Приподнятое настроение, разумеется, ушло безвозвратно, но апатию и подавленность — вместе с головной болью — снял первый же утренний бокал пива. Похмелившись, мы искупались в море, и, нагуляв таким образом аппетит, я с удовольствием расправился с огромной яичницей, заказав еще впридачу дюжину устриц. Кора почти не отставала. Мы снова пили пиво; затем отправились смотреть фонтаны.
Обедали мы в «Магеллановом облаке». Чтобы избежать в ближайшую ночь близости с Корой или хотя бы сделать ее менее обременительной, я решил напиться. Кора не протестовала (она еще не успела устать от этого), и под рыбную закуску в прохладном ресторане я с наслаждением пил водку. За послеобеденной чашечкой кофе я вдруг вспомнил, что вечером телевидение будет транслировать международную встречу по футболу с участием нашей национальной сборной. Такие вещи я не пропускал! Я сообщил об этом Коре; она осталась равнодушной, однако не возражала. После обеда я купил бутылку коньяку, плитку шоколада, и к восьми часам вечера мы возвратились в номер, где я сразу уселся смотреть футбол.
Теперь я уже не в силах припомнить, с кем встречалась в тот день наша команда — матч был второстепенный; помню лишь, что играл Тони Миранья, и, пользуясь случаем, я рассказал Коре, что он — мой одноклассник. Она не поверила, чем лишний раз продемонстрировала собственную ущербность. Я уже давно вышел из того возраста, в котором люди придумывают себе знаменитых одноклассников. Кроме того, мне показалось обидным — комплекс неполноценности! — что знакомство с Тони — есть нечто, столь меня возвышающее, в глазах Коры даже невозможное. Разозлившись, я перестал с ней разговаривать. Безразличная к футболу, она вскоре уснула, чему я, конечно, был только рад.
Следующее утро было как две капли воды похоже на предыдущее. Опять похмелье, волшебная мелодия по телевизору, женщины, вылетающие в никуда из собственных халатов (этот фокус Мерлина — далеко не самый удивительный — меня прямо-таки заворожил), неудовлетворенная Кора и прочее, прочее, прочее…
Несмотря на ранний час, в казино уже было людно. Мы выпили по стакану шампанского, опуская попутно монеты в игральные автоматы — я инфантильно, Кора с азартом. Мне вдруг захотелось портвейна, и мы отправились завтракать за «Круглый стол короля Артура».
У входа в ресторан стоял атлет в легких рыцарских доспехах — серебрянная кольчуга прикрывала торс, оставляя обнаженными мощные загорелые руки и ноги. Его бицепсы были на редкость велики и эффектны, и мне показалось странным, что такой человек прозябает в швейцарах, не находя себе лучшего применения. Я невольно подумал: а что бы делал я без своего папаши, если даже такой атлет не находит себе достойного места. Я всегда завидовал культуристам, хотя не любил в этом признаваться.
Когда мы подходили к ресторану, я заметил, что Кора с вожделением разглядывает могучего стража. Никакой ревности я не ощутил, разве лишь легкое раздражение. Как можно небрежнее я осведомился, подают ли за «Круглым столом» портвейн. С вежливой улыбкой «рыцарь» отвечал, что за «Круглым столом» есть все. Я сунул ему в руку пару монет и тотчас же почувствовал на себе неприятный взгляд Коры. В этом взгляде промелькнуло презрение, а возможно и отвращение. Вроде я ничего плохого не сделал — все дают чаевые швейцарам — но чувствовал себя неправым. Обыкновенно, швейцар — существо безликое, однако данная ситуация содержала в себе определенную психологическую подоплеку, превращавшую этого парня чуть ли не в элемент извечного любовного треугольника, причем мне, скорее всего, отводилась роль «тупого угла». Так или иначе, я пытался его уязвить, а в результате уязвил лишь себя; он же, разумеется, ничего не заметил да еще получил от меня деньги на водку.
За «Круглым столом» (Кору поразило, что стол и впрямь оказался общим, большим и круглым; я бы, напротив, предпочел отдельный столик и с другой женщиной — хотя бы даже и с Лисой) я первым делом залпом выпил стакан портвейна. Я видел, что Коре это не понравилось, но она промолчала, к тому же ее внимание привлекли румяные, дешевого вида, сосиски с горошком (какое убожество!), и я наложил ей полную тарелку, а себе взял дюжину устриц и новый стакан портвейна. Кору злило мое поведение, но все вокруг было для нее новым и чудесным; при этом с одной стороны — окружающее великолепие делало Кору добрее и веселее, но с другой — на столь богатом фоне я раздражал ее еще сильнее.
