– Энди, раз уж ты сегодня так туго соображаешь, объясняю: это мой дом. Это мои родители устроили вечеринку, а у меня хватило сообразительности попросить их, чтобы твоя хозяйка взяла тебя с собой. Это она сказала тебе, что мне десять лет, или ты сама так решила?
– Ты шутишь? Ну скажи, что все это шутка, пожалуйста!
– Ничего подобного. Здорово, правда? Я подумал, раз уж никак по-другому тебя не вытащить, может, хоть это сработает. Когда Миранда работала во французском «Подиуме», они дружили с женой моего отца – она фотограф, их постоянный сотрудник, – вот я и попросил мачеху сказать Миранде, что ее одинокому сыночку не повредит общество привлекательной секретарши. Как видишь, сработало превосходно. Ну, пойдем выпьем чего-нибудь.
Он положил руку мне на талию и повлек к массивной дубовой стойке в гостиной, за которой уже трудились три бармена, раздавая гостям бокалы с мартини, стаканы с бурбоном и скотчем и изящные фужеры с шампанским.
– Нет, ты скажи честно: мне сегодня ни с кем не придется нянчиться? У тебя, случайно, нет младшего брата или еще кого-нибудь в этом роде?
Было невероятно, чтобы Миранда взяла меня с собой только для того, чтобы я весь вечер проболтала с корифеем американской литературы. Может, она рассчитывала, что я буду петь или танцевать или еще каким-то образом развлекать гостей? А может, им не хватило официантки и они решили, что проще всего использовать в этом качестве меня? Вдруг меня пригласили заменить вон ту усталую девушку-гардеробщицу? По крайней мере версию Кристиана мой ум принимать отказывался.
– Ну, я не скажу, что тебе совсем уж не придется ни с кем нянчиться, потому что мне может потребоваться все больше и больше внимания. Но думаю, все будет не так плохо, как ты ожидала. Я сейчас вернусь.
Он чмокнул меня в щеку и исчез в толпе гостей – преимущественно импозантных мужчин и элегантных женщин в возрасте от сорока до шестидесяти, – здесь, похоже, собралась в основном банковская и журнальная элита, для разнообразия разбавленная парой-тройкой известных дизайнеров, фотографов и манекенщиц. Из гостиной дверь вела в вымощенный камнем внутренний дворик; там горело множество свечей и нежно играла скрипка. Я заглянула туда и тут же увидела Анну Винтур [21]: затянутая в кремовый шелк, в расшитых бисером босоножках от Маноло, она смотрелась восхитительно. Она оживленно разговаривала с мужчиной, судя по всему, ее дежурным возлюбленным, но громадные солнечные очки от Шанель прятали глаза, и невозможно было понять, весела она или расстроена. Журналистская братия очень любила сравнивать выходки и манеру поведения Анны и Миранды, но я не верила, что на свете может быть другая женщина, столь же вздорная, как моя хозяйка.
За ее спиной я заметила нескольких человек – вероятнее всего, из «Вог»; они выжидательно и с готовностью смотрели на Анну (вот точно так же смотрят на Миранду наши редакционные трещотки); еще дальше возбужденно верещала Донателла Версаче. Ее лицо было так сильно накрашено, а одежда так плотно прилегала к телу, что она походила на карикатуру на саму себя. Помню, когда я впервые была в Швейцарии, я все думала, что эта страна удивительно похожа на собственную миниатюрную копию-макет в парке «Дисней уорлд» в Орландо, штат Флорида, – так и сейчас Донателла заставляла усомниться в собственной натуральности и сильно смахивала на пародистку, изображающую ее в телешоу «Субботним вечером в прямом эфире».
Я потягивала шампанское (а я-то думала, мне его не достанется!) и болтала с каким-то итальянцем (страшила, каких мало). Итальянец цветисто распинался о том, что уже с самого рождения был ценителем женского тела, но тут снова появился Кристиан.
– Эй, пойдем-ка со мной, – сказал он и уверенно повел меня сквозь толпу. На нем были его обычные выбеленные джинсы «Дизель», белая футболка, темный пиджак спортивного покроя и мягкие мокасины от Гуччи; он органично вписывался в царившую вокруг модную толчею.
– Куда мы идем? – спросила я, высматривая среди гостей Миранду. Мало ли что говорит Кристиан, а ну как она выловит меня сейчас и заставит отправлять какой-нибудь факс или перекраивать расписание?
– Сейчас мы возьмем тебе еще шампанского, а может, и мне тоже. А потом я поучу тебя танцевать.
– С чего ты взял, что я не умею танцевать? Я вообще-то и так неплохо танцую.
