Ознакомительная версия.
— Эй, — сказал он, маша фляжкой, когда она остановилась, — продолжай, не обращай на меня внимания.
Он был на два года старше и только что вернулся из Эмери поработать летом в фирме отца.
— Я слышала, что ты вернулся, — ответила она, вылезая из бассейна. При ком-то другом она бы смущалась своего бикини, но Джереми она знала так давно, что во втором классе они уже демонстрировали друг другу свои интимные места в подвале его дома. Так что обычные правила тут не работали.
Кейси подхватила полотенце и уселась у его ног. Он наклонился поцеловать ее в щеку — эту манеру приветствия он приобрел в колледже, и она все еще с ней не свыклась.
— Ничего себе! — сказал он одобрительно.
— Что?
— Ты стала секси.
— Заткнись.
— Слыхал, ты поступила в Принстон.
— Слыхала, ты поменял специальность.
— Слыхал, ты — первая ученица.
— Слыхала, ты расстался с Хейли.
— Хедли.
— Ну, теперь это вроде как неважно, нет?
Джереми улыбнулся и снова отпил из фляжки.
— С нашими мамочками и «Фейсбук» не нужен.
— Знаю.
Он протянул ей фляжку, и она отпила немного. Он позаимствовал какой-то отцовский скотч. Отменная вещь, говаривал Стив, но для Кейси это была просто кислота, обжегшая ей горло, но согревшая живот. Она вернула фляжку, и Джереми сделал еще здоровенный глоток.
— Вообще-то это она со мной рассталась.
Она посмотрела на него, пытаясь определить, начал ли он разговор или просто констатировал факт. За все годы дружбы между семьями они с Джереми ни разу не поговорили серьезно. Они походили скорее на кузенов, чем на друзей.
— Мне жаль, — сказала она.
Он пожал плечами.
— Да ничего. Это был просто секс, и не такой уж хороший, если на то пошло.
Его небрежный тон в разговоре о сексе завел ее. Легкий хмель, разговоры о сексе, поцелуй в щеку — она ощущала, в какие стороны вот-вот распахнется ее мир. Когда он передал ей фляжку, она сделала два глотка.
— Полегче там, Тигр, — сказал он, усмехнувшись.
И неожиданно, и по непонятным причинам это была очень волнующая усмешка.
Джереми всегда был красив стандартной невыразительной красотой. Высокий, стройный, с темными густыми волосами. Скорее хорош собой, чем сексапилен, считала Кейси. Но теперь в нем появилось нечто цепляющее, что-то слегка порочное и темное, и она вдруг поймала себя на мысли, что будь они незнакомы, она бы обратила на него внимание. Пар поднимался от воды и клубился в свете огней бассейна, и полная луна висела низко, и Джереми, кажется, смотрел на нее по-особенному, и от виски ее разморило, искры побежали по телу, и она вдруг почувствовала, что взбодрилась.
Джереми рассказал ей о своем расставании, и Кейси рассказала о своем, а потом он показал ей страницу Хедли на «Фейсбуке». Не то чтобы она была хорошенькой, эта Хедли, но сразу было понятно, почему мальчишкам она нравилась. Хедли поменяла свой статус на «счастлива одна» и постила фотографии с вечеринок в компании слащавых парней в духе героев «Пляжа».[4] Они сочли это «счастлива» неуместным, посему отправились на страницу Джереми и переправили его статус на «наконец-то свободен». Идея добавить фотку, где они ласкаются с Джереми, принадлежала Кейси. Хедли еще дружит с ним на «Фейсбуке», но понятия не имеет, что Кейси всего лишь соседка. Так что они принялись валять дурака, снимая все на его телефон, и в какой-то момент Джереми оказался без рубашки, и его кожа была такой же горячей, как виски в ее желудке, и вот они уже обнимались и целовались жадно, неистово, как в последний раз. И в какой-то момент, когда передышки ради они разлепили губы, хватая ртом воздух и теревшись друг о дружку, он сказал, что его родители уехали на выходные.
И луна, и знойное лето, и мальчишка, которого она знала всю жизнь, — все казалось ей в самый раз. И когда пришел момент принять решение и он чуть отстранился спросить: «Ты уверена?», она решительно скользнула рукой к его паху.
Потом они купались нагишом и трахались там и здесь, а лунное сияние омывало их мягким серебром, и она подумала, что не нашла бы лучшего способа потерять девственность.
