На другой день они выехали из Куйбышева. Князь был в цивильной одежде. На нем было добротное пальто с каракулевым воротником, каракулевая же шапка с кожаным верхом, белые бурки «со скрипом». Андрей тоже был одет вполне прилично, как и подобает племяннику преуспевающего доктора.
Обычно Князь не «работал» в районе Куйбышева, полагая, что это лишний и ненужный риск: здесь его скорее могут опознать. Там, где едят, не гадят. Они выбрались на линию Москва — Владивосток — «Транссиб», — нацелившись на экспресс, в котором ездили солидные люди, в том числе иностранцы, у которых было чем поживиться.
Люди старшего поколения, кому приходилось во время войны ездить в поездах, помнят, должно быть, что означало достать билет, да еще в спальный вагон. Любые нынешние сложности, даже в курортный сезон, даже добывание билета на международные рейсы Аэрофлота, — детские забавы, просто ничто в сравнении с тем, что творилось на вокзалах в годы войны и после, в первые годы, тоже. А вот у Князя проблем почти никогда не возникало. Едва ли не на каждой узловой станции по всей сети его маршрутов (Поволжье, Урал, Западная Сибирь, отчасти Средняя Азия) у него были свои люди — железнодорожники, а по «совместительству», как правило, скупщики краденого и содержатели «хавир»[24], которым Князь щедро платил и которые обеспечивали его не только билетами, но и нужной информацией, и крышей над головой, когда это было нужно. Он был расчетлив, по-звериному осторожен и хитер и не полагался на авось, на слепое везение.
Они благополучно добрались до Казани, там два дня прожили у знакомой Князя, билетной кассирши, и она раздобыла места на экспресс, в мягкий вагон.
Посадка была спокойная, толпы жаждущих уехать пассажиров не штурмовали поезд, зато на перроне было столько милиции и военных патрулей, как будто встречали правительственную делегацию. И в вагоне было на удивление чисто (между прочим, Князь с Андреем могли бы ехать и в международном вагоне, но там купе были на двоих), уютно, на окнах — занавески, а в коридоре на полу — мягкая ковровая дорожка. В таких вагонах Андрею ездить не приходилось. Соседями по купе оказались военный моряк, капитан второго ранга, и толстый лысый не то китаец, не то японец. На его полке в изголовье стоял раздутый желтый портфель из натуральной кожи, и китаец (Андрей почему-то решил, что он все же китаец) постоянно держал на нем руку, словно боялся, что портфель может сам по себе исчезнуть.
Князь, войдя в купе, поздоровался.
— Сыночика? — осведомился китаец, разглядывая Андрея. — Бальшая сыночика.
— Племянник, — улыбаясь, ответил Князь.
— Палимянника, палимянника… — покивал китаец и замолчал.
— Сын моей сестры, — объяснил Князь.
— А-а, сыночика ваша сестра?.. Харошая сыночика хорошая сестра.
Моряк, похоже, обрадовался новым попутчикам, и они быстро нашли с Князем общий язык. Он рассказал, что у него есть сын, ровесник Андрея, и что он учится в суворовском училище.
— А ты кем хочешь быть? — спросил он.
— Танкистом мечтает, — сказал уверенно Князь, и Андрей удивленно подумал: откуда он это знает?
— Хорошее дело, — одобрил моряк. — «Броня крепка и танки наши быстры…» Так? — Он весело подмигнул.
— Так, — согласился Андрей. Он действительно мечтал стать танкистом.
— Далеко едете?
— Не близко, — уклончиво ответил Князь и виновато улыбнулся.
— Ясно, — кивнул моряк. — Вопросов больше не имею. Пойдемте покурим?
Они вышли. Китаец, поглядывая на дверь, спросил у Андрея:
— Сколько тебе лет?
Андрею показалось странным, что китаец вдруг заговорил без всякого акцента.
— Скоро пятнадцать.
— Ага. Чита едете, Новосибирск, Владивосток? — Теперь он снова говорил с акцентом.
Андрей пожал плечами и промолчал. А по правде сказать, он и сам не знал, куда они едут.
— Харошая юноша, не болтаешь мынога.
Ужинать пошли в ресторан вместе с капитаном второго ранга. (В этом поезде был и вагон-ресторан, где можно было купить почти все что душе угодно, но по очень высоким ценам.) Андрей съел яичницу и выпил крем-соды, а Князь с капитаном поужинали бифштексами, выпили водки и заказали кофе.
— Подозрительный какой тип, этот китаец, или кто он там? — вроде между прочим проговорил Князь, закуривая «Казбек». — Что-то в нем есть такое…
— Вы правы, — согласился капитан. — Только мне кажется, что он сам всех подозревает. От самой Москвы портфель из рук не выпускает. Можно подумать, что дипломатическую почту везет.
— Может, правда дипломат?
— Какой, к черту, дипломат. Они с охраной ездят. Пройдоха.
— А если сам в этом купе, а охрана, для отвода глаз, в соседнем? Еще по сто граммов?
