Станислав Иванович не мог скрыть своего восхищения ее видом, прошелся взглядом по ножкам, талии, наполовину открытой груди с выпирающими под тканью платья сосками. Ирина подсела поближе, подняла бокал и отпила молча. У Тихонова перехватило дыхание, он усилием воли подавлял зашевелившийся орган, взял бокал и сделал несколько больших глотков. Ирина наполнила его снова.
— Потанцуем, — предложила она, переключая магнитофон на плавную мелодию, протянула ему руку.
Тихонов встал, плохо соображая, что делает, обнял Ирину за талию, чувствуя, как сваливается с бедер простынь и член скользит по ее ноге вверх. Ирина приподнялась на цыпочки, отвела ногу в сторону и вобрала его в себя, почувствовав через несколько движений пульсацию влаги, прижалась сильнее, находя его губы.
До спальни они так и не добрались, Ирина отработала по полной программе в комнате на диване и сейчас лежала, поглаживая ладонью грудь Стаса. Она и сама не ожидала, что ей, повидавшей на своем небольшом веку немало мужиков, так понравится Стас, чувствовала вырастающую в груди нежность и была готова лежать и ласкать его целую вечность. Раньше такого с ней еще никогда не происходило, приятно не щемило внутри, не хотелось прижаться грудью и вобрать в себя его целиком. После секса совершенно новые, неизведанные прежде ощущения переполняли ее, туманили мысли.
Дыхание Стаса успокаивалось, кровь отливала от головы, заполняемой мыслями о семье и доме. Что теперь будет? Он любит Надежду, она будущая мать его ребенка, он хочет быть с ней. И хочет спать с Ириной. Кошмар. И как из него выйти? Одна нравилась душой, семьей, бытом. Другая пока только сексом. Что делать? Мысли прервал голос Ирины.
— Стас, поверь мне, я не гоню тебя и очень хочу остаться с тобой, но ты женат, и я не встретилась на твоем пути раньше. Не терзай себя и ничего не рассказывай жене, по крайней мере пока. Время все расставит само, знай лишь одно, что лучшего мужчины в моей жизни не было. А сейчас иди, тебе пора.
Она встала с дивана, поцеловала его в щеку, и вскоре он услышал жужжание фена, значит, можно полежать еще пару-другую минуток.
Ирина действительно вернулась быстро, положила рядышком его чистую одежду, он вздохнул, встал и оделся — она не ушла и не отвернулась. Положила на губы палец, прося ни о чем не говорить, подтолкнула к двери, еще раз чмокнула в щеку и захлопнула дверь, заревев тихо и беззвучно, по-женски. Злость на Надежду исчезла, в груди прочно осело новое и неизведанное чувство — то впервые к ней приходила любовь.
Как странно и внезапно она приходит… Еще совсем недавно, несколько часов назад, она не думала и не помышляла о любви, хотела красивой и сытой жизни, мести подругам и другим бабам, у которых в жизни все получилось сразу, секса с мужчиной, который приятен. Сейчас ей не хотелось сытой жизни и мести, она беззвучно плакала, уткнувшись в подушку, плакала о нем, уже единственном, плакала о судьбе, которая неизвестно как сложится.
Мысли Стаса были совсем другими, в голове доминировала измена и что он скажет своей жене. Внутри затикали спасительные слова Ирины: «Не терзай себя и ничего не рассказывай жене, по крайней мере пока. Время все расставит само».
«Может, оно так и лучше, — рассуждал Стас. — Со временем все уляжется и определится, надо взять себя в руки, держаться и молчать, вести себя, как прежде. Но это подло. Подло, но Надежде расстраиваться нельзя, — хватался он за соломинку. — Стану молчать», — решил он и надавил на газ.
На следующий день Тихонов пришел на работу не таким рассеянным и невнимательным, как прежде. Он сразу заметил слегка припухшие глаза Ирины, которые она пыталась заретушировать с помощью косметики, но бессонная ночь вобрала слишком много влаги в мякоть орбит и красноты в белочную оболочку.
— Здравствуй, Ира, ты плохо спала, глаза говорят, что ты плакала? — участливо спросил он.
— Доброе утро, Станислав Иванович, было немного, — не стала скрывать она.
Он не стал допытываться — почему. Сама скажет, если захочет, считал вопрос некорректным.
— Больные подождут немного, давай выпьем кофе, — предложил он.
— Хорошо, Станислав Иванович, я сейчас приготовлю.
Ирина налила воды, включила чайник, положила по ложечке растворимого кофе и сахара в кружки, стала ждать, когда закипит вода. Тихонов подошел к ней с пипеткой.
— Посмотри вверх, я закапаю тебе в глаза нафтизин, краснота через минуту исчезнет, это абсолютно безболезненно и эффективно.
