— Господи помилуй! — воскликнула она, побледнела и почтительно вернула украшения в футляр.
Я невольно улыбнулась, но тут же вспомнила, как в самом начале профессиональной деятельности тоже с трудом справлялась с непреодолимым желанием оставить красивые вещи себе.
— Цепочка с огромным изумрудом не налезет на наши шеи, — сказала я подруге в утешение, — а букет цветов из твоего сада прекраснее, чем все эти побрякушки.
Аннелиза была другого мнения, потому что ни один цветок не сверкал так, как благородные камни.
— Я давно не слежу за событиями, — оправдалась я, — когда у нас следующие ярмарки?
По опыту я знала, что на крупной ярмарке антиквариата, как правило, удается сбыть одну-другую дорогую вещицу.
— В Дортмунде в сентябре, в Мюнхене в октябре, — ответил Руди, — а наша, в Райн-Майн-пассаже, только в феврале следующего года. К тому времени я умру от голода!
Аннелиза кое-как разобралась в сути дела и подключилась к обсуждению, что́ в нашем случае можно было бы предпринять.
— Если гора не идет к пророку, — обратилась она к Руди, — то пророку самому придется к ней подойти. Ну а поскольку настоящие денежные мешки, к большому сожалению, проходят мимо прекрасного магазинчика Лоры, то ей нужно сменить место расположения и перенестись во дворец какого-нибудь набоба!
Руди уже не воспринимал ее всерьез и отделался ответом, что у него-де нет для этого подходящего лотка, с каких торгуют вразнос. И все-таки арабское словечко «набоб» подсказало мне одну идею. Но я не стала сразу озвучивать ее, а отвела Руди в свою жилую комнату на первом этаже. Аннелиза предложила тем временем заняться в кухне приготовлением еды.
Как я и думала, мой последователь погряз в убытках. Только что я отчитала Руди за драгоценности, теперь настал черед взяться за его бухгалтерию. Увы, здесь царил хаос, и мне оставалось лишь удивляться, что банк решился выдать ему столь щедрый кредит. Финансы Руди беспокоили меня не только по соображениям гуманной заботы, но и из своекорыстных интересов. Из отступной суммы, за которую я ему передала магазин, он выплатил лишь маленький задаток.
— Дорогой мой! — воскликнула я. — Как можно было пойти на подобный риск? Тебя, наверное, в тот момент обуяла золотая лихорадка! Самым разумным в твоем положении было бы поехать с этим чемоданчиком в Цюрих и предложить вещи какому-нибудь известному ювелиру. Но мне пришла в голову другая идея…
Как всегда, спаржа Аннелизы удалась на славу. В качестве гарнира были поданы шварцвальдский окорок, молодой картофель и голландский соус. После клубничного торта-безе я рассказала об одном нашем бывшем клиенте. Он работал крупье в висбаденском казино. Семья же осталась в Италии. В принципе он был вполне достойным и уважаемым человеком, платил наличными и бегло говорил на нескольких европейских языках. Не кошерными казались только его истории с женщинами. Каждый раз, попав под обаяние очередной возлюбленной, он покупал для нее колечко старинной работы. Рассказывал всем им трогательную историю про то, что кольцо принадлежало его почившей матери, отчего таяли даже железные леди.
Благодаря ему у меня сложилась приблизительная картина, как формируется круг клиентов игорного дома. Определенную часть составляли любопытствующие туристы, но были также кандидаты из полусвета, кому требовалось отмыть свои денежки. Но особенно приветствовались нефтяные шейхи, для них траты на сотню тысяч евро не играли роли.
— Это идеальные клиенты, Руди! Если даме из гарема понравится диадема, то они определенно не станут долго торговаться. Тебе осталось лишь подъехать к какому-нибудь нефтяному шейху, и все твои проблемы в одночасье решатся.
После рислинга, который мы пили на обед, я откупорила бутылку шампанского. Собственно, я собиралась открыть ее на день рождения Аннелизы, но существует хорошее правило: отмечать праздники по мере того, как они случаются. Руди пьет быстро и много, Аннелиза постоянно чокается с ним и открывает еще одну бутылку, но уже не того качества. Они давно перешли друг с другом на «ты». Вдруг Аннелиза исчезает и вскоре появляется как примадонна в струящемся синем кафтане.
— Заклинаю всем святым, позволь надеть твои камни! — взмолилась она без театральной наигранности, и Руди не заставил себя долго упрашивать.
