Полицейские и воры / The Clash
Эту мы пели в один из вечеров тем летом на стоянке боулинг-клуба «Арена-Лейнз», после того как сперли по паре мокасин для боулинга.
Паника / The Smiths
О, эта точно была о нашей жизни тем летом, потому что это было, когда Гретхен только купила свой «эскорт», и хотя он и был подержанный, магнитола все еще работала, но по радио ничего хорошего не крутили, все время какое-то дерьмо, и в этой песне была такая строчка, где вокалист поет: «Повесь диджея, музыка, которая звучит, не говорит мне ничего о моей жизни», и когда я впервые это услышал, я подумал: Вот уж точно.
Ненавистный / The Clash
Еще одна песенка — эта, правда, напоминала мне о том случае, когда Гретхен решила, что будет прикольно быстро ехать за учебной машиной, — знаете, такие ребята, разъезжающие с огромным знаком на крыше, — и в общем Гретхен типа села одному такому на хвост и вертела руль, и безостановочно дудела на светофоpax, пока наконец инструктор не вышел из машины, и это оказалась такая безумная женщина с химической завивкой, которая завопила как хренова сирена, и Гретхен попыталась сдать назад, и въехала в припаркованную машину, и ей пришлось заплатить двести баксов за разбитую фару. И какая песня звучала, когда она сдавала назад? Ненавистный!
Шар и цепь / Social D.
Social D. была одна из тех групп Гретхен, которые мне действительно нравились, поскольку играли незамороченный рок-н-ролл. Когда вокалист пел «Я даже завел себе маленькую жену», я всегда думал о Колин, девчонке, которую я встречал за стойкой в кафе в торговом центре, поскольку, как мне представлялось, она тем летом была моей девушкой, и ростом она была где то метр сорок, совсем крошечная.
Ratt Fink / The Misfits
Ладно, я понятия не имел, о чем эта песня, но она напоминала мне о случае, когда Гретхен арестовали за воровство в универмаге, и когда ее заставили вытащить все из карманов, там оказалось штук десять упаковок мармеладных мишек, и она рассказывала потом, что когда они попытались выяснить, как ее зовут, она только повторяла «R-A-T-T-F-I-N-К», и что какая-то старушка заметила, как она рассовывает мармелад по карманам, и та же старушка стояла там, у кабинета охраны, наблюдая за тем, как Гретхен допрашивали или что там полагается. Это тоже была хорошая песня.
Я перевернул кассету и прочитал список песен, и внезапно мне стало грустно.
Я знаю, все кончено / The Smiths
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, дай мне, что я хочу / The Smiths
Небо знает, как я теперь несчастен / The Smiths
Прямо в ад / The Clash
Во сне / The Smiths
Во-первых, почти все они были песнями The Smiths, а во-вторых, это были медленные песни о смерти. Может быть, Гретхен пыталась сказать мне что-то типа: «Моя мама умерла, и мне асе еще грустно», или что-нибудь в этом роде, потому что вторая сторона называлась просто Кэрол — так звали ее маму — просто Кэрол. Я не знал, что сказать, поэтому я просто позвонил и сказал: «Спасибо», и она сказала: «Да не проблема», и не знаю почему, но все закончилось тем, что всю ночь я слушал вторую сторону, думая о том, как Гретхен лежит в своей комнате. И мне стало как-то легче, может, оттого что она записала эту кассету, как бы говоря, что ей тоже очень плохо. И мне стало намного-намного легче.
Кроме того, я обычно вслух, реально громко, пел в церкви и чувствовал себя при этом просто отлично. Честно. Каждое воскресенье, чтобы сбежать из дома, я шел на мессу, даже если один. Я ходил в церковь Королевы Мучеников на 103-й улице, где когда-то учился в младшей школе, она была такая славная, внутри вся кукольно-голубая, с сияющими витражными окнами, со скамьями из светлого дерева и со всем этим блестящим алтарным золотом и славными деревянными распятиями, развешанными повсюду на стенах. Все в нашем районе ходили в церковь, даже если были людишками так себе. Мама ходила одна рано утром. Я же обычно ходил к одиннадцатичасовой мессе и садился где-нибудь сзади, со стариками, чьи белые волосы были, как клочья сахарной ваты, а неряшливая одежда пахла нафталином и теми шмотками, которые Гретхен покупала на благотворительных распродажах, — со стариками, которые, как и я, были там в одиночестве. Наверное, если ходишь в церковь довольно часто, ты просто идешь туда и говоришь что-то, и становишься на колени, и молишься, даже не думая, потому что именно так я и делал. В смысле, я всю жизнь ходил в католическую школу и никогда даже не задумывался над тем, чему меня учили, я просто вроде как делал, что должен был. Хуже того, я даже вроде как женщин в церкви рассматривал — знаете, высокие школьницы, сексапильные мамочки, и все такое. Какие только фантазии не посещали меня — ничего сатанинского, поймите меня правильно, но довольно-таки подробные Чаще всего я представлял, как будут выглядеть сексуальные девчонки, идя по проходу в свадебном платье, с убранными наверх волосами, с кроткими лицами под белыми вуалями, с нервными улыбками. Не знаю, почему я об этом фантазировал. Иногда я задумывался о том, что происходило между мамой и папой, и порой мне становилось так грустно от этого, что приходилось, извинившись, идти в туалет, чтобы только черт возьми не заплакать.
