Я хотел рассказать о надежде дона Педро, которая прочно вошла в мое сердце, потому что уже пятнадцать лет я вижу, как она не сдается. Сначала я принял предложение работать в Британском институте в Лиме (чтобы слышать язык Паулы и ее народа), но вскоре начал посылать хронику в Лондон и стал газетным корреспондентом. Это позволило мне увидеть неутомимый людской муравейник, воздвигавший гигантские дамбы на реке Желтой; увидеть, как восстанавливались, еще не сосчитав погибших, греческие острова, разрушенные за пятнадцать секунд землетрясением; увидеть сотни тракторов, убиравших урожай на полях Сибири; увидеть, как убивают в Корее, как трудятся в Бразилии, как тонут во время наводнений в Италии; побывать в шести странах на праздновании Дня независимости. И повсюду люди любили и умирали, помогали друг другу и воевали, сочувствовали и спотыкались… Спотыкались… спотыкались… но шли вперед. Река людей бесчисленными волнами движет историю вперед, невзирая на время, устремляясь к неведомому океану — конечной своей цели, то признавая, то не признавая речей, революционных плакатов или музейных знамен. И тем, кто говорит, что у них самих или у их прапредков есть готовые рецепты жизни, надо крикнуть во всеуслышание, что сотворение мира не кончилось. Еще многие системы рухнут и многие родятся из человека и его тайн. Из этого сырья, из этой глины, из первородной грязи, простой и животворной, как миллионы лет назад, когда она породила первый пузырек жизни.
И вот когда я попытался вернуться назад во времени и пространстве, задумав совершить паломничество к часовне Надежды, мне было горестно узнать, что это невозможно. Поднимаясь к Саседону со стороны Ла-Панхии, Тахо пересекает мост почти тысячелетней давности, и оттуда хорошо видно, как огромный котлован Энтрепеньяс зарубцевала гигантская новая стена, гладкая и белая. С ее высоты обозреваешь водохранилище, чьи воды простерлись на сорок километров вокруг, поглотив реку и оставив только остров, который был когда-то вершиной Монте-Абахо. И в этих водах исчезла часовня, где я просил у Паулы надежды и где она мне ее дала, сама того не желая и не зная. Теперь эта часовня станет пристанищем для рыб, которых подстерегает вечная опасность; тут будет зарождаться их жизнь.
Прекрасна была округлая гладь воды, спокойно блестевшая в свете заходящего солнца. Моя жена и дочь созерцали ее вместе со мной, потрясенные силой природы, чистотой земли, воды, неба.
— И оттуда ты спускался вниз? — спрашивает дочка.
Я начинаю рассказывать ей о сплавном лесе. Старик, ухаживающий за цветами около туннелей нового шоссе, прислушивается к моим словам.
— Сплавной лес? — восклицает он. — Теперь он здесь не проходит. В последний раз он прошел лет пятнадцать назад, когда плотину уже наполовину закончили. Ух ты… сколько она всего натворила! Молодежь уходит, сеньор, ей неохота таскаться за упряжкой волов или за овцами, как мы. Да и девушек нынче не сыскать для работы. Никто не желает больше прислуживать… Видите, видите, это все городские: раньше-то ведь мы разве что ванны принимали в Мантиеле от ревматизма. Чтобы кто-нибудь купался? Упаси боже! Да это ведь неприлично!.. А теперь, гляньте-ка, гляньте… Этот мир для молодых, уж вы поймете меня.
Посмотрев туда, куда нам показывал старик, мы увидели несколько юношей и девушек в купальных костюмах. Судя по всему, одну из девушек новые веяния только что коснулись — до локтя руки у нее загорели, а выше были белые, она до недавних пор стеснялась снять платье. Однако сейчас все они весело плескались в воде. Я подумал о том, что воды эти могут достичь там, в глубине, убогих купален и той скамьи, на которой сидела Паула, когда я на нее смотрел в тот вечер…
Прежде чем уйти, я напряженно вгляделся в берега по обе стороны плотины. Сверху текла река — широкая, просторная, укрощенная силой машин, к радости купальщиков. Внизу, как в пропасти, виднелись мрачные скалы, а в глубине — извилистое, узкое русло, тягостный мир людей реки; развалины никому не нужной теперь электростанции. Плотина подняла все это до самого горизонта и расширила реку людей.
Да, часовня моих воспоминаний исчезла. Но не стоит из-за этого плакать. Надежда моя превратилась в глубокую тайну водохранилища, в обильные воды, питающие поля и освещающие селенья. Это хороший конец. И еще лучшее начало.
ХОСЕ ЛУИС САМПЕДРО
РЕКА, ЧТО НАС НЕСЕТ
РОМАН
Перевод с испанского С. Вафа
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРОГРЕСС» МОСКВА 1977
ПРЕДИСЛОВИЕ Елены Айала
РЕДАКТОР Л. Борисевич
© Перевод на русский язык и предисловие «Прогресс» 1977
С 70304-110 117—77
006(01)—77
ХОСЕ ЛУИС САМПЕДРО
РЕКА, ЧТО НАС НЕСЕТ
ХУДОЖНИК А. В. Сапожников
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР А. П. Купцов
ТЕХНИЧЕСКИЙ РЕДАКТОР С. Л. Рябинина
КОРРЕКТОР P. X. Пунга
Сдано в набор 5.02 1976 г. Подписано в печать 9.06 1976 г. Формат 84×1081/32. Бумага типографская № 2. Условн. печ. л. 18,48. Уч.-изд. л. 18,87. Тираж 50 000 экз. Заказ № 3889. Цена 1 р. 18 коп. Изд. № 18967.
Издательство «Прогресс» Государственного комитета Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли Москва, Г-21, Зубовский бульвар, 21
Ордена Трудового Красного Знамени Первая Образцовая типография имени А. А. Жданова Союзполиграфпрома при Государственном комитете Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли Москва, 113054 Валовая, 28
Перевод Ф. Кельина.
Стихи в переводе Е. Маркова.
Лесенка (исп.).
Имеется в виду восстание в Марокко, во главе которого встал вождь Абд-эль-Керим. В июле 1921 г. испанцы потерпели поражение в битве с марокканцами, — Здесь и далее примечания переводчицы.
Пабло Иглесиас (1850–1925) — руководитель социалистической партии. Первый социалист, избранный в 1910 г. в кортесы.
С вами (лат.).
Хлеб… девочка (итал.).
Requiescat in расе — да почиет в мире (лат.).
