Но по-другому объяснить пока сложно. Разве что предположить, что кому-то очень выгодно, чтобы мы все так думали. Все были фаталистами.
Кому?
А это уже пусть каждый решает для себя сам. Но разве это не правильно, что человек просто обязан быть счастливым? Разве это похоже на глупость? Разве мы все в конечном итоге не к этому стремимся? А иначе зачем жить? Просто нам пока чего-то не хватает: какой-то силы, каких-то знаний, а еще — уверенности в себе, веры в свои способности. Неужели это еще долго будет продолжаться? Наша растерянность, которую мы ощущаем, едва Жизнь раскроет перед нами свои объятия. Так хочется поверить, что еще чуть-чуть — и что-то изменится, что-то произойдет. Скорей бы это случилось, и тогда мы наверняка поверим, что способны если не на все, то на многое, о чем сейчас боимся даже помышлять.
Анна в это поверила. У нее не было другого выхода. Поверила в то, что способна познать непознаваемое и сделать невыполнимое. И дело вовсе не в том, что ее жизнь соприкоснулась с неведомым. Дело в том, что она поменяла ход своих мыслей, а вместе с этим изменилось её восприятие мира, людей и событий. Для нее уже давно стало очевидным: никакие деньги на свете не сделают ее счастливой, ей-то не знать! Да и счастье теперь в ее представлении складывалось совершенно из других составляющих. Для нее счастье обрело иные черты. Все — за жизнь Андрея.
Смешно? Смейтесь.
Анне было не до смеха. Пришло время для чуда.
— Уже скоро, Андрюшенька. Уже скоро.
Анна быстрыми шагами направилась к выходу.
* * *
День выдался морозным и ветреным. Не привыкший к головному убору и долгому пребыванию на улице Александр Станиславович сразу замерз. Поднятый ворот пальто не спасал. Перчатки и шарф остались в машине, до которой было очень далеко. Она стояла у самого въезда на кладбище. Народу было много. Большинство составляли педагоги, коллеги из школы. Были ученики старших классов, соседи. Немного поодаль стояли те, кто приехал с Александром Станиславовичем. Пока батюшка отпевал усопшую, народ перешептывался, и до ушей Александра Станиславовича то и дело долетали обрывки фраз.
“Гроб-то какой! Прямо как в заграничном кино… Слыхали, поминки будут проходить в ресторане, всех пригласили… Бедная, жила — мучилась, и смерть такую же приняла… А сын-то так в себя и не пришел… Говорят, женился на богатой… Невестка не явилась, рассказывают, будто она умом тронулась. Вон мужчина видный стоит, ее отец…”
Александр Станиславович сжал губы, развернулся и отошел подальше от толпы, ближе к своим.
То же самое.
“Совершенно дела забросил… От трех выгодных контрактов отказался… Сам слышал, что два иска в арбитражном суде… А может, все специально было подстроено, чтобы от слепого зятя избавиться… Да его Анька всегда была с приветом… Что его жалеть, мало он над людьми поиздевался?..”
При последней фразе Александр Станиславович резко повернулся в сторону говоривших. Говорили близкие друзья. Захотелось ответить что-то грубое, дерзкое. Передумал. Бог им судья. Не прощаясь ни с кем и ничего не объясняя никому, пошел прочь. Дальше и без него все сделают. Есть дела и поважней. Дочь. И мистика.
Поверил ли он в рассказ Игоря? Он не знал. С водкой, конечно, все выходило складно. А вот без нее… Но не могли же они сойти с ума одновременно. Что-то все равно их напугало. Нужно попробовать самому разузнать про этого Бориса, если он существует. А если нет? Ну и как заставить себя поверить во всю эту галиматью? Какой-то ангел, какой-то черт. Черт знает что!
— Поехали в офис, — быстро сел, отдал распоряжение.
В машине набрал дочь.
— Анечка, где ты?
— Возвращаюсь от Андрея.
— Я скоро буду, не скучай.
— Хорошо, папа.
* * *
Казалось ли вам когда-нибудь, что вы сходите с ума? Словно все, что находится вокруг, живет само по себе, и вы никак не можете принять в этом участие. Вы хотите во всем этом присутствовать, что-то изменить, даже знаете как, но тщетно, все протекает мимо. Зато получается то, на что вы уж никак не рассчитывали. И из-за этого несоответствия или этой беспомощности вы теряете почву под ногами.
Анна уже привыкла к этому состоянию. Впрочем, как и ко многому другому. Череда жутких трагических событий не слишком ее и задела. Как будто это произошло в каком-то другом времени, в другом мире и вообще не с ней. Все эти люди, которых не стало, больше ее не волновали. Случилось, значит случилось. Думать хотелось только о живых. Ну и пусть осуждают. Очень ее волнуют чьи-то осуждения.
