Ознакомительная версия.
— Если кто-нибудь захочет убедиться в том, что он настоящий мужчина, он может доказать…
— Правда? — рассмеялась Мария Антония, довольная этой шуткой.
Дона Флор тоже рассмеялась. Хоть ей и досаждали эти пересуды, история с доной Магнолией по-прежнему ее развлекала.
Через несколько дней утром к ней зашла Дионизия Ошосси со своим толстым бутузом, чтобы получить благословение крестной. Последнее время она приходила редко и на этот раз рассказала доне Флор о своих огорчениях: ее муж завел любовницу. Разъезжая повсюду на грузовике, он связался с какой-то особой в Жоазейро. Дионизия отправилась к соблазнительнице, после того как получила анонимное письмо, подняла там страшный шум и пригрозила прогнать изменника. Но это была, конечно, только угроза, какой мужчина не грешит на стороне? Она была очень расстроена, даже похудела и лишь теперь немного успокоилась: муж не только порвал с той женщиной, но и вообще перестал ночевать в Жоазейро.
Дона Флор утешила ее: всем женщинам приходится страдать от подобных вещей. Сама дона Флор не так давно узнала об измене, которая ранила ее в самое сердце.
— Неужели и доктор? Даже он? Значит, никому не удается избежать этой участи…
— Кто? Теодоро? Нет, кума Дионизия, Теодоро — это исключение, которое лишь подтверждает правило… Он человек порядочный, за него я готова голову положить на плаху…
И тут дона Флор неожиданно для себя чуть не призналась Дионизии, что история с доной Магнолией огорчила ее гораздо меньше, чем старая связь Инес Васкес дос Сантос с Гулякой, о которой только теперь она узнала. Стоило доне Флор подумать о Миртес, как перед нею возникала тощая притворщица Инес, эта лицемерка, эта потаскуха.
Романс разучивался около шести месяцев, пока наконец требовательный маэстро не признал исполнение безупречным. Кстати сказать, в данном случае он был особенно требователен как автор сочинения, посвященного красоте и доброму сердцу доны Флор, «Колыбельная Флорипедес» стала его любимым детищем.
Каждую субботу вечером в любую погоду оркестр собирался на репетицию произведений для предстоящего концерта у Тавейры Пиреса.
Последние месяцы прошли мирно, без особых происшествий, за исключением, пожалуй, дебюта Марилды перед микрофоном радиостанции «Амаралина» — самой молодой и самой популярной станции, — который всколыхнул весь квартал. Можно было подумать, что все эти люди дебютировали вместе с девушкой, такое волнение вдруг их охватило.
Дона Норма возглавила шумную толпу, направившуюся к «Амаралине» в этот праздничный день. Соседи собрали внушительную сумму на подарок и через сеу Самуэла дас Жойаса, торговавшего драгоценностями, прочими товарами и даже контрабандой, приобрели отличные ручные часики современной, оригинальной формы, с гарантией на шесть месяцев. «Швейцарские, на семнадцати камнях и почти даром», — заявил сеу Самуэл, давая понять, что продает их, только желая сделать приятное своей постоянной клиентке доне Норме.
Однако сеу Сампайо, которому вечером показали покупку, установил, что старый торговец снова надул дону Норму, как надувал уже двадцать лет и будет надувать до тех пор, пока кто-нибудь из них не протянет ноги; и если первой придется помирать доне Норме, Самуэл, наверное, постарается всучить ей контрабандные святые дары…
Часы оказались вовсе не швейцарскими и не на семнадцати камнях; они были собраны в Сан-Пауло и все же были неплохие. «Пора покончить с пренебрежительным отношением к отечественной промышленности, она ничуть не хуже любой другой», — заключил патриотически настроенный сеу Зе Сампайо.
В день дебюта, как и следовало ожидать, с доной Марией до Кармо случился нервный припадок, когда она увидела дочь перед микрофоном и диктор объявил, что ее голос нежней, чем у тропической птички. Дона Флор тоже пустила слезу: она питала к Марилде материнскую нежность, многое сделала, чтобы она стояла здесь, у микрофона, и даже повздорила из-за нее с доктором Теодоро. Своим успехом Марилда была обязана всем соседям, но прежде всего доне Флор, которая к тому же наготовила всяких сластей и отнесла к Марилде, где в знаменательный вечер даже открыли бутылку шампанского — подарок Освалдиньо. Дебют молодой певицы был отмечен критикой и слушателями.