— Пожалуй, — кивнул капитан. — Скорее всего, он какой-нибудь торгаш. Китайцы — народ коммерческий: поняли, что война кончается, и засуетились.
— Они сами все время воюют.
— А кто их разберет, между нами говоря. И воюют, и торгуют. У них все вместе, как у американцев.
Когда вернулись в купе, китаец спал. Или делал вид, что спит. Портфель по-прежнему стоял в изголовье, а сам он отвернулся к стенке.
Наутро он неожиданно предложил позавтракать всем вместе в ресторане. Капитан согласился, а Князь отказался, сказав, что неважно себя чувствует.
— А палимянника сы нами можно?
— Можно, — разрешил Князь и при этом подмигнул Андрею, дал понять, чтобы он не ходил тоже. И Андрей не пошел.
Однако портфель китаец прихватил с собой.
— Хитрая китаеза, — злобно высказался Князь. — Что у него в портфеле, как мыслишь?
— Деньги?
— Вряд ли. Ладно, потом выясним, никуда не денется.
Днем играли в карты, в подкидного дурака. Князь соврал, что в преферанс не умеет и что вообще не любит карты. Болтали о всякой всячине, и китаец мало-помалу оживился, оттаял, проникшись доверием к попутчикам. Скорее всего, предположил Князь, он во время завтрака прощупывал капитана и получил доброжелательный отзыв о нем и об Андрее.
Князь выходил на какой-то большой станции якобы дать телеграмму, а ближе к вечеру предложил устроить маленький сабантуй прямо в купе. Если, разумеется, никто не против.
— По какому поводу? — поинтересовался капитан.
— Пока секрет, — сказал Князь и потер руки. — Но повод стоящий, уверяю вас.
— Как это вы сказал, саба… туй? — спросил китаец.
— Сабантуй. Праздник.
— А-а, пыразника! — Китаец заулыбался, сверкая золотыми зубами. — Пыразника харашо.
— Итак?
— Раз имеется в наличии повод, — сказал капитан, — военно-морской флот готов!
Князь открыл маленький чемодан (на этот раз у них было два чемодана) и выставил на столик водку, вино, консервы.
— О! — Китаец широко распахнул руки, — Одыну минутыку… — Он шустро выскочил из купе. Портфель остался на месте.
Князь и капитан удивленно переглянулись.
— Это вы, доктор, внушили ему такое доверие, — рассмеялся капитан, — Раньше он и в туалет ходил с портфелем. Куда же он помчался?
— За своей охраной, наверное. — Князь тоже рассмеялся. — Или предупредить, чтобы были начеку.
А китаец вскорости вернулся с бутылкой коньяка и с пакетом, в котором были бутерброды с икрой, — он ходил в вагон-ресторан.
— Пыразника! — сказал он.
— А повод? — спросил капитан.
Князь встал, обвел всех глазами и торжественно объявил:
— Сегодня, товарищи, день рождения моей жены!
— Сколько — не спрашиваю, — поднимаясь, сказал капитан, — но повод замечательный! За наших любимых женщин!
— Женщина — харашо! — подхватил китаец и тоже встал.
Андрей не стал слушать пьяную болтовню, он даже боялся, как бы Князь не напился и ему не сделалось бы плохо. Он залез на свою верхнюю полку и быстро уснул.
А среди ночи Князь разбудил его:
— Быстро, племяш. Через десять минут наша станция.
Андрей обратил внимание, что в изголовье у китайца уже не было портфеля, а сам он, как и капитан, спал на спине и громко, взахлеб храпел.
Выходя на станции из вагона, Князь поблагодарил проводника и сунул в карман его форменной тужурки тридцатку. Тот расплылся в улыбке, приподнял фуражку и пожелал всего хорошего.
Станция была не маленькая, средняя такая станция. Возле багажного отделения Князя с Андреем ждал железнодорожник, и Андрей понял, что Князь действительно днем отправлял телеграмму.
Все вместе зашли в тесную конторку. Здесь железнодорожник передал Князю билеты, а Князь достал из своего большого чемодана портфель китайца и вывалил на стол его содержимое. Андрей с любопытством смотрел, что же там было. А были там облигации, очень много облигаций, упакованные в аккуратные пачки, и еще коробки с иголками. С обыкновенными иголками для швейных машин. Андрей даже почувствовал разочарование, увидав такое «богатство». Облигации — это понятно, это почти те же деньги, так казалось Андрею, а вот иголки… Между тем у железнодорожника загорелись глаза при виде иголок. Князь довольно ухмылялся. Он взял одну пачку облигаций, повертел в руках и небрежно бросил на стол. Железнодорожник принялся пересчитывать их. Делал он это профессионально, пальцы его мелькали, как у фокусника. А потом он открывал коробки и пересчитывал иголки, которые по десятку были укреплены на черных картонках. Потом он долго что-то записывал, щелкал на счетах, а Князь сидел, развалясь барином, и насвистывал. Наконец железнодорожник закончил свои подсчеты, отложил карандаш и сказал:
