Вскоре после начала я впал в беспомощную растерянность. Потом пытался сосредоточиться и все равно не мог понять, что мне говорят. Я отчетливо слышал каждый слог, но смысл ускользал, словно говорили на китайском. Меня о чем-то спрашивали. Я пытался вежливо кивать в ответ, а потом едва не упал в обморок. Придя в себя, услышал свой голос:
– Стакан воды, будьте так любезны.
– Кончено, кончено, – отвечали они (на самом деле они наверняка говорили «конечно»).
– Все кончено, но вы очень милы, – сказал я, улыбаясь хизлоповой улыбкой, но так и не смог вспомнить, зачем я здесь.
И я сказал им об этом. Извинился. Переработал, понимаете? Понимающие улыбки.
– Не переживай, Джок, сейчас мы закажем такси, тебя отвезут на станцию.
Так они и сделали. Почему же я в таком случае не дома? От Гринока до Глазго минут сорок, не больше. Ах да, помню. Машина привезла меня на вокзал за двадцать минут до поезда. Чтобы подождать, я заглянул в паб. Пропустил свой поезд, потом пропустил следующий поезд, потом ушел последний поезд, и вот я здесь. Вроде бы даже приличный отель. Надеюсь, что был вежлив, несмотря на свое состояние. Но я расстался со своей последней иллюзией – иллюзией того, что никто вокруг не догадывается о моем алкоголизме. Часам к 10 или к 11 утра доложат Ривсу, хотя еще девяносто минут до завтрака, который начинается в 8.15… Я бы мог попытаться первым поговорить с ним…
Теперь я чувствую себя страшно уставшим. Уставшим, чистым и печальным, только вот почему чистым? Ложись обратно в постель. Ложись (да ложусь я!), по-настоящему грустный и чистый, кстати, а почему грустный? Как много я потерял: точилку в форме земного шарика, Дэнни, Алана, мать, отца, жену, знакомые улицы и здания, целые районы и предприятия исчезли навсегда. Вот послушай. Чирикает птица, слышишь?
На этот берег птичка прилетала
(Хизлоп чирикает),
Но больше уж не прилетит, пожалуй.
Я долгий путь прошел, и оказалось:
Земля, вода, любовь – все потерялось.
Нелогично. Берег – это всегда край земли, значит, земли не может не быть. Берег – край моря, значит, и вода должна быть. И если кто-то проделал долгий путь, чтобы доказать что-то, то, даже если он ничего не нашел, все равно он наверняка любил это что-то. Но, видимо, стихотворение означает нечто большее, чем слова, которые в нем использованы. Оно не умолкает в моей голове. Давай, чирикай дальше, Хизлоп.
На этот берег птичка прилетала,
Но больше уж не прилетит, пожалуй.
Я долгий путь прошел, и оказалось:
Земля, вода, любовь – все потерялось.
Так много ускользнуло от нашего внимания. Великое множество вещей, которые остались незамеченными.
На этот берег птичка прилетала,
Но больше уж не прилетит, пожалуй.
Я долгий путь прошел и оказа-уа-а-аха, уаха-а-а,
ааааааааахахау!
Хм. Хм-м.
Я просыпаюсь, призрак «Скотного двора», отказываюсь быть героем чьей-то книги, побеждаю Хизлопа и готовлюсь к отъезду.
13. Скотный двор. Она сидела прямо посреди заднего сиденья «роллс-ройса» и лениво листала модный журили. В какой-то момент она подняла голову и перебросилась несколькими ничего не значащими фразами с водителем – молодым человеком, одетым в ковбойские сапоги, джинсы, жилетку и шляпу, который не мог быть мною, почувствовал себя примерно как я. Она развлекала его, поэтому вряд ли он был просто ее шофером, несмотря на то что она вела себя с ним именно как с шофером. Поболтав с молодым человеком, она вернулась к журналу, где тут же обнаружила что-то занятное, какую-то иллюстрацию. Она прочитала подпись под фотографией и страшно удивилась. Так удивилась, что я проснулся с эрекцией, которая только что прошла. Ох, лучше бы мне не просыпаться. Это был почти что «мокрый» сон, из тех что случались в далекие юношеские времена, пока я не встретил Дэнни. Мне снилось, что я наполнял чернильную ручку из сочащихся сосков чьей-то груди, и проснулся я от семяизвержения. Кто была та женщина? Почему «скотный двор» – такое магическое словосочетание, дающее ощущение изысканно-экзотической беспомощности в тисках изысканно-экзотической силы?
Вспоминай. Если не можешь вспоминать – придумывай. Весь сон происходил внутри машины. Она – это Жанин. Богатая Жанин в кожаных штанах. Она вдруг стала читать историю о том, что случилось, когда она вышла из машины, – вот откуда ее удивление и мое возбуждение. Да, сон сейчас возвращается, и вместе с ним возвращается эрекция. (Простите, сэр?), отвали, Бог.
