— Да пошел ты!..
Меня покоробила такая его реакция, стало стыдно за него. Возникло желание подойти к оскорбленному литовцу и извиниться перед ним за хамское поведение коллеги. Но литовец по пьяной лавочке не обратил внимания на пренебрежительное к нему отношение и просто отошел. Меня же эта ситуация уже завела, и как только представилась возможность, я вышел из–за стола и, обратившись к другому литовцу, который оказался свидетелем этой сцены, попросил прощения за своего товарища. Литовец отнесся с пониманием и вежливо ответил:
— Все в порядке. Не переживайте за нашего товарища.
Народ не совсем организованно толпился в середине зала, чтобы проявить себя в плясках. Не отставая от товарищей, я тоже пытался показать себя на танцполе. И наверное, это получилось, так как после первого или второго танца я это ощутил на себе.
В одну из пауз мой взгляд привлекла, наверное, единственная девушка на танцполе. Еще бы! Ведь она довольно решительной поступью направилась в мою сторону. То, что именно мне был адресован ее подход, определить было несложно: во–первых, я мысленно прочертил по паркету вектор ее движения, который упирался прямо в меня; и, во–вторых, взгляд девушки был еще более красноречив, чем направление движения. Меня, правда, слегка удивило, что при таком огромном количестве мужчин довольно симпатичная и молодая девушка выбрала меня. Тем более что я не часто посещаю подобные заведения, уже сто лет меня никто не приглашал даже на белый танец. А тут без объявления белого танца, едва зазвучала медленная мелодия и — пожалуйста.
Станцевали мы с девушкой медленное танго, затем еще. В общем, так мы танцевали до тех пор, пока не кончилось отделение и оркестранты не пошли перекурить. Тогда я, как положено, отвел девушку на место, где сидела компания около сорока человек, состоящая практически из одних мужчин. Кое–как продравшись через стулья сидящих прибалтов, я усадил ее и поблагодарил за выбор.
Кое–кто из товарищей заметил мой отличный от всех танец. Мы же, своей компанией, подняв очередной тост, выпили. Потом повторили это действо несколько раз. Затем и здесь наступил перекур, и мы с товарищем вышли на террасу, где нечаянно сцепились уже не очень трезвыми языками с литовцем. Мы поинтересовались его впечатлениями о Минске, говорили о том, о сём. Литовец сказал, что он в кабачке находится с молодой женой. Мы с товарищем поинтересовались, сколько нашему собеседнику лет, он сказал:
— Тридцать… Э–э–э… сорок…
Мы, как–то не сразу въехав в тему, чуть ли не хором уточнили:
— Так сколько тебе лет — тридцать или сорок?
— Сорок, это жене — тридцать.
— А–а–а, ну тогда понятно.
Далее выяснилось, что его компания — это фермеры, которые приехали в Минск на конференцию. Еще немного пообщавшись, мы, довольные беседой, разошлись по своим местам.
Когда снова заиграла музыка, мы вновь сгрудились на танцевальном пятачке. И тут, к моему удивлению и удивлению рядом стоящих товарищей, муж–литовец подвел ко мне свою молодую жену. Он торжественно вручил ее мне, будто ключ от квартиры, где лежат не только деньги, но и другие ценности. Для подтверждения своих намерений он сказал:
— Отдаю вам свою жену, — и тут же, уловив оттенок безысходной обреченности в своем предложении, поперхнувшись, поправился: — Не насовсем, а только на вечер.
Тут уж я не просто удивился, а слегка даже обалдел от щедрот чужого мужа. Я бы так со своей женой, равно как и с зубной щеткой, не поступил. На это один мой товарищ, слегка оскорбленный выбором не в его пользу, отозвался довольно прозаически:
— Лучше бы он мне отдал свою жену. Уж я бы нашел ей применение!
Снова отдавшись в танце чужой молодой жене, я не заметил, как и это отделение завершилось, и мне снова пришлось провожать партнершу к мужу. Усадив ее на место, я развернулся и начал продираться в обратном направлении. Вдруг ко мне обратился высокий, лет на сорок, литовец с неожиданным предложением:
— Мы приглашаем вас. Присаживайтесь, пожалуйста, к нам за стол.
Я пришел со своими товарищами, с ними общался весь вечер и вдруг брошу их на произвол судьбы? Нет, я не мог себе такого позволить. Ну, не мог я бросить товарищей, так как они без меня просто–напросто пропали бы, поэтому я гостеприимному прибалту вежливо отказал:
— Большое спасибо за приглашение, но я здесь не один, и не могу оставить своих товарищей.