Он протянул мне бокал шампанского – ниоткуда, словно бы из воздуха – и повел в гостиную, украшенную в великолепной темно-бордовой гамме. Оркестр из шести человек играл музыку в стиле ретро. Здесь собрались те, кому было под тридцать пять или около того. Словно по заказу оркестр заиграл «Давай продолжим» Марвина Гейя, и Кристиан поставил меня напротив себя. От него пахло горьковатым молодежным одеколоном в том же стиле ретро («Поло-спорт»?). Его бедра непринужденно покачивались в такт музыке, мы двигались по импровизированному танцполу, и он тихонько напевал мне на ухо. Вся комната была как в тумане – я едва отдавала себе отчет в том, что не одни мы танцуем здесь сейчас и что где-то кто-то произносит какие-то тосты. Единственным, что существовало, что имело смысл, было мое ощущение Кристиана. Где-то в глубине сознания пульсировала мысль, что это тело рядом с моим принадлежит не Алексу, но сейчас это было не важно. Сейчас – не важно.
Шел второй час ночи, когда я вспомнила, что вообще-то я здесь с Мирандой. Я ее не видела несколько часов и была уверена, что она забыла обо мне и вернулась в отель. Но, когда мне наконец удалось встать с дивана в кабинете его отца, я ее сразу нашла. Она весело болтала с Карлом Лагерфельдом и Гвинет Пэлтроу; через несколько часов все трое должны были присутствовать на дефиле у Кристиана Диора, но им явно было на это наплевать. Я не знала, обнаруживать мне свое присутствие или нет, но тут она меня заметила.
– Ан-дре-а! Идите-ка сюда, – позвала она, и в гомоне вечеринки, которая уже вошла в завершающую фазу, ее голос прозвучал почти благодушно. Кто-то приглушил свет, и было заметно, что обо всех до сих пор не разъехавшихся гостях хорошенько позаботились улыбчивые бармены. Эта ее неприятная манера растягивать мое имя сейчас даже не покоробила меня – по телу разлились покой и теплый хмель. Вечер был что надо, лучше некуда, – и, может, она зовет меня для того, чтобы представить своим друзьям-знаменитостям?
– Да, Миранда, – проворковала я, от души благодарная ей за доставленное удовольствие.
Она даже не посмотрела в мою сторону.
– Принесите мне «Пеллегрино» и убедитесь, что водитель на месте. Я уезжаю.
Две женщины и мужчина рядом с ней захихикали, и я почувствовала, что у меня запылали щеки.
– Да, конечно. Сейчас.
Я принесла ей «Пеллегрино» (она и не подумала поблагодарить) и сквозь редеющую толпу пошла к выходу. Сначала я хотела отыскать родителей Кристиана и лично поблагодарить их, но хорошенько подумала и направилась прямо к дверям; там, прислонившись к косяку, с самодовольным выражением на лице стоял он.
– Итак, малютка Энди, сумел ли я сегодня доставить вам удовольствие? – Язык у него слегка заплетался, но это не уменьшало его обаяния.
– Да, было неплохо.
– Всего лишь «неплохо»? Ты, похоже, хотела, чтобы я уже сегодня позвал тебя наверх, а, Энди? Всему свое время, дорогая, всему свое время.
Я шутливо шлепнула его по руке.
– Не обольщайся, Кристиан. Поблагодари от меня своих родителей. – На этот раз я сама потянулась к нему и поцеловала в щеку прежде, чем он успел сделать что-нибудь другое. – Спокойной ночи.
– Шалунишка! – крикнул он мне вслед, язык у него заплетался еще больше. – Ты маленькая мышка-шалунишка. Наверняка твоему парню это нравится.
Он улыбался, и улыбался без тени цинизма – для него это была просто игра, но напоминание об Алексе отрезвило меня. Как раз настолько, чтобы я осознала: вот уже много лет мне не было так хорошо. Шампанское, и танцы в обнимку, и руки Кристиана у меня на спине вернули меня к жизни; впервые за этот год, полный унижения, разочарования и подавления всех нормальных физических инстинктов, я почувствовала, что живу. Может, этого и ищет Лили, подумала я. Мужчин, веселых компаний, радостного сознания того, что ты молода и сердце твое бьется? Мне захотелось поскорее ей об этом сказать.
Миранда присоединилась ко мне минут через пять, настроение у нее явно поднялось. Я подумала, не опьянела ли она, но тут же отмела эту возможность. Она пила совсем немного, глоток-два, не больше, да и то только если этого требовали обстоятельства. Шампанскому она предпочитала «Перье» или «Пеллегрино», а всем алкогольным коктейлям – коктейли молочные, поэтому очень сомнительно было, чтобы на нее так подействовало спиртное.
Минут пять она экзаменовала меня по завтрашнему расписанию (к счастью, я догадалась захватить с собой экземпляр), а затем развернулась и впервые за весь вечер посмотрела прямо на меня.
