Гарп продолжал вытирать пальцы ног. Когда дети вышли, Хелен просунула голову в ванную.
— Прости меня, я очень, очень тебя люблю, — сказала она, но Гарп даже не взглянул на нее, не оторвался от своих занятий с полотенцем.
— Я не хотела причинять тебе боли, — продолжала она. — Только как ты узнал? Я ведь старалась уберечь тебя. Это та девчонка? — прошептала она, но Гарп не отрывался от ног.
Поставив перед детьми еду (как будто они были два котенка, подумалось ей позднее), она снова поднялась к нему. Он все еще сидел нагишом на краю ванны.
— Он ничего для меня не значит, он ничего у тебя не отнял, — сказала Хелен. — И между нами все кончено, честное слово.
— С каких пор? — спросил он.
— С этой минуты, — ответила Хелен. — Я только должна сказать ему.
— Говорить ничего не надо. Сам догадается.
— Нет, так нельзя.
— У меня в яичнице скорлупа! — закричал внизу Уолт.
— А у меня подгорели гренки! — подхватил Данкен. Это был заговор детей с целью отвлечь родителей от их бед, скорее всего, неосознанный. У детей срабатывает особый инстинкт, подумалось Гарпу, когда родителей нужно оттянуть друг от друга.
— Ешьте! — крикнула им Хелен. — Я уверена, у вас все в порядке!
Она хотела дотронуться до Гарпа, но он увернулся и выскочил из ванной.
— Доедайте и пойдем в кино! — крикнул он сыновьям и стал одеваться.
— Это еще зачем? — спросила Хелен.
— Я здесь с тобой не останусь. Позвони этому молокососу и скажи ему, что надумала.
— Он захочет видеть меня, — как во сне сказала она. Сознание, что все кончено, раз Гарп знает, действовало на нее, как укол новокаина. Если на первых порах она чувствовала только боль, причиненную Гарпу, то потихоньку это чувство притуплялось, и она стала ощущать свою боль.
— Скажи ему, пусть забудет о тебе и думать, — велел Гарп. — Ты с ним больше не увидишься. Пусть не мечтает перепихнуться под занавес, просто скажи ему „прощай“. По телефону.
— Никто ни о чем таком и не говорит, — сказала Хелен.
— Вот и позвони, — ответил Гарп. — А я уведу детей. Мы сходим в кино. Прошу тебя покончить с этим до нашего возвращения. И чтобы никогда больше с ним не виделась.
— Не буду. Клянусь, — сказала Хелен. — Но последний разговор с глазу на глаз все-таки должен состояться.
— Ты, верно, считаешь, что провела эту кампанию вполне достойно?
В какой-то мере Хелен действительно так считала, но она ничего не сказала Гарпу. Ей казалось, она никогда не переставала думать о Гарпе и детях. И теперь была уверена, что завершит „эту кампанию“ самым благородным образом.
— Поговорим обо всем позже, — ответила она. — Все не так страшно, как ты думаешь. Но поговорим позже.
Гарп ударил бы ее, не ворвись в комнату дети.
— Один, два, три, — сосчитал Данкен для Уолта.
— Хлопья несвежие! — дружно крикнули ребята.
— Прошу вас, мальчики, — сказала Хелен. — Мы с папой немного поссорились. Подождите внизу.
Сыновья уставились на нее.
— Пожалуйста, — сказал Гарп. Он отвернулся, они не должны видеть, что он плачет; но Данкен, наверное, догадался, а Хелен просто знала. Уолт же, скорее всего, ничего не заметил.
— Поссорились? — переспросил Уолт.
— Пошли, — скомандовал Данкен; он взял Уолта за руку и потянул из комнаты. — Пойдем, Уолт, — повторил он, — а то опоздаем в кино.
— Не опоздаем! — воскликнул Уолт.
К своему ужасу, Гарп вдруг узнал сцену их ухода. Данкен тащит Уолта по лестнице вниз, а Уолт оглядывается и все машет рукой. Но старший брат неумолимо увлекает его вниз, в бомбоубежище. Гарп спрятал лицо в одежду и разрыдался.
Хелен коснулась его, но он сказал: — Не трогай меня! — и продолжал плакать. Хелен захлопнула дверь в ванную.
— Не надо, — умоляла она. — Он того не стоит. Он ничего не стоит. Я просто развлеклась с ним. — Она пыталась что-то объяснить, но Гарп яростно мотнул головой и швырнул в нее брюками. На нем была только рубаха, мужчина без штанов смешон, подумала Хелен. У полуодетой женщины все равно есть какая-то притягательность, а полуодетый мужчина ни то ни се, и уж какое тут самомнение.
— Пожалуйста, оденься, — попросила она и протянула ему брюки. Он их взял, натянул на себя и продолжал плакать.
— Я сделаю все, как ты скажешь.
— Ты с ним не будешь встречаться? — спросил он.
— Никогда, — ответила она. — Больше ни одной встречи.
— У Уолта насморк, — сказал Гарп. — Вообще-то, ему не следует выходить из дому, но в кино хуже не будет. И мы не задержимся, — добавил он. — Проследи, чтобы он потеплее оделся.
Хелен вышла.
Он выдвинул верхний ящик комода, где лежало ее белье, и, выдернув его до конца, погрузил лицо в душистую пену ее одежды — совсем как медведь с бочкой меда в передних лапах. Вернувшись в комнату и застав его за этим занятием, Хелен почувствовала себя, как если бы застала его за онанизмом. Смутившись, он изо всех сил ударил ящиком о колено. Белье разлетелось по комнате. Он поднял ящик над головой и ударил его о край комода, как будто хотел сломать позвоночник какому-то зверю размером с ящик. Хелен вылетела из комнаты, а он стал быстро одеваться.
Тарелка Данкена была почти пустая, ужин Уолта был частью на тарелке, частью на столе и на полу.
— Если не будешь есть, вырастешь хиляком, Уолт, — сказал Гарп.
— Я не вырасту, — ответил Уолт.
— Не смей никогда так говорить! — обрушился на ребенка Гарп: в такой ужас его повергли эти слова.
— Не вырасту! — повторил испуганный Уолт.
— А, понял, — продолжил Гарп. — Тебе нравится быть ребенком?
— Да.
— Уолт такой странный, — сказал Данкен.
— Я не странный! — крикнул Уолт.
— Странный, — повторил Данкен.
— Идите в машину, — велел Гарп. — И кончайте ссориться.
— Это вы ссорились, — осторожно заметил Данкен, но родители промолчали, и Данкен повел Уолта из кухни. — Пойдем, — сказал он.
Гарп сказал Хелен:
— Он ни в коем случае не должен здесь появляться, — бросил Гарп на ходу. — Если ты его впустишь в дом, живым он отсюда не выйдет. И ты не смей выходить из дому. Ни при каких обстоятельствах. Прошу тебя, — добавил он, и ему опять пришлось отвернуться от нее.
— Милый, — тихо сказала Хелен.
— Он ведь такой кретин, — простонал Гарп.
— Им мог быть только человек, совсем не такой, как ты. Диаметрально противоположный.
Он вспомнил о нянях, которые сидели с его детьми, об Элис Флетчер, о своем необъяснимом влечении к миссис Ральф и хорошо понял, о чем она говорила. Гарп вышел из дому через кухонную дверь. На дворе уже стемнело, шел дождь; к утру, наверное, подмерзнет. Глина на дороге влажно блестела, но была твердой. Он развернул машину, по привычке подал ее к дому и выключил двигатель с фарами. „Вольво“ покатил вниз,
Гарп знал подъездную дорогу наизусть. Ребятам было жутко слушать в густевшей тьме визг гравия под колесами, но когда заработал мотор и вспыхнули фары, мальчишки обрадованно засмеялись.
— А что мы будем смотреть? — спросил Данкен.
— Все, что хотите, — ответил Гарп. Они ехали в центр узнать, где что идет.
В машине было холодно и сыро, и Уолт раскашлялся. Переднее стекло все время запотевало, и невозможно было рассмотреть, что идет в кинотеатрах. Уолт и Данкен всегда дрались за право стоять в проеме между сиденьями. Гарп не понимал, почему им это место так нравится. Они толкались, и Гарп каждый раз упирался в них локтем, меняя сцепление.
— Убирайтесь отсюда оба, — велел Гарп.
— Отсюда хорошо видно, — ныл Данкен.
— Достаточно того, чтобы мне было хорошо видно, — ответил Гарп. — С этим паршивым дворником все равно толком ничего не увидишь.
— А почему бы не написать на фирму? — предложил Данкен.
Гарп попытался прикинуть письмо в Швецию с жалобой на некачественный дворник, но ему не дали сосредоточиться. Данкен надавил коленом на ногу Уолта и вытолкнул его из проема между сиденьями. Уолт заплакал и закашлялся.
— Я первый занял, — заявил Данкен.
Гарп резко дернул рычаг вперед, и голая головка рычага впилась ему в руку.
— Ты видишь, Данкен? — сердито спросил Гарп. — Видишь этот рычаг? Он острый, как копье. Ты хочешь упасть на него, если придется резко затормозить?
— Почему ты его не починишь? — спросил Данкен.
— Освободи сейчас же проем! — потребовал Гарп.
— Этот рычаг уже давно сломался, наверное, месяца три назад.
— Всего несколько недель.
— Если он такой опасный, давно бы пора его починить, — заметил Данкен.
— За машиной следит мать, — ответил ему Гарп.
— Она говорит, это твое дело, — сказал Уолт.
— Как твой кашель, Уолт?
Уолт кашлянул. Хлюпающий хрип, казалось, не мог поместиться в такой маленькой грудке.
— Господи! — воскликнул Данкен.