И я вернулся на место. Однако и этим приглашением был удивлен и озадачен. Не знаю почему, но с учетом предшествующих событий оно показалось каким–то двусмысленным. Впрочем, может, я чего–то тут нафантазировал? Может, это просто культура смежного государства такая, и ничего предосудительного здесь нет.
В своем застолье мы продолжили излияния. И тут мой сотовый телефон выдал сигнал о том, что мне кто–то звонил. Я глянул, кто это был, оказалось — мой друг, живший по соседству. Обеспокоившись, я вышел на террасу, специально подальше от входа, чтобы позвонить ему.
— А ты где? — заслышав мой голос на фоне городских звуков, спросил он. Я назвал адрес кабачка. — Так я как раз сейчас проезжаю мимо вас! — обрадовано воскликнул мой собеседник. — Если хочешь, я прихвачу тебя и доставлю домой.
Разговаривая по телефону, я боковым зрением отметил, что неподалеку фланирует муж девушки, которой понравилось танцевать со мной. Было видно, что он с нетерпением ждет, когда я закончу телефонный разговор. Я же, как та избушка из сказки, не хотел поворачиваться к нему передом, а к лесу задом и делал вид, что очень занят. Я не хотел обсуждать с ним тему, о которой догадывался, и чувствовал себя крайне неудобно, будто призывник на пункте сбора.
— Нет, спасибо, — тем временем поблагодарил я друга, продолжая разговор по телефону. — Я еще погуляю с товарищами.
— Хорошо, а завтра ты будешь на работе?
— Буду, конечно, — сказал я. — А что?
— Мне надо кое–что обсудить с тобой, — сказал друг. — Чисто деловая встреча. Когда у тебя перерыв?
Пребывая в этой щекотливой ситуации, я долго что–то тыкал и мыкал, пытаясь вспомнить время рабочего обеда, чего мне так и не удалось сделать. В общем, я мямлил до тех пор, пока муж литовской красавицы, не дождавшись окончания моего разговора, ушел обратно в кабачок. Тогда я облегченно вздохнул, закончил телефонный разговор и, для полной гарантии выдержав паузу, вернулся на место.
Здесь я обратил внимание, что молодая женщина переключила внимание на моего товарища, и это меня устроило.
Наблюдение со стороны
Однажды я обратил внимание на то, как ведут себя бойцы ОМОНа, разговаривая с обычными гражданами. Пришлось мне 8 октября 2010 года коротать время в скверике, зажатом резиденцией Президента и Центральной площадью, в ожидании флотского товарища, который задерживался в дороге. Поэтому я, не обремененный никакими делами или заботами, не спеша прогуливался в состоянии мирной созерцательности.
Вокруг скульптуры «Мальчик с лебедем» — самой известной достопримечательности нашего прекрасного города — имеются скамейки. На одной из них сидели две симпатичные девушки, а напротив почти как джентльмены стояли два омоновца. Было видно, что они клеятся к девушкам. Видимо, эти парни по непонятной причине избежали обязательного для такой категории бойцов отбора, так как оба были невысокого роста, зато при всей амуниции: одеты в городской камуфляж и обуты в ботинки с высокими берцами. Про спецсредства я уж и не говорю. Один из них стоял прямо во фронт к девушкам, второй — под небольшим углом.
А вот здесь самое главное и начинается — то, как они стояли! Уже в одной их стойке ясно читался вызов или противопоставление себя всем окружающим, да и всему человечеству заодно. Фронтальный омоновец стоял, плотно срастив подошвы ботинок с тротуарной плиткой, расставив ноги даже не на их ширину, а гораздо круче, руки, сцепленные пальцами в замок, держал за спиной. Так стоят памятники каким–нибудь историческим личностям, являя миру их значимость. Прямой корпус, словно на кол, на шею посажена голова. Этого омоновца я даже не видел анфас, а лишь со спины, но мне и этого было достаточно, чтобы различить его пренебрежение и неуважение к обществу. Второй омоновец был зеркальным отражением своего товарища.
Их самоуверенная манера поведения напоминала хулиганов в подворотне, когда те наглым видом демонстрируют прохожим свое превосходство, замешанное на неуважении к ним. После чего обычно следует и само действие, доказывающее всем, «кто тут настоящий хозяин». Для такого омоновца повод к подобного рода действию искать не надо, он сам на него «набегает» по ходу патрулирования. Например, можно у первого встречного законопослушного гражданина, совершенно неопасного для общества, не подозреваемого в совершении преступления или административного проступка потребовать на проверку документы или произвести личный досмотр. Я понимаю, что в этих случаях они действуют строго по правилам, но по форме это действие похоже на издевательство, а не на общественно необходимую работу — службу.
