни – с тех пор, как в детстве узнала разницу между жизнью нищих и богатых, – в погоню за деньгами, – потому что только они могут дать человеку уверенность в завтрашнем дне. В очередной раз ее ослепила мечта о богатом мужчине. А после слов Мартины, произнесенных тоном актрисы из греческой трагедии: «Мои дети уже предприняли некоторые юридические шаги», я не сомневался в том, что и на сей раз история завершится вовсе не так, как она рассчитывала. Я был в сильной обиде на нее, но теперь, представляя жизнь скверной девчонки с древним стариком, чувствовал еще и что-то вроде сострадания.
К моему возвращению домой Марчелла совсем выбилась из сил. Она уже отправила на склад целый грузовичок барахла и несколько коробок с книгами. Я уселся прямо на пол посреди маленькой гостиной и с грустью окинул взглядом стены и пустоту вокруг. Мы перебрались в небольшую гостиницу на улице Шерш-Миди. И прожили там много месяцев – до самого отъезда в Испанию. В маленькой, но светлой комнате с довольно большим окном, через которое были видны соседние крыши. На наш подоконник слетались голуби и клевали насыпанные Марчеллой кукурузные зерна (а мне потом приходилось счищать помет). Очень быстро комната наполнилась книгами, пластинками и, главное, рисунками и макетами Марчеллы. У нас был длинный стол, который мы с ней якобы делили, но на самом деле его, как правило, занимала Марчелла. В тот год я с еще большим трудом добывал себе переводы, поэтому продажа квартиры пришлась как нельзя кстати. Оставшиеся деньги я положил в банк и ежемесячно получал небольшую сумму – она обеспечивала нам очень скромное существование. Мы отказались от дорогих ресторанов, концертов, в кино ходили не чаще раза в неделю, а в театр – только на те спектакли, на которые Марчелла доставала контрамарки. Зато какое облегчение я почувствовал, разделавшись с долгами!
Мысль переехать в Испанию зародилась после того, как итальянский ансамбль современного танца из Бари, с которым Марчелла когда-то уже работала и который теперь пригласили участвовать в фестивале в Гранаде, попросил ее заняться светом и декорациями. Она поехала туда вместе с ними и две недели спустя вернулась в полном восторге. Выступление ансамбля прошло с большим успехом.
Марчелла познакомилась с театральными людьми, и перед ней замаячили кое-какие перспективы. В следующие месяцы она сделала декорации для двух молодежных ансамблей: мадридского и барселонского, и оба раза возвращалась в Париж в эйфории. По ее словам, в Испании культурная жизнь бьет ключом, по всей стране проходят фестивали, и многие режиссеры, актеры, танцовщики и музыканты мечтают познакомить испанское общество со всем самым новым и сделать тоже что-то новое. Там больше пространства для молодых, чем во Франции, где в театральной сфере слишком тесно. К тому же в Мадриде жизнь куда дешевле, чем в Париже.
Я без особой печали покинул город, который с детских лет воплощал для меня представление о рае. За годы, проведенные в Париже, мне довелось пережить чудесные мгновения, из тех, что вроде бы дают смысл всему нашему существованию, и каждое неизменно было связано со скверной девчонкой, но теперь я вспоминал ее без горечи, без ненависти, даже с долей нежности, отлично сознавая, что мои любовные неудачи случились по моей же собственной, а вовсе не по ее вине, просто я любил ее так, как она никогда не смогла бы полюбить меня, хотя иногда и пыталась. Таковы были мои самые славные воспоминания о Париже. Отныне, когда в этой истории была поставлена жирная точка, жизнь в Париже могла превратиться для меня скорее всего в медленную деградацию, усугубленную отсутствием работы и старостью – бедной и очень одинокой. Ведь cara Марчелла не сегодня-завтра поймет, что в жизни есть куда более приятные вещи, чем волочь на себе старика, у которого к тому же не все ладно с головой и который в любой момент может впасть в слабоумие – это если воспользоваться вежливой формой, а говоря по-простому, станет идиотом, – достаточно, чтобы у него повторился инсульт. Уж лучше уехать отсюда и на новом месте начать все сначала.
Марчелла нашла для нас квартиру в Лавапиесе, а так как мы сняли ее вместе с мебелью, то остатки скарба, которые мы держали на складе, и свою библиотеку я в конце концов подарил благотворительным организациям. В Мадрид я взял с собой лишь несколько самых любимых книг, главным образом русских, а также словари и грамматические справочники.