Я вышел из ресторана изрядно охмелевшим с определенным ощущением, что меньше всего я хочу вновь оказаться в постели с Корой, а больше всего — еще выпить. Для последнего в «Замке короля Артура» имелись все условия. Мы отправились играть в рулетку — играл я, а Кора стояла сзади — и я поминутно «добавлял», а она злилась, и я злился на нее и на себя, но не мог ничего с собой поделать. Одним словом, к полудню я был «готов». Как комментировал подобные ситуации покойный Гамбринус (иронично поглядывая на нас, студентов, из под своих кустистых, как у Президента, бровей): «С утра выпил — весь день свободен».
События того дня я помню смутно. Мы обедали с водкой в соседнем отеле, после чего Кора «выгуливала» меня на морском берегу. Помнится я еще где-то пил пиво, а потом у меня болела голова, и двоились предметы перед глазами. Засыпал я вновь под «музыку Мерлина» — видно Коре она тоже нравилась — и даже помню, как подумал, что надо бы все-таки сходить на его шоу.
Проснулся я на другое утро в том «безобидном» (можно было ожидать худшего) состоянии, когда очень хочется пива, и когда — я знал это по опыту — сей благородный напиток особенно хорошо усваивается организмом. В номере звучала все та же музыка — Кора уже проснулась и включила телевизор. Увидев, что я зашевелился, она уставилась на меня вопросительно и недовольно; затем в ироничной манере осведомилась насчет наших планов на сегодня («Кто-то обещал сводить меня на Мерлина»). «Сначала пиво, — отвечал я и тут же, уловив ее нараставшее возмущение, поспешил добавить: — Кассы, торгующие билетами на шоу, все равно открываются лишь в полдень».
В стильном пивном баре (излишне говорить, что это было в «Европе») я залпом выпил две кружки, после чего заказал третью и — конечно же! —дюжину устриц. Мое пересохшее за ночь нутро впитывало пиво, словно губка. Я выпил еще кружку, полил устрицы острым соусом и вновь подозвал бармена. Тут Кора взбеленилась и заявила, что я могу отдыхать, как мне вздумается, она же пойдет погуляет, посмотрит другие казино. Я испытал нечто даже вроде облегчения, возражать не стал, спросил только — есть ли у нее деньги. Она ничего не ответила и ушла.
Я чувствовал себя последней свиньей. Мне было стыдно перед самим собой за то облегчение, которое я испытал при уходе Коры. Надо уметь всегда оставаться джентльменом, подумал я. Надо, но порой очень не хочется.
Я выпил еще две кружки и вернулся в свой номер. Я ощущал настоятельную потребность выспаться, но все же собрался с силами и, прежде чем лечь, порылся в телефонной книге и заказал два билета на вечернее шоу Мерлина.
Спал я долго, а когда проснулся — в вполне, кстати, удовлетворительном состоянии — часы показывали шесть. Кора еще не возвращалась, и я начал тревожиться. Впрочем, времени до шоу еще оставалось достаточно, и я решил пока принять ванну, а затем спуститься в бар, чтобы взбодриться рюмкой коньяку. Стоя под душем, я напевал вьевшуюся в память «волшебную мелодию» и вспоминал фокусы Мерлина. Я чувствовал себя последней скотиной и думал о Коре не без нежности. Возможно, это был похмельный синдром.
Когда я вышел из ванной, Кора была уже в номере и собирала свои вещи.
— Отдай мне, пожалуйста, мой билет на самолет, — потребовала она.
— Кора я взял билеты на вечернее шоу, — сказал я глупо и растерянно.
Она не ответила и продолжала упаковывать свою необъятную сумку. Вид у нее был удовлетворенный и победоносный. По всему чувствовалось, что она нашла себе нового партнера и переселялась к нему в номер. Я отдал ей авиабилет.
Когда он ушла, я позвонил в roomcervice и попросил кофе, пирожных и бутылку коньяку. Еще я подумал, что неплохо бы завтра же поменять авиабилет, чтобы не лететь обратно вместе с Корой.
Я определенно пребывал в расстроенных чувствах, хотя еще несколькими часами ранее не знал как отделаться от Коры. Теперь же больная совесть не давала мне покоя. Я перебирал в уме все недостатки Коры, напоминал себе, как еще два дня тому назад пришел к выводу, что она мне не пара. Ничего не помогало; меня не покидало ощущение вины и тревоги; стоило Коре уйти, как моя любовь к ней вспыхнула с новой силой, если только можно столь благородно охарактеризовать одолевавшие меня чувства.
В следующие два часа я выпил почти весь коньяк и отправился на шоу.
Я спустился в казино (вход в театр Мерлина расположен там же) за четверть часа до начала представления и присел пока поиграть в покер. Одновременно, я попробовал поприставать к грациозной чернокожей красавице (с лишним-то билетом на шоу!), но она отшатнулась от меня, как от прокаженного; вид я имел, скорее всего, ужасный.