Ирина почувствовала, как приятный холодок капель освежает ее глаза, улыбнулась.
— Спасибо, Станислав Иванович, — глянула в зеркало. — Не думала, что эффект получится изумительным, просто не догадывалась, что нафтизин можно применять и для этих целей. Вы тоже не спали, давайте, я закапаю и вам, — предложила она, ласково взглянув на доктора.
— Ничего, Ирина, я сам, наливай кофе.
Он закапал по капле в каждый глаз, поморгал немного и вытер платочком излишки влаги. Глаза прояснились, смотрели на окружающий мир детской чистотой белка.
Тихонову очень хотелось узнать — почему плакала и не спала ночью Ирина, она одинокая женщина и вольна быть с кем угодно. У нее нет супружеских обязательств или хотя бы обязательств подруги, но она обеспокоена после их близости. Почему? Может, она влюблена в меня и теперь расстояние тяготит ее больше обычного?
— Как у тебя дома, Стас, ты всю ночь не спал?
Голос Ирины звучал озабоченно и участливо, это не был голос обычного праздного любопытства.
— Ничего, Ирочка, спасибо, жена ничего не почувствовала, я не стал говорить ничего, сказал, что ездил смотреть больную, которая не может прийти на прием сама, — он отпил кофе. — Не хочется потерять семью, не хочется потерять и тебя, — честно признался он. — Ладно, все разговоры потом, приглашай больных.
В обед Тихонов всегда уходил к Кэтвару, к сестре, обедал там. Сегодня ел молча, без разговоров и аппетита. Бородины почувствовали его настроение, но не решились спросить. Стас быстро ушел, так и не сказав ни слова, кроме дежурных фраз: «приятного аппетита» и «спасибо». Он вернулся в свой кабинет, где уже находилась Ирина, она тоже поела в зале бара чуть-чуть, — есть не хотелось.
Он подошел к ней, погладил волосы и щеку, прильнул к губам продолжительным и чувственным поцелуем, потом снял с нее платье, долго ласкал грудь, целуя соски и шею, вошел аккуратно, положив ее на стол и, закончив, не выпускал из своих объятий. Обеденное время заканчивалось, они оделись, так и не произнеся ни слова, говорили одними глазами, выражая нежность и понимание. Снова начался прием больных.
Вечером повторилось все, как и в обед, может, ласки были более бурными и чувственными. Ирина поцеловала его на прощание в губы, провела по ним пальчиком уже двусмысленно — лаская и чтобы молчал. Никто не хотел слов, если они не могли быть всегда вместе. Словно договорившись, любили друг друга организмами и разговаривали потом мысленно в постели. Странная тактика устраивала пока обоих и каждый знал, что это временное явление.
Ирина, несмотря на прошлую бессонную ночь, не смогла уснуть сразу, считала, что ей легче, чем ему, переживала за него и верила его утренним словам. «Мне-то что, — рассуждала она, — я свободная женщина, а вот каково ему? Он же не подонок, любит Надежду и меня любит, а она беременна. Выбор совсем не прост, и иногда его вовсе нет. А можно ли любить двоих? — она начала вспоминать литературных героев. — Георгий Саакадзе очень любил свою златокудрую Нину, но жизнь с ней не сложилась по политическим мотивам, он женился на другой, полюбил ее, но свою Нину продолжал любить всегда. А еще кто? При чем здесь герои книг, это жизнь», — но в памяти высветилось стихотворение, и она прочитала его вслух.
Я стою у ночного окна,
В небе светит бесстыдно Луна,
Навалилась хмельная тоска,
Пью ее я сегодня до дна.
Знаю, любишь меня безмерно.
Почему я такой плохой?
Не могу полюбить так верно,
Изменяя тебе с другой.
И склонюсь у колен твоих,
Разрывая себя на части —
Неужели люблю двоих,
Плавясь в огненном пламени страсти?
Но стою у ночного окна,
В небе светит бесстыдно Луна,
Навалилась хмельная тоска,
Пью ее я сегодня до дна.
Ирина помолчала немного и прошептала вновь: «И склонюсь у колен твоих, разрывая себя на части — неужели люблю двоих, плавясь в огненном пламени страсти?.. Как ёмко и четко переданы наши отношения, словно автор заглянул в будущее и отразил сущность явления. Что будет с нами? Но я же знаю, что он любит и ее, сейчас наверняка лежит с ней, обнимая. И я не ревную, жду своей очереди. Почему бы и ей не знать, любит — пусть ждет своего часа. Мы одинаково любим одного мужчину, но есть всего лишь одна разница — она первая и ждать не станет. Каждая не хочет быть первой или второй — единственной».
