— Вы к нам на консультацию или хотите предложить ее музею? Александра Филипповна взяла икону, включила яркую настольную лампу, достала из пластмассового футляра большую лупу на длинной ручке. Только учтите, у нас возможности ограниченные…
— Да я же принес подарить, если, конечно, в ней есть интерес для вас.
— Подарить? — Александра Филипповна выключила настольную лампу. Вы знаете, сейчас никто ничего не дарит, всем нужны деньги, но если вы настаиваете…
— Настаиваю.
— Тогда пишите дарственное заявление, — она выдернула из папки чистый лист бумаги. — Я, такой-то, такой-то… Укажите место находки иконы, дайте краткое описание композиции…
— Да на ней же ничего, кроме гневных глаз, не разобрать.
— Пишите: Спас с житием… Так, хорошо… Сейчас составим акт приемки… Кстати, вы когда последний раз посещали наш музей?
— Давненько.
— Тогда сделаем так… Пока я оформляю документы, вы пройдитесь по экспозиции… Не возражаете?
— С удовольствием.
Сластенов положил перед Александрой Филипповной заявление, и она, убрав его в папку, вышла из-за стола. Пышная ее прическа почти касалась низкого свода. Потом она провела его через коридор и вверх по лестнице, а там, у раскрытых дверей зала, что-то пошептала юной особе с указкой в руках.
— У нас есть чем похвастаться, — юная особа увлекла Сластенова за собой. Он осторожно ступал по узорному паркету, старательно слушал слова, полные экспрессии, украдкой читал надписи на рамах.
Редкие посетители оглядывались на них.
Переходя из зала в зал, Сластенов все искал ту Венеру с укрытыми бедрами, но ее, видно, надежно запрятали.
Где-то через час, одурев от множества картин и поражаясь неутомимости языка юной особы, Сластенов подписал не читая приготовленные Александрой Филипповной документы и, вырвавшись из ее душного кабинета, присел на стул под огнетушителем. Совсем рядом был витраж, но Сластенов крепко зажмурил глаза. Он начал спускаться по лестнице, и его все время подмывало обернуться, но Сластенов упорно смотрел на ступеньки. На последней, которая показалась ему сильнее всех стертой ногами, — или это свет от зарешеченного окна, падающий сбоку, сделал ее такой плоской — он все же остановился, положил руку на широкие перила, обернулся и стал разглядывать витраж так же, как утром разглядывал икону. Витраж на этот раз ожил — солнце простреливало цветные стекла и длинными размытыми бликами скатывалось по лестнице. Опять останется в памяти, как заноза, лишь витраж…
Сластенов отвернулся. Блики терялись, не доходя до высоких дверей, и лишь одинокий заблудившийся лучик уперся в маковку витой бронзовой ручки.
Надо сразу позвонить жене на работу…
Сластенов быстро миновал нишу с пустыми вешалками, но все же запах чая догнал его — но теперь запах был кислым и резким.
Она же сама предлагала отнести икону…
Выйдя из музея, Сластенов на секунду ослеп, а потом стал различать прохожих, медленные автобусы, юркие легковушки и наконец на той стороне улицы, рядом с витриной гастронома, обнаружил две телефонные будки — они стояли впритык друг к другу, на солнцепеке, у одной было выбито стекло, а у второй — дверь нараспашку.
Отыскал в кармане двушку, пересек улицу бегом, выбрал будку с открытой дверью. Мутный диск на старом облупленном автомате скрежетал при обратном ходе.
— Мне Сластенову, будьте добры… Муж… Хорошо, подожду…
В будке стало невыносимо душно.
— Машунчик, это я… Бутылки сдал… Молоко купил… Прошу, не перебивай… Я отнес икону в музей… Взяли с радостью, даже деньги предлагали… Можем мы себе раз в жизни позволить красивый жест?.. Сказали, отдадут на реставрацию… Обещали пригласить на выставку… Ты не сердишься?.. Ну, пока… Целую…
Сластенов повесил трубку, расстегнул на рубахе еще одну верхнюю пуговицу, вышел, прикрыл дверь — она открылась. Он еще раз толкнул ее, и она снова отползла обратно.
Вот и все… Жизнь вошла в прежнюю колею… Можно с легкой душой прошвырнуться по городу…
Сластенов прошел мимо газетного киоска, но вдруг остановился, повернул назад. Паренек в белой рубашке терпеливо выбирал значки. Сластенов через его плечо заглянул внутрь киоска и увидел сбоку от разложенных газет номер журнала с продолжением детектива.
— Вам повезло, успели, — киоскерша отсчитала сдачу. — Расхватали, как горячие пирожки…
Сластенов завернул в сквер, присел на скамью возле фонтана и бегло просмотрел начало очередной главы.
Сержант полиции в саду обнаружил пятый труп неизвестного. Труп находился в чемодане.
А как было хорошо в дождь лежать на сеновале… Интересно, зачем автору понадобился этот пятый труп?.. На будущее лето надо будет снова поехать в деревню, только обязательно с женой… Первым сержант обнаружил сэра Чарльза или его секретаря?.. Надо же, забыл… Нет, все верно, сержант вначале наткнулся на сэра Чарльза… Бедный сэр Чарльз…
Вечером того же дня Сластеновы пили на кухне чай с ватрушками.
— Кирилл, если ты когда-нибудь женишься, то, надеюсь, твоя супруга будет так же хорошо стряпать, как наша мама, — Сластенов взял очередную, еще горячую, ватрушку.
— Сейчас в моде холостяцкая жизнь, — Кирилл отодвинул пустую кружку. — К тому же алименты платить не надо…
— А я вам завтра сделаю торт, — Сластенова поставила в духовку лист с последними ватрушками.
— Мам, ты не забудешь с получки выделить мне на кассеты?
— Иди лучше детектив почитай, я купил продолжение… Там еще один труп в старом большом чемодане, и пока — никакого следа от реликвии сэра Чарльза…
— Мам, так не забудь, — Кирилл вышел из кухни.
— Ваны, скажи по-честному, ты не жалеешь, что икону отнес?
Сластенова сняла фартук, повесила его на гвоздь, присела к столу, разломила ватрушку.
— Там ей будет лучше.
— Конечно, лучше… Но жизнь-то наша снова пустая… Что, кроме работы, блинчиков и стирки… Дачи нет, машины нет, так хоть бы икона своя была…
— Давай партию на сон грядущий! — Кирилл заглянул на кухню, приставив к глазу журнал, свернутый в трубку. — Эй, на барже, предлагаю сразиться — или боязно?
— Что ты вечно суешься не вовремя? — Сластенов показал сыну кулак. — Смойся с глаз!
— Я ни разу на лотерейный билет не выигрывала, и вообще сплошь невезучая…
— Ватрушки горят!
— Ой, совсем забыла, — Сластенова открыла духовку, выхватила тряпкой лист, поставила на край плиты.
Сластенов взял нож и принялся отдирать поджаристые ватрушки.
— Какая прелестная корочка, я всегда любил такую, чуть горьковатую корочку…
Прошло больше полугода с того дня, как икона попала в музей. Сластенов давно уже прочитал окончание английского детектива. Кирилл не угадал — убийцей оказался не сержант полиции, а неизвестный из чемодана, который был внуком одной знаменитой актрисы — ее в молодости соблазнил и покинул коварный дедушка сэра Чарльза. Так этот внук, ухлопав сэра Чарльза, его молодую жену, секретаря и старого верного слугу с бакенбардами, залез в чемодан, а его сообщник, бывший жокей, отнес чемодан не в багажник своей машины, как было запланировано, а в сад и там влепил внуку прямо через крышку отравленный укол.
А реликвией сэра Чарльза оказалась всего-навсего подвязка любовницы дедушки, той самой, которая потом стала знаменитой актрисой. Реликвию отыскал сержант полиции в туалетном бачке.
Бедный сэр Чарльз.
Месяца три назад Кирилл приволок от тренера щенка шотландской овчарки, но через две недели его отдали знакомым. Он испортил палас, тапочки, сумку Кирилла и плед.
Сластенова изредка поглядывала на японский календарь и вспоминала икону.
И вот настал долгожданный час. Их всей дружной семьей пригласили в музей на торжественное открытие выставки древнерусского искусства. Отреставрированная чудотворная ждала своих благодетелей в одном из тихих залов.
— Я волнуюсь, — Сластенова отдала шубу мужу. — Очень волнуюсь.
Сластенов пробился к барьеру. Сейчас здесь пахло не чаем, а духами. Женщина в синем халате сунула Сластенову номерки.
— Главное, чтобы там была табличка с нашей фамилией, — Кирилл первым поднялся по лестнице.
Супруги поспешили за ним. Сластенова приготовила на всякий случай платочек, а Сластенов крутил пальцами в кармане пластмассовый номерок.
У витража их встретила сама Александра Филипповна.
— О вас будет очерк в газете и, возможно, фотография, — Александра Филипповна втиснулась между супругами и повела их наверх.
Кирилл окинул взглядом витраж, поправил галстук — на облаке отразилась его физиономия — и пошел следом, предвкушая реакцию класса на газетную заметку.
На шее музейного работника подрагивала золотая цепочка. Музейный работник что-то неустанно говорила, поворачивая лицо то в сторону отца, то в сторону матери.