После Аннелизиного превращения в диву я тоже решила не оставаться в тени, нахлобучила на свою поседевшую голову диадему и стала выглядеть как королева Елизавета Вторая. Что касалось дурачеств, то Руди никогда не оставался в стороне. Он тотчас обвешался всякими побрякушками, как рождественская елка, нацепил на нос сверкавшие бриллиантами очки и воткнул в ухо мундштук. Аннелиза, покряхтывая, взобралась на стол, — не знаю, считать ли ее длинный до земли наряд своеобразным гендикапом или счастливым обстоятельством, — и лихо принялась исполнять арии из оперетт. Когда она запела: «Мой главный в жизни идеал — свиньи, свиной шпик…», мы с Руди запрыгали вокруг стонавшего и скрипевшего стола, пока наконец диадема не соскочила с моей головы.
В сильно подвыпившем состоянии Руди не мог вести машину. У нас в мансарде для таких случаев была предусмотрена кровать со свежим бельем и зубной щеткой, и он с благодарностью принял предложение.
— По-п-пробую в-втереться в дру-зья, ведь с-со сво-ими никогда не то-оргу-ю-тся, — с трудом совладав с языком, пообещал Руди и полез на четвереньках вверх по лестнице.
На следующее утро я на удивление не чувствовала себя разбитой, наоборот, меня переполняли приятные ощущения, и я словно обрела окрыленность. Будто после ночи любви, хотя об этом многие годы не могло быть и речи. Потянувшись и с наслаждением зевнув, я вдруг сообразила, в чем дело: вчера я смеялась до колик. Это лучше любой гимнастики, подумала я и бодро выпрыгнула из постели. Что-то больно кольнуло в пояснице, но я не придала этому значения, — еще не хватало портить себе хорошее настроение.
Аннелиза тоже выглядела веселой и, к счастью, не напевала арии, а молча ставила булочки на стол. Я выключила радио и сняла с плиты засвистевший чайник.
— Какой восхитительный молодой человек, — прокомментировала она вчерашнее веселье. — Так и хочется обнять!
— По мне, так никто не мешает тебе немного пофлиртовать, но не рассчитывай на многое, — предупредила я, — он гомик с рождения.
— Я же не чокнутая, — сверкнув на меня глазами, обиженно парировала подруга. — Почему ты постоянно норовишь испортить мне удовольствие?
Пару секунд мы обе сердито смотрели в окно, но затем дружно рассмеялись.
Тянуть с утренним кофе и завтраком дальше было невмоготу, но мы решили не будить гостя — пусть выспится в тишине и покое. Магазин сегодня тоже пусть побудет закрытым.
И все же настроение Аннелизы беспокоило. Я попыталась втолковать ей, что не следует недооценивать Руди. Вчера он вел себя как клоун, однако его можно считать кем угодно, но только не легкомысленным человеком.
— По своему типу он скорее художник с утонченным вкусом, — объяснила я.
— Да поняла уже, поняла, — усмехнулась Аннелиза. — У меня и в мыслях не было переманивать его у тебя, ревнивая коза!
В этот момент в дверях появился Руди, и мы смутились. Хочется думать, он ничего не понял из нашей перебранки.
Руди порезался во время бритья и выглядел не так свежо, как вчера во время обеда. Он отказался от кофе и булочек и вместо этого вскипятил себе отдельно чай.
Похвально, конечно, что Руди сам себя обслужил, но надо же было ему схватить непременно нимфенбургскую чашку, которую я выставила для украшения! Он еще не сделал ни одного глотка, все размешивал и размешивал сахар; наконец его внимание приковала кухонная люстра, которая досталась Аннелизе от родителей. Колесо от телеги, закрепленное на потолке с помощью цепей, на колесе посажены четыре лампы в грубых кованых железных держателях. Мы с Аннелизой тем временем болтали о погоде.
— В Висбадене меня знает каждая собака, — внезапно и по-простецки грубо сказал Руди, — я не могу там приставать ко всем шейхам подряд. Меня быстро примут за проститута! Лучше нам начать в Баден-Бадене!
— Нам? — удивились мы с Аннелизой.
Выяснилось, что ночью Руди чуть ли не до утра ломал голову над этим вопросом и составил план. Если кто-то и умел одновременно сочетать в себе серьезность и невинность, так это две славные пожилые дамочки.
— Правильно, — кивнула я, — мы можем позволить себе ввозить контрабанду, воровать, торговать наркотиками, убивать, заниматься вымогательством и похищать людей с целью выкупа сколько угодно, и никто нас не заподозрит. Никто даже не сумеет описать наши личности, поскольку на нас давным-давно перестали обращать внимание. Мы — серые пантеры, невидимая армия призраков нации.