Грустный Тодд в холле пытался утихомирить своих близнецов. Это двое пятилетних террористов с огненно-рыжими вихрами и пластиковыми светящимися мечами, которыми они бешено размахивают во все стороны, прыгая по кожаным диванам. Все выходные они накачивались сладкой дрянью, которая настрого запрещена у мамы, всеми этими подсахаренными хлопьями и шариками, мороженым и газировкой, конфетами, которыми набивает шкаф Тодд, чтобы завоевать их любовь. И вот теперь они нарезают круги вокруг своего злосчастного папаши, демонстрируя удары в прыжке с дивана, скачут вверх-вниз по двум ступенькам, делящим холл на два уровня, налетают на прохожих и опрокидывают кадки с фикусами, сиротливо стоящие в каждом свободном углу Они оголтело носятся по залу, словно мухи-джедаи, замирая на считаные секунды — тогда удается разглядеть их растрепанную шевелюру и белые пятна на лицах, которые Тодд постарается выдать бывшей супруге за следы от молока, но совершенно очевидно, что это сахарная пудра с пончиков, коробку которых они умяли на обед.
Его прозвали Грустным Тоддом, потому что он живет в «Версале» уже больше двух лет и никто никогда не видел его улыбки. Он до сих пор не купил ничего из мебели и не повесил ни картинки в своей квартире, ни разу не сходил на свидание и не завел ни одного друга. Он страдает от того, что Джек назвал «синдромом Сиротки Энни». Он по-прежнему верит, что однажды его семья приедет и заберет его, так что нет смысла всерьез обустраиваться.
На дворе воскресный вечер, и Грустный Тодд выглядит абсолютно вымотанным. Он небрит, нечесан и почти на грани самоубийства. Вероятно, он привел близнецов в лобби сильно раньше назначенного часа, потому что они уже разнесли его квартиру, и он не знал, что еще придумать.
— Этот день может стать последним для Грустного Тодда. — В голосе Джека слышна та самая неповторимая смесь сочувствия и презрения, которые они тут все испытывают друг к другу.
— Кто-то должен бы приучить этого парня к кокаину, — говорит Оливер, грустно кивая.
На дворе воскресный вечер, и они направляются поужинать и хорошенько злоупотребить выпивкой в «Блице», зачуханном спорт-баре на автостраде 9, знаменитом непомерными бургерами и до нелепого привлекательными официантками. Воскресные вечера особенно депрессивны: они означают, что либо вам не отдали детей на выходные и вы одиноки и потеряны, либо вам отдали детей, но теперь они уехали, и вы опустошены и на что не годитесь. В любом случае тут полезно выпить и попялиться на девиц, а поскольку дело происходит в Америке, все это вполне доступно. Джек как всегда вырядился в пух и прах, нацепил черный пиджак и классическую сорочку. На Оливере невозможные треники и бейсбольная кепка. Сильверу — он в джинсах и темной рубашке-поло — хотелось бы быть где-то посередине, но рядом с Джеком он сразу отъезжает на задний план.
Джек с Оливером садятся на краешек фонтана выкурить по сигаре. Дело это куда сложнее, чем кажется. Сначала Оливер достает из кармана рубашки две сигары в жестяных трубочках и с хрустом надламывает печати. Затем Джек вытаскивает маленькую гильотину и под пристальным надзором Оливера изучает сигары, чтобы правильно их обрезать. Все это время Оливер трещит про то, где он раздобыл конкретно эти сигары, и про их превосходство над кое-какими другими марками сигар, и в конце концов про их место в сигарном мире вообще. Это неизменно наводит Джека на одну из его историй «Лучшие-Сигары-Которые-Мне-Довелось-Выкурить-В-Жизни», дополненную именами, датами и местами, которые никому ни о чем не говорят, Оливер тем временем разжигает сигару голубым огоньком своей бутановой зажигалки с монограммой, а Сильвер рвет на себе волосы, сходя с ума от скуки.
Сигары сейчас в большой моде по обе стороны брачной границы. Женатые мужчины курят их, чтобы хоть отчасти почувствовать себя менее ущемленными в своей супружеской жизни, разведенные курят, чтобы оттянуть неминуемо настигающие в грустные воскресные вечера отчаяние и уныние. Ни та, ни другая группа никак не угомонятся на эту тему. Из-за полнейшего винегрета разного рода латентных фрейдистских комплексов мужчины среднего возраста готовы сделать фелляцию пучку скрученных листьев и при этом отчего-то ощущают себя в большей степени мужчинами, что, безусловно, можно счесть грандиозным триумфом маркетинга. Казалось бы, неважно — отсылающую к фаллическим символам или нет, — потребность вставлять себе нечто такое в рот не стоит слишком уж выпячивать, но нет.
Создаются великие романы и рушатся империи, покуда эти двое заканчивают-таки со своей сигарной эпопеей. Так что они все еще торчат у фонтана, когда бывшая жена Грустного Тодда припарковывает свой серебристый минивэн. Блеклая, скорее тень от женщины, тонкие губы, на лице — усталость человека, давно смирившегося с тем, что ему выпало быть самой компетентной личностью на планете Земля. Она внимательно осматривает близнецов, параллельно отчитывая Тодда.
Ознакомительная версия.
