Ознакомительная версия.
«Они хотят управлять региональными медиа, — обронил он, — мы все поняли намек». Со знанием дела он говорил об отказе Пентагона принять израильскую танковую защитную систему, из-за которой американские компании могут потерять контракты. Мы проговорили с ним около десяти минут. Свой монолог он завершил фразой: «Я говорю моему братцу-республиканцу, что поддержу эту войну только тогда, когда дочери Джорджа Буша наденут униформу и встанут под ружье».
В четыре пополудни мы были приглашены на рандеву в дом музыкантов Савой. От шоссе нам нужно было проехать километра два по виляющей гравийной дороге. Наконец мы приехали. На парковочной площадке перед большим белым домом росли огромные дубы.
Дом, построенный еще дедом Марка в 1912 году, был двухэтажный, в виде буквы «L», с открытой верандой. Анна показала мне дом. Веранда вела в яркий разноцветный холл. Затем мы прошли на кухню. Дом был редкой красоты. Везде был порядок, — словом, чувствовалась рука хозяйки. Библиотека была полна книг. Фотографии всех членов семьи были развешаны на стенах. В ванной комнате стояла старинная высокая двухметровая ванна на железных лапах, висели мягкие полотенца. Это был действительно живой дом, хранящий память о многих поколениях семьи Савой.
Иван, Марк, Анна и двое их друзей играли на гитарах на заднем дворе, на котором рос огромный 250-летний дуб. Я сел в тени этого роскошного дерева и стал размышлять о том, какой же долгой была его жизнь. Когда ему было двадцать лет — приняли Декларацию о независимости, сто пять — началась Гражданская война, сто семьдесят три — началась Великая депрессия. Это дерево видело многое: большие ураганы и долгие засухи, приходящие и уходящие человеческие жизни.
Семья Савой приготовила нам прекрасный ужин. На большом гриле жарились свиные ребрышки и курица — вся еда была острой. На длинном столе лежали королевские креветки с чесночным соусом, рис, зеленая фасоль, салат, персики и орехи в высоких вазочках. В маленьких холодильниках было пиво. Мы общались, веселились до позднего вечера. Это был незабываемый праздник для всех нас.
После ужина мы с Владимиром расположились в голубых креслах-качалках на веранде маленького коттеджа. Сегодня был сороковой день нашего путешествия, и я понимал, в каком напряжении находился Владимир все это время. Он был вдохновителем и организатором этого проекта, и поэтому вся ответственность лежала на нем. Но сегодня он наконец позволил себе расслабиться. Владимир рассказал мне о том, как много лет назад встретил Марка и Анну и они стали его близкими друзьями. Что-то очень важное было связано у него с этим чудесным деревом, старым домом, музыкой… Я понял, насколько ему дороги эти честные и великодушные люди. Мы поговорили о деревенской Америке, о том, что здесь совершенно другой ритм жизни, и, несмотря ни на что, люди, живущие здесь, сумели сохранить человеческие ценности.
Музыка звучала до поздней ночи.
Мы собрались уезжать. Владимир искренне поблагодарил семью Савой за гостеприимство. Он сказал, что живет и работает в циничном мире и, только увидев всю Америку, понял, что настоящая Америка — здесь. Он признался, что любит их.
* * *
Прошло чуть больше года после урагана «Катрина». Центр Нового Орлеана выглядел жутко. На улицах было пустынно.
Мы проехали мимо какого-то стадиона. Воспоминания об этом кошмаре были еще свежи. Тысячи людей на берегу, вещи в магазинных тележках, повсюду мусор. Мертвые тела, прикрытые брезентом.
Сейчас здесь никого не было. На бетонном столбе виднелась, примерно в шести футах над уровнем земли, черная горизонтальная линия. Эта линия показывала высоту воды…
Алена Сопина в течение нескольких недель пыталась организовать интервью, связывалась с офисом мэра города, но даже за два дня до нашего приезда все еще не было никаких договоренностей. Новоорлеанская «Times Picayune» получила Пулитцеровскую премию. И я опять позвонил Джиму Варни, репортеру. Он был готов помочь, но, к сожалению, уезжал сегодня. «Попробуйте связаться с Кленси Дюбос, — предложил он. — Он привык работать здесь и сейчас издает «Gambit Weekly». Он в курсе всех дел в городе».
Дюбос ответил на телефонный звонок, его голос был легок и мелодичен, с ощутимым южным акцентом. Наш проект показался ему интересным. «Я думаю, что смогу собрать для вас группу — городских консультантов, общественных организаторов, может быть, кого-то еще. Как долго вы собираетесь здесь пробыть?» — неторопливо спросил он.
