Не успел он обрадоваться своей прыти, как заметил, что опытный стратег уже лезет в окно гостиной.
К счастью, уборщица оставила в передней хорошую, большую метлу. Фредди перескочил в гостиную, увидел ногу на подоконнике и ткнул метлой в хозяина, который по этой причине свалился на клумбу настурций. Потом наш герой запер окно как можно крепче.
Когда капитан встал, можно было бы ожидать, что взгляд его хоть немного угаснет. Но нет. Он (взгляд) буквально прожигал стекло, словно луч смерти. Однако наши воины не смотрят, они — действуют. Их можно ошеломить, но не вывести из строя. Капитан повернулся и побежал куда-то за угол, видно, уповая на незащищенное место. У них так всегда. Афганец думает, что вы — в майдане, ан нет, вы у него же за спиной.
Это решило судьбу Фредди. Нельзя же, честное слово, скакать как заяц! Нужно с честью отступить. Он ринулся к входной двери и отодвинул засовы. Да, он рисковал, но капитан, судя по всему, действительно был за домом. Словом, Фредди достиг ворот за две секунды и несся по траве, думая при этом: все хорошо, что хорошо кончается.
Тогда он и заметил, что не надел не только пиджака, но и брюк.
Не буду описывать его мучения. Он очень скромен и к тому же умеет одеться применительно к случаю. Костюм, который вызвал бы замечания на парижской вечеринке, причинял ему острую боль. Он проговорил: «Все кончено» — и тут увидел машину хозяина, в которой лежал большой плед.
Как мы знаем, до талии сверху Фредди был безупречен. Да, не его размер, но все же. Если прикрыть пледом нижнюю часть, все будет более чем пристойно. Он не колебался, хотя до сих пор не крал машин. Вскочив на сиденье, он подтянул плед и двинулся в путь.
Стремился он в «Голубого льва». Пробежав в пледе через зал, он может надеть любые из семи пар брюк. Поскольку в эти часы никого нет, кроме юного чистильщика ножей, ему грозит только смешок, не больше.
Но человек предполагает. Не успел Фредди проехать полдороги, как из кустов, махая руками, выскочила Эприл Кэрроуэй.
Скажи вы на несколько часов раньше, что такая встреча его огорчит, Фредди бы весело смеялся. Ко всему прочему, он заметил, что лицо у Эприл какое-то мрачное, а взгляд — просто каменный.
— Привет! — сказал Фредди. — Значит, вырвались?
— М-дау.
Ему не хотелось бы говорить об исчезновении Пруденс, но ничего не попишешь, надо. Он кашлянул.
— Странная штука, — начал он. — Загадочная. Я куда-то дел вашу сестру.
— Ничего. Я ее нашла.
— Да? — обрадовался Фредди.
Тут из кустов раздался голос. Фредди подскочил на сиденье. Что-то такое, помнил он, было с Моисеем. Интересно, пророк тоже принял это так, как он?
— Я здесь! — сообщил голос.
— Это она ? — несмело спросил Фредди.
— Да, — холодно ответила Эприл.
— Что же она там делает?
— Сидит, потому что на ней ничего нету.
— Ничего? В каком смысле?
— В смысле одежды. Лошадь столкнула ее в воду.
— Лошадь раздела вашу сестру?
— Нет, — сказал голос. — Вещи лежали на берегу. Мы всегда их аккуратно складываем. Понимаете, я представляла леди Годиву. Вы же мне сами посоветовали?
— Когда-а?!
— Вы сказали, чтобы я брала пример с его героинь.
— Вы возбудили ее воображение, — уточнила Эприл, бросая на него достаточно неприятный взгляд. — Не могу осуждать бедное дитя.
— Но я…
— Оставим эту тему. Она сидит в кустах и может простудиться. Быть может, вы будете так любезны, что отвезете ее домой?
— О, конечно! Еще бы! С великим удоволь…
— И закутайте ее в плед, — сказала Эприл.
Мир вокруг Фредди завертелся. Голос осла, гулявшего на ближнем лугу, показался ему хохотом бесов. Птицы щебетали, но их он не слышал.
— Простите… — вымолвил он, дважды сглотнув.
Эприл удивленно на него поглядела:
— Что? Вы отказываетесь уступить плед простуженному ребенку?
— Простите, я…
— Да вы понимаете?..
— Ревматизм, знаете ли… Жуткие боли… В коленных суставах… Все врачи…
— Мистер Виджен, — твердо сказала Эприл, — немедленно дайте мне плед!
Глаза его исполнились несказанной печали. Ни слова не говоря, он нажал на газ и исчез в лучах заката.
Когда почти стемнело и цветы усеяла вечерняя роса, он позаимствовал брюки у чучела. В них и приехал он в Лондон и живет теперь тихо, растит на всякий случай бороду.
Мне он сказал, что если кому-нибудь нужен почти чистый томик Теннисона, по любой цене, пусть даром, он рад служить. Дело не только в неприязни к обозначенному поэту, но и в письме от мисс Кэрроуэй, из которого он вывел, что больше книжка не понадобится.
© © Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Один Трутень лежал в больнице со сломанной ногой, поскольку попытался проехать на спортивной машине через Мраморную арку, и его добрый собрат заглянул к нему, чтобы поделиться сплетнями. Немощный Трутень играл с сестрой в шашки, и гость его, присев на постели, поел винограда. Тогда больной спросил, как дела на свете.
— Ну что ж, — отвечал посетитель, — лучшие умы клуба бьются над страшной тайной.
— А в чем дело?
— Ты что, не слышал?
— Ни слова.
Гость удивился, и настолько, что проглотил две виноградины.
— Да Лондон ходит ходуном! Обычно считают, что тут не без четвертого измерения. Сам знаешь. Случится что-то странное, спросишь кого-нибудь умного, а он покачает головой и скажет: «А, четвертое измерение!» Странно, что ты ничего не слышал.
— У меня еще никто не был. Так в чем дело? В чем тайна?
— В шляпах.
— То есть как?
— А так. Перси Уимболт и Нельсон Корк купили по цилиндру.
Страдалец умудренно кивнул:
— Ясно. Один купил Перси, другой — Нельсон.
— Вот именно. Один плюс один — два.
— А в чем же здесь тайна?
— В том, что Элизабет Ботсворт и Диане Пентер шляпы не понравились.
— Это бывает.
— Они же от Бодмина.
Страдалец подскочил:
— Как?
— А вот так.
— Не волнуйте пациента, — сказала сестра, до сих пор в разговор не вступавшая.
— О, сестра, сестра! — сказал больной. — Вы плохо расслышали. Если бы вы расслышали хорошо, вы бы узнали, что Перси Уимболт и Нельсон Корк купили цилиндры у Бодмина — да-да, у Бод-ми-на — и те им не подошли. Это невозможно.
Говорил он пламенно, и гость кивал. Часто говорят, что молодое поколение ни во что не верит, но это не так, оно верит в шляпы от Бодмина. Как говорится, одна из вечных истин. Признайте, что такая шляпа дурна, и вы на прямом пути к сомнению, расколу и хаосу.
— Естественно, — продолжал гость, — Перси и Нельсон стояли насмерть.
— Насмерть?
— Да. Стояли.
— Вы не расскажете с начала? — осведомилась сестра.
— Охотно, — отвечал гость, подкрепляясь виноградом. — Держитесь, сестрица.
— Так страшно?
— Еще бы! С начала и до конца.
Надо вам знать, друг мой сестрица (сказал гость), что Перси Уимболт и Нельсон Корк должны быть очень осторожны. Они не могут просто напялить любой колпак. Перси дороден, высок, и голова у него арбузом; Нельсон изящен, и голова его больше напоминает орех.
Тем самым, вы признаете, что угодит им лишь истинный мастер, а потому они ходят к Бодмину. Помню, Перси сказал, что верит в Бодмина, как юный священник — в епископа, и не сомневаюсь, что Нельсон сказал бы то же самое, если бы додумался.
В то утро, с которого я начинаю свой рассказ, они встретились у входа в святая святых.
— Привет, — заметил Перси. — Шляпу покупаешь?
— Да, — отвечал Нельсон. — И ты тоже?
Перси кивнул, оглянулся и еле слышно прибавил:
— Есть причины!
— Интересно! — сказал Нельсон. — И у меня они есть.
Перси снова огляделся и еще понизил голос.
— Нельсон, — спросил он, — ты знаешь Элизабет Ботсворт?
— Естественно.
— Хороша, э?
— Не без того.
— Я бы сказал, прекрасна.
— Вот именно.
— Да-да! Хрупкая, нежная, миниа… — ну, как это? Словом, ангел в человеческом образе.
— А они не все в человеческом образе?
— Думаешь, все? — откликнулся Перси, нетвердый в ангелологии. — Ладно, — он покраснел, — я ее люблю. Мы встретимся в день скачек, и я очень надеюсь на эту шляпу. До сих пор мы встречались только в усадьбах, и она меня в цилиндре не видела.
— Вот это совпадение! — удивился Нельсон. — Я покупаю шляпу по той же самой причине.
Перси содрогнулся и выпучил глаза.
— Чтобы пленить Элизабет Ботсворт? — вскричал он.
— Нет-нет, — утешил его Нельсон. — Что ты! Мы с ней большие друзья, но и только. Я хочу поразить своей шляпой ту, кого люблю.
— Кто это? — заинтересовался Перси.
— Диана Пентер, внучка моей крестной. Странное дело! Мы знакомы с детства, можно сказать — вместе выросли, но я только сейчас в нее влюбился. Что там, я ее боготворю от самой макушки до дивных ножек.