Жанин никогда не была актрисой, никогда не была домохозяйкой, никогда не работала. Бывают такие барышни. Она всегда могла себе позволить любые вещи, какие ей понравятся, впрочем, вещи никогда не нравились ей подолгу, отсюда ее обиженные надутые губки на фото а ля Джейн Рассел для рекламы «Изгоя». Отсюда ее тяга к грубым, бессистемным, слегка комичным и уродливым нарядам, искусно скроенным из дорогих материалов, – так она демонстрирует, что ей наплевать на собственную внешность. Отсюда ее тесные светло-коричневые штаны (простите, сэр?), отвали, я занят ее плотными кожаными штанами цвета хаки, так тесно стянутыми на ее тонкой талии, что ЕДВА ЛИ ее задница может оказаться достаточно пышной, чтобы заполнить все мешковатое пространство этих толстых бесформенных штанов, но как мучительно хотелось бы, чтобы она его заполнила. Каждая штанина заканчивается аккуратной манжетой, подвернутой дюймов на шесть выше ее голых лодыжек, нет, нет, манжетой с молнией, которая плотно застегивается чуть повыше ее лодыжек. Она в белых парусиновых туфлях, нет, в кедах, нет, все-таки в парусиновых бейсбольных туфлях без шнурков на босу ногу. Я хотел сказать, что они могли бы быть зашнурованы, на каждой туфле есть дырочки для шнурков, но самих шнурков нет, да перестань ты ползать по полу, поднимайся выше, вспомни тонкую талию Жанин и ее большие груди в белой шелковой почти расстегнутой блузке, никаких лифчиков, открытая шея, а над ней это милое надутое личико, кстати, что с волосами? Целое облако светлых локонов, не стянутых в пучок, но пышно обрамляющих лицо, как толстые кожаные штаны обрамляют ее попку. И небольшие бриллиантовые серьги в ушах. Пауза. Глоток воздуха.
(Простите, сэр…) Не прощу. Она рассеянно листает журнал, лежащий у нее на коленях, – Космополитэн» или «Вог», скорее «Вог», уж очень тоскливо ей смотреть на эти глянцевые страницы, где утонченные модели демонстрируют шмотки/обувь/шмотки/губную помаду/ шмотки/лак для волос/шмотки/украшения/ шмотки/ парфюмерию/шмотки и неожиданно дешевый рецепт от шеф-повара – блюдо из икры, трюфелей и ломтиков рыбы, выложенных на капустном листе. Она вздыхает, поднимает взгляд на водителя и спрашивает:
– Как ты себя сегодня чувствуешь, Фрэнк?
– Отлично. А почему ты спрашиваешь?
– Потому что последняя наша ночь была, на мой взгляд, так себе. Ты, Фрэнк, конечно, мальчик симпатичный и массаж делаешь чудно, но я стала появляться с тобой в обществе не из-за твоих умелых рук. Это я в любой момент могу купить за деньги. Некоторые мои хорошие друзья пользуются услугами твоих рук. Я выбираюсь с тобой по вечерам, ожидая, что получу удовольствие от тех семи или восьми дюймов, которые в последний раз меня несколько разочаровали.
Фрэнк отвечает с ухмылкой:
– Жанин, сегодня вечером у тебя будет много этих специальных дюймов, у тебя вообще будет много всего, даже такого, о чем ты и помыслить не могла.
– Правда? – говорит Жанин, широко зевнув.
– Чистая правда.
– Как, говоришь, называется это место?
– «Скотный двор».
– Хотелось бы, чтобы оно оказалось хорошим местом, – произносит Жанин и переворачивает страничку. – А что там за народ?
– Богатые и красивые люди. Кое-кого ты даже знаешь.
– Ну ладно, будем надеяться, что место окажется хорошим, – говорит Жанин, глядя на иллюстрацию на задней обложке журнала, расположенную между рекламой солнечных ванн и французских домиков для уикендов. Подпись – цитата из «Шерифов и воришек», ноною противоречивого романа то ли Нормаил Мейлера, то ли Джона Апдайка. На первый взгляд это фотография вечеринки на ранчо какого-нибудь миллионера, но слишком отчетливые очертания фигур, мягчайшие тональные переходы красок, полное отсутствие мелких погрешностей, которые неизменно присутствуют даже на самых качественных фото, свидетельствуют о том, что это искусная картинка, сделанная по фотографии. Все герои выглядят на ней чересчур сексуально и привлекательно, и почти на каждом ковбойские сапоги, джинсы и жилетка. Даже дамы одеты так же, за исключением нескольких женщин в длинных джинсовых юбках со сквозным разрезом на кнопках. У кого-то они расстегнуты больше, у кого-то меньше (простите, сэр?), слушай, возвращайся попозже, я слишком восхищен сейчас этими женщинами с обиженными и встревоженными мордашками в расстегнутых белых шелковых блузках безо всяких лифчиков. В отличие от улыбающихся женщин в тесных джинсах, стоящих по кругу с разноцветными коктейлями, пи встревоженные милашки в юбках и блузках стоят со скованными за спиной запястьями (а почему не со скованными локтями?), идиот, это же анатомически неосуществимо, цепь слишком коротка (а ведь полицейские сковали наручниками локти Роскошной), заткнись, опять Ты пытаешься мне весь кайф испортить, где это я остановился, когда Ты начал перебивать меня?
