Ознакомительная версия.
Мне и хотелось уехать, и грустно было от мысли, что скоро покину эти места.
Когда я приехал, то начал учиться оперировать детей; а сейчас, уезжая, обнаружил, что мне на операцию стали попадать уже их дети. Незадолго до отъезда мне довелось оперировать трехлетнюю девочку с ущемленной бедренной грыжей. Операция прошла успешно, ребенок быстро пошел на поправку, и однажды ее мама спросила у меня:
— Дмитрий Андреевич, а вы не помните меня? Десять лет назад вы оперировали меня с острым аппендицитом, мне тогда было тринадцать. А сейчас вы спасли и мою дочь! Вы не находите, что в этом есть что-то мистическое?
— Я нахожу, что просто начинаю стареть. Если останусь тут, то, возможно, еще и ваших внуков придется оперировать!
— Так и оставайтесь! Все больные и персонал очень переживают, что вы уезжаете!
Но как оказалось, не все. В последний день моей работы, 31 августа 2005 года, пришел странного вида чудила и попытался испортить мне настроение.
— Дмитрий Андреевич, я слышал, вы уезжаете? А вы меня не помните? — начал мужчина. — Я Григорий Исаакович Шварцман.
— Что-то не припомню, а что вы хотели?
— Видите ли, Дмитрий Андреевич, благодаря вам я стал глубоким инвалидом и теперь, как это принято, хочу возмещения и морального, и материального ущерба.
— А в чем дело? Что-то вы не похожи на инвалида.
— Это снаружи, а внутри я глубокий инвалид.
— Давайте ближе к делу, Григорий Исаакович.
— Хорошо! Три месяца назад я лечился у вас по поводу обострения хронического панкреатита. Все хорошо! Все замечательно! Обострение прошло, но при выписке вы мне дали рекомендации, в результате которых я заработал дисбактериоз, прошу прощения, и теперь каждые полчаса бегаю в туалет по большому. Стул наижидчайший!
— У вас есть с собой выписка и рекомендации?
— А как же, все есть! Вот выписка, вот рекомендации, двадцать один препарат!
— Послушайте уважаемый, что-то вы путаете, здесь все препараты разбиты на группы, я вам сказал принимать по одному препарату из каждой группы. Написал из лучших побуждений названия большинства препаратов, я же не знаю, какие в аптеке на данный момент есть. Какие претензии?
— Так, я-то принимал все препараты из списка!
— Зачем все, если я вам по группам все расписал и подчеркнул?
— Так значит, я не понял, надо лучше объяснять!
— Я вам и написал, и рассказал, уж не знаю, как еще объяснять. Все понимают, а вот вы один не поняли!
— Но я же пострадал! Вы собираетесь мне компенсацию выплачивать?
— Нет, конечно. Хотите денег — подавайте в суд. Только не знаю, как вы объясните тот факт, что вы не пришли разъяснить непонятное.
— А что, можно было прийти переспросить? И вы бы меня не ругали?
На этой грустной и смешной истории я хочу окончить повествование о моей работе в ЦРБ. В конце рабочего дня я накрыл стол, пригласил всех. Услышал о себе много интересного и приятного, в какой-то момент мне даже захотелось остаться, но я вовремя одумался.
Таких проводов местный вокзал, наверное, давно не видал. Кроме персонала со мной прощались мои бывшие пациенты, многие пришли с детьми. Проводник вагона все спрашивала, мол, кого провожаете? «Нашего хирурга, Дмитрия Андреевича Правдина!» — прозвучало в ответ.
Я стоял в вагоне, прижавшись к запотевшему стеклу, и думал о том, что мужчины не плачут, и долго, долго махал рукой провожающим, пока они совсем не скрылись из виду, превратившись в неразличимые точки. Районная эпопея благополучно завершилась, впереди ждала новая бурлящая интересными событиями жизнь.
Прошло три месяца после того, как я покинул центральную районную больницу. На новом месте меня приняли относительно нормально, правда без оркестра и туша. Леонтий Михайлович и здесь оказался непререкаемым авторитетом.
Работая в многопрофильном стационаре, я на себе в полной мере ощутил пользу районной хирургии. Большинство врачей, не прошедших этой школы, были сильны в своей специальности, но любой шаг в сторону от проторенного пути заводил в тупик. Все были узкоспециализированы. В нашем отделении, пожалуй, только Ермаков и я могли на должном уровне поспорить с представителями других специальностей. Многих это сильно раздражало.
Я был весьма удивлен, когда сосудистые хирурги пригласили в свое отделение врача из гнойной хирургии, чтобы тот вскрыл постинъекционный абсцесс у пациента ангиохирургического отделения.
— А что, вы сами не можете? — спросил я. — На артериях оперируете, а гнойник простой не можете разрезать и дренировать, с этим же любой интерн справиться?
— Мы-то можем, но нам нельзя, запрещает начальство, — поправили меня ангиохирурги. — Каждый должен заниматься своим делом: сосудистый хирург — сосудами, торакальный — грудной клеткой, абдоминальный — животом и так далее.
Первое время я порывался сам оперировать смежную патологию, но меня быстро осадили и поставили, как говорится, на место. Помню один довольно не приятный инцидент. В мое дежурство поступила бабушка 85 лет с ущемленной паховой грыжей. Ущемленным оказался придаток яичника, уже измененный длительным сдавливанием, не жизнеспособный. Я, недолго думая, взял да и удалил его без всякого труда.
На утренней конференции мне устроили такой жесткий разнос! Мама не горюй! Особенно лютовал один преклонных лет профессор кафедры факультетской хирургии, у которого было что-то личное к бывшим районным хирургам. Сам он в свое время выгодно женился на дочке предыдущего профессора, после института остался на кафедре, защитил кандидатскую диссертацию, а потом и докторскую помогли сделать. Сам он почти не оперировал, в лучшем случае ассистировал опытным хирургам, но регулярно проводил обходы и со знанием дела воспитывал молодежь.
— Почему вы не пригласили гинеколога? — шумел профессор.
— Да операция технически несложная, я их в районе много раз выполнял! Ни одного осложнения не наблюдал! — стал оправдываться я.
— Здесь вам не район! Не ЦРБ! Здесь многопрофильная клиническая больница, такие номера у вас больше не пройдут! А вдруг родственники в суд подадут?
— Так бабке 85 лет, на кой ей яичник? Тем более что при осмотре он был изменен, не жизнеспособный. Думаю, и гистологическое исследование этот факт подтвердит!
— Отстраняю вас за такую самодеятельность на месяц от дежурств! — наказал меня светило. — И впредь, чтобы больше никто из хирургов самодеятельностью не занимался! Все слышали, никто не занимался! Запрещаю! Есть сопутствующая патология — зовите консультантов! Яичник поврежден, значит, гинеколога! Почка заинтересована — уролога! И так далее! Еще раз повторяю, у нас не ЦРБ, а клиническая многопрофильная больница! Все специалисты есть!
Лишение хирурга дежурств — это одно из самых сильных наказаний. Кроме денег, теряешь и возможность заниматься экстренной хирургией, одним из самых интересных и увлекательных разделов нашей специальности.
Конечно, в большой больнице, как и везде, есть свои подводные камни; пока их узнаешь, не одну шишку набьешь. После этого случая меня высылали в командировки в отдаленные ЦРБ области, где существовали проблемы с хирургами, где я смог проявить свой талант универсала в полную силу.
После я часто стал ездить в отдаленные уголки нашей области, во многих местах были проблемы с хирургами. Приходилось и по санитарной авиации летать на санзадания. Не обошли стороной и мою ЦРБ.
После моего отъезда отделение возглавил Юра Ветров. Сев в кресло заведующего, он заважничал и буквально через несколько месяцев возомнил себя пупом Земли. Власть помогает полностью раскрыть сущность человека.
Саныч и Степа остались в ЦРБ, Иван и лор-врач Артур вскоре вслед за мной уехали в город. Отделение стало хиреть и «усыхать», когда я приезжал по санзаданию, мне было грустно смотреть, как разваливается некогда крепкое хирургическое отделение, а вместе с ним и вся больница. В других отделениях тоже врачи стали увольняться и отправлялись в другие места в поисках лучшей доли.
Возможно, когда-нибудь я напишу и «Рассказы хирурга городской больницы», где расскажу читателю и о том, как вымирают маленькие больницы и возвеличиваются большие стационары, а пока прощаюсь с вами, до новых встреч.
Хирургия груди и живота соответственно.
Препараты, расслабляющие мышцы.
Обезболивающее.
А в судебной — трупы, найденные по весне.
Реинфузия, переливание пациенту его собственной крови, осуществляется при значительных, угрожающих жизни кровотечениях. Переливается собственная кровь человека, собранная специальным черпачком и пропущенная через восемь слоев марли, так как донорская, несмотря на групповую и резус совместимость, может вызвать аллергическую реакцию, так как содержит чужеродный белок. Главное условие при реинфузии — чтоб не были повреждены полые органы (кишечник, желудок — риск инфицирования крови содержимым этих органов), и чтоб по времени от начала кровотечения прошло меньше шести часов (после этого клетки крови начинают разрушаться).
Ознакомительная версия.