Но, как я сказал, больше всего мне нравилось петь. Серьезно, я шел туда и горланил псалмы, как полный урод, знаете, потому что я там был совершенно один и не беспокоился о том, что выгляжу, как придурок, и так славно было петь со всеми вместе — ну знаете, чувство общности — и, ну, все старики вокруг меня за это любили, и они кивали и улыбались, и я выкрикивал: «Господи помилуй» или «Аллилуйя», думая о том, что когда-нибудь одна из этих старушек будет давать интервью обо мне для какого-то документального фильма о рок-н-ролле, и в этом фильме она кивнет и, протерев очки, скажет: «Голос у этого мальчика был, как у святого. Как у святого», и ей придется отвернуться от камеры, чтобы не разрыдаться от умиления при мысли обо мне.
Однако поймите меня: однажды Гретхен и я сидели в машине, и она улыбалась, глядя, как я подпеваю песне The Descendents Норе, беззвучно, одними губами, и сказала: «А папа видел, как ты поешь в церкви», и я ответил: «Да ты что, я только рот открываю», и она возразила: «Да нет, он сказал, что ты реально пел», так что с тех самых пор я перестал петь в церкви и вернулся к своим мыслям о маме и папе.
Самым лучшим были ужины у Гретхен. Когда я был «приглашенным» гостем, а не просто отирал стены на кухне, здорово было сидеть с ними за столом и есть, как член семьи. С тех пор, как ее мама умерла несколько лет назад, в доме стало очень грустно, но все равно, наверное, лучше, чем у меня. Я старался быть предельно вежливым, потому что папа Гретхен всегда выглядел очень, очень измученным и очень несчастным, как будто готов был заплакать в любую минуту. Он вообще был грустным дядькой, с глазами, как сырые яйца, с узким лицом и темными чистыми волосами, но он всегда был очень добр ко мне. Гретхен обычно молчала. Она просто сидела, уставившись в тарелку и, ну знаете, передвигала в ней еду с места на место. Ее старшая сестра Джессика, чертова секс-бомба, совершенно меня игнорировала. Я пытался поддерживать беседу, рассказывая всем о том, как прошел день, но поскольку они не были моей семьей, они не очень-то интересовались. В нашей семье мы даже никогда толком не ужинали вместе. Как я говорил, папа особо не появлялся в последнее время, мама все время работала, мой старший брат Тим постоянно где-то качался, а моя младшая сестра Элис обычно разглядывала себя в зеркало. Так что, наверное, я заходил к Гретхен по первому свистку, чтобы почувствовать ту общность, которой, казалось, мне так отчаянно не хватает. Было приятно притворяться, что у тебя есть что-то вроде нормальной семьи.
Сегодняшняя еда у Гретхен выглядела странновато. В смысле плохо выглядела. Как мясо. Но, может, и не мясо. Что-то коричнево-черное на белой тарелке с чем-то зеленым по краям. По мне, вообще кухня целиком была старовата и обшарпана, как будто из семидесятых. Тусклый желтый верхний свет делал все серым, грустным, мрачным, даже хуже. Что бы ни лежало на тарелке, оно выглядело пресно и неаппетитно, как выцветшие синие обои в клеточку и коричневый кафель.
— Это искусственный стейк, — сказал мистер Д. — Мы сейчас пытаемся его продвигать. Он называется «Имитейсти». Попробуй.
Мистер Д. работал в рекламе или маркетинге, или что-то в этом роде — белый воротничок, как говорил папа, — и ежедневно он ездил в центр и обратно, чтобы каждый вечер ужинать со своими девочками.
— Я не голодна, — вздохнула Гретхен, скрестив руки на груди.
— Что думаешь, Брайан?
— Я думаю, это сенсация, мистер Д. Вообще-то я думаю, что вы сами сенсация.
Он кивнул и подмигнул мне.
— Ну, тогда что там по поводу отстранения от занятий, девушка? — спросил он. — Ты сделала какие-то выводы?