Она ждала, когда вернется отец. Ну, помочь он, пожалуй, не сможет, потому что не очень-то и верит, но поддержит в любом случае. А с другой стороны, было непонятно, зачем она его так ждет? Разве с его приходом начнут происходить какие-то события? Разве они не происходят сами по себе, когда удобно им? Но они же происходят с ней. Так почему не тогда, когда она их ждет?
“А что делать? Не звать же мне их, в самом деле?”
— Ия! Ты меня слышишь? — тихонько, вполголоса позвала Аня.
Она стояла посреди своей комнаты лицом к окну. Короткий зимний день так быстро растворялся в ранних сумерках, уступая место последним, что казалось, будто бы был застигнут врасплох.
Анне стало зябко, хотя в квартире было тепло. Она поискала, что бы накинуть на плечи. Взгляд упал на пуховый платок Ларисы Ивановны. Вчера вечером, когда они сидели на кухне, Лариса предложила его Анне. Он был удивительно теплым и мягким, его и взяла.
— Хочешь поговорить?
Анна вздрогнула: не ожидала услышать ответа на свой вопрос. Да и спросила скорее для своего спокойствия. Чтобы лишний раз убедиться, что она сама по себе, и все, что происходит, ей неподвластно.
— Ты сейчас какая? — не поворачиваясь, спросила Анна.
— А какую хочешь увидеть?
— Такую, чтобы я тебя любила и поверила тебе, как самой себе. Ты угадала, я хочу поговорить. — Анна повернулась. Напротив стояла она же. В таком же пуховом платке. С таким же измученным лицом и немым вопросом в глазах.
— Ух ты… — Анна растерялась. А потом с горечью в голосе добавила: — Как я ужасно выгляжу. В зеркале как-то лучше.
— Не огорчайся. Скоро всему придет конец.
— Тебя, кроме меня, сейчас кто-нибудь видит?
— Ни меня, ни тебя никто не видит. Ты спишь.
— Почему это я сплю, если я совершенно точно знаю, что стою посреди комнаты и смотрю на тебя? — Анна на всякий случай обернулась и бросила взгляд на кровать. Та была застеленной и пустой. Анна усмехнулась.
— И все-таки ты спишь, — Ия подошла к Ане и взяла ее за руку. — Идем.
— Куда?
— Ко мне в гости.
— А это обязательно? К тебе? Я боюсь.
— Чего?
— Сама же сказала, что скоро придет конец. Что ты имела в виду?
В ожидании ответа Анна на всякий случай отступила назад.
— Ладно. Давай здесь, — Ия-Аня прошла в глубь комнаты и присела на кровать. — Чур, мое место.
— Как-то ты разговариваешь не так, — Анна с недоверием посмотрела на гостью.
— Сама же захотела. Кто сказал, чтобы я была такой, какой ты могла бы полюбить и поверить, как самой себе?
— Я сказала. Хорошо. Рассказывай, я слушаю. — Анна села на стул.
— Хочешь знать, что происходит и почему? Хочешь понять, что можно сделать, чтобы все исправить?
— Я не собираюсь все исправлять. Я ничего не сделала, чтобы исправлять. Я хочу только одного…
— Можешь не говорить, я знаю. — Ия наклонилась к Анне, платок сполз с плеч. — Тебе нужен Андрей. А на остальное тебе наплевать. Я права?
— Ты говорила, что поможешь. Помоги. — Не такого разговора и не таких объяснений ждала Анна.
— Я могу только подсказать. Делать будешь ты.
— И Андрей вернётся?
— В течение суток.
— Что я должна сделать?
— Не знаю. Готова ли ты на жертвы?
— Ради него — да! — горячо ответила Анна.
— Избавься от ребенка, — Ия выжидающе посмотрела на девушку. — Вся проблема в нем.
— Что? — Анна не верила своим ушам.
— У вас будут еще дети. Красивые и здоровые. А этот ваш мальчик — он урод, к тому же слепой.
Анна поднялась. Побледневшая, с трясущимися губами.
— Это нечестно!
— Жизнь в обмен на жизнь. А как ты хотела? Сюси-пуси? Нет, милая, не выйдет.
Девушка растерялась.
— Ну, решайся. Маленькая операция — и Маугли здоров.
— Плохой сон.
— Почему?
—Ты не ангел. Ты тот, другой.
Раскатистый жуткий смех заполнил комнату.
— Такая смелая? Не боишься?
— Нет, не боюсь. А еще сейчас проснусь и не буду тебя слушать. Сам сказал, что ничего не можешь сделать без меня, — Анна улыбнулась. — Пошел вон.
Псевдо-Ия округлила глаза. В это трудно было поверить, но она стала растворяться, все так же с изумлением взирая на Анну.
Как? Не послушалась? И ничего нельзя сделать?
— До встречи, крошка. И уверяю тебя, встреча будет последней.
— Я подготовлюсь к ней, — с вызовом ответила Анна и отвернулась.