Я обсудил все с Владимиром и сказал Кленси, что в нашем распоряжении всего один съемочный день — воскресенье.
Повисла небольшая пауза. «Ну хорошо. Мы попробуем организовать интервью в воскресенье днем».
«Это было бы отлично», — сказал я.
Я знал, что в полдень мы собираемся снимать ресторан «Макдоналдс». Компания «Макдоналдс» — спонсор проекта, и с ними можно будет договориться. Владимир сказал, что мы обязательно должны снять эти интервью.
С Кленси Дюбосом мы встретились в офисе газеты. Офис располагался в современном ярком здании недалеко от реки. Кленси был высокий светловолосый мужчина в очках, со скромными манерами. Ураган причинил огромный ущерб его бизнесу. Здание было полностью затоплено, вспоминал он. Потери были довольно значительны. Мы еще не успели восстановить его до конца. Но, несмотря ни на что, Кленси был оптимистично настроен и верил, что все еще будет хорошо. Он считал, что ему еще повезло, другие пострадали намного больше.
Кленси провел с нами весь воскресный полдень. Он показал нам полностью разрушенные частные дома, в которых все еще проводились восстановительные работы. И так квартал за кварталом, миля за милей. Дюбос без злобы говорил о том, что в нашей стране нет политического лидерства и это огромная проблема. И мэр города Наджин, и президент Соединенных Штатов оказались беспомощны в данной ситуации.
Я смотрел на Кленси Дюбоса и размышлял. Стихийное бедствие раздавило его город. Однако в отличие от многих Кленси не отступил назад. Он прекрасно видел все сложности, неразбериху вокруг. Но какая-то внутренняя сила помогала ему видеть самую суть вещей. Он верил, что совместными усилиями все можно наладить. И в своей газете он старался показывать сложившуюся ситуацию с разных сторон.
На фоне церкви мы отсняли интервью с чернокожим бизнесменом, который участвует в застройке и восстановлении самого пострадавшего района. Мужчина показал нам свое теперешнее жилище — маленький трейлер, стоявший на бетонных блоках. Следующее интервью, с белой семейной парой, мы записали в их заново отстроенном доме. Они искренне радовались тому, что опять встали на ноги.
Потом мы приехали на судостроительную верфь. Прошли немного вдоль берега и подошли к широким металлическим воротам, открыли их. Во дворе было много низких построек, трава проросла сквозь трещины между плитами. Проходя между зданиями, мы увидели рыболовную лодку, привязанную к доку. Она была выкрашена свежей белой краской, сбоку синими буквами на ней виднелась надпись «ELLIE MARGARET».
Стоящий рядом с лодкой невысокий мужчина был одет в полосатую футболку и короткие шорты. Седые волосы обрамляли овальное лицо. Маленькие глаза щурились от яркого солнца. Высокие скулы, загорелая кожа, щетина — у него было уставшее и в то же время очень решительное лицо. Его звали Чарлз Робинс. Он поведал нам свою историю. Робинс говорил без южного акцента, и его голосе чувствовались резкие интонации.
Чарлз Робинс был коренным жителем Нового Орлеана в пятом поколении. Его предки приехали сюда с Канарских островов в 1784 году. «Мне было одиннадцать, когда мой отец купил эту лодку, — сказал он. Он рыбачил около тридцати лет. — Я вырос на этой лодке».
Когда Робинс только начинал торговать королевскими креветками — они стоили пятнадцать долларов килограмм. Сейчас импортные, выращенные на фермах креветки продают за 2,75 доллара за кило. Из-за высоких цен на газ местные рыбаки не могут продавать свой улов по такой низкой цене.
«Мы разорились после «Катрины», и все, что создавалось тридцать лет… пропало. — Он вздохнул, затем продолжил: — Сейчас мы пытаемся выстроить заново нашу жизнь».
Дом матери Робинса был полностью разрушен. Его семья — жена и двое детей — потеряла дом, машину и все имущество. Все, за исключением этой лодки. Во время шторма лодка разбилась и затонула. Сейчас он ее восстанавливал. С деньгами очень трудно. «Рыбалка — это мое сердце, а не мой кошелек», — сказал Робинс. Сейчас он нанялся работать плотником, для того чтобы просто оплачивать счета, а по ночам вместе с женой они перестраивали дом. В выходные дни он рыбачит.
«Мы не смогли получить помощи от государства, так как наши налоговые записи бесследно исчезли во время шторма. Просто так я ничего не прошу. Я сказал этой леди из администрации малого бизнеса: «Мне нужна помощь, чтобы мы снова смогли встать на ноги»», — с горечью рассказывал он.
Ознакомительная версия.