Другим важным событием была неожиданная поездка доны Гизы в Соединенные Штаты, которая вызвала много всяких толков. Даже дона Динора, всегда знавшая все наперед, не предвидела, что в Нью-Йорке скончается некий мистер Шелби, оставив наследство доне Гизе. Кто был этот господин и почему он завещал свое состояние преподавательнице английского языка, уже столько лет живущей в Бразилии? Об этом не успели расспросить дону Гизу, поскольку она уехала, никому ничего не сказав и ни с кем не простившись.
Об умершем и его богатстве ходили самые противоречивые слухи. Говорили, будто мистер Шелби был когда-то мужем доны Гизы, а может быть, и ее старой привязанностью. Вариантов было много, но в одном сходились все: дона Гиза получила в наследство от американского миллионера колоссальное состояние, к тому же в долларах, а не в каких-то мильрейсах.
Однако все эти слухи были опровергнуты, когда авиапочтой пришло письмо доне Норме; прежде чем распечатать конверт, дона Норма долго изучала иностранные марки и знакомый почти мужской почерк.
Дона Гиза сообщала о своем возвращении в Баию, о том, что побывала на могиле двоюродного брата («Пусть рассказывает кому-нибудь другому! Он был ее мужем или любовником!» — судачили на улице и в барах кумушки) и уладила все дела. Она действительно получила наследство как единственная родственница, но наследство состояло из старого автомобиля, личных вещей покойного и нескольких акций ближневосточных нефтяных компаний. Дона Гиза все это распродала, и вырученных денег ей едва хватит, чтобы оплатить расходы на поездку. Еще двоюродный брат оставил породистую таксу Монсеньера, с которой она скоро появится на улицах Баии, после того как оформит бумаги, чтобы ввести собаку в Бразилию.
За последние шесть месяцев два этих события, пожалуй, были единственно достойными хроники двух замужеств доны Флор. Остальное время доны Флор занимали репетиции, собрания в Обществе фармакологов, занятия с ученицами, визиты к родственникам и друзьям, посещения кино и любовь по средам и субботам.
Правда, репетиции дона Флор уже не посещала с прежним постоянством, однако не скучала на них, как некоторые жены музыкантов, даже не скрывавшие этого. Она была верной подругой мужа, а значит, разделяла его взгляды и привязанности, но время от времени все же позволяла себе пропустить репетицию, ибо только люди, влюбленные в музыку, способны в монотонном повторении мелодии обретать покой и наслаждение.
Реже стала она бывать и на собраниях Общества фармакологов, где защищались диссертации и велись дебаты по разным вопросам. К чему себя насиловать? Чтобы бороться весь вечер со сном, пытаться вникнуть в суть речей и под конец, сдавшись, погрузиться в дремоту? Дона Флор уснула даже в тот вечер, когда доктор Теодоро защищал свою спорную диссертацию «О замене химических препаратов органическими средствами при лечении от бессонницы». А между тем в этот знаменательный вечер на карту была поставлена научная репутация доктора. Дискуссия шла до глубокой ночи, и, когда взволнованный и счастливый муж взял ее под руку, дона Флор, проснувшись от аплодисментов, едва не попросила у него извинения за то, что спала, словно ей дали лошадиную дозу снотворного…
— Мой дорогой… — только и пролепетала она.
Но доктор Теодоро был так возбужден, что не заметил ее заспанного лица.
— Спасибо, дорогая. Какая победа!
Он раз и навсегда разделался со снотворными, выполнив свой долг гражданина и фармацевта, хотя по-прежнему продавал эти опасные яды, получая неплохой доход, поскольку снотворные были в моде. Доктор Теодоро, образованный и честный фармацевт, был в то же время владельцем процветающей аптеки и не чувствовал от этого никакого неудобства, ибо добросовестно следовал как морали ученого, так и морали торговца.
Но самым важным событием, которое нашло отражение в печати, обсуждалось в самых высоких сферах и всколыхнуло всех портных, был концерт любительского оркестра «Сыновья Орфея» в особняке Тавейры Пиреса, виртуозно игравшего на виолончели.
Не хватит слов, чтобы должным образом описать этот праздник искусства. Если кто-нибудь пожелает узнать о нарядах дам, об их красоте и элегантности, мы посоветуем просмотреть подшивку газеты, издаваемой Таваресом, где был помещен репортаж блестящего Силвиньо Ламеньи, знатока светской жизни. Что касается самого концерта, то все интересующиеся могут ознакомиться со статьями критиков Финеркаеса и Жозе Педрейры либо отчетом Элио Басто, мастера на все руки, не только музыканта, но и любителя изящной словесности. Дона Розилда в своем Назарете вырезала из газет все места, где расхваливалось прекрасное исполнение на фаготе романса Аженора Гомеса, одного из лучших номеров концерта.
Ознакомительная версия.
