Итак, наш клан воссоединялся. Жизнь вчетвером снова вступала в свои права.
Трубите, звонкие рога! Кукуйте, вещие кукушки! Это мы, гасконские гвардейцы, карбонские гвардейцы, кастель-еще-какие-то гвардейцы, едем на свадьбу![29]
* * *
- Ты зачем сюда свернул?
- Нужно заехать за Лолой, - ответил Симон.
Его дражайшая половина аж поперхнулась:
- Это еще куда?
- На вокзал Шатору.
- Ты шутишь?
- Вовсе нет. Она там будет через сорок минут.
- А почему ты мне раньше не сказал?
- Забыл. Она только что звонила.
- Когда это «только что»?
- Когда мы были на стоянке.
- Я ничего не слышала.
- Ты была в туалете.
- Ну ясно…
- Что тебе ясно?
- Ничего.
Но ее сжатые губы говорили обратное.
- А что, есть проблемы? - удивился мой брат.
- Нет. Нет проблем. Нет никаких проблем. Только в следующий раз советую поставить на крышу машины «зеленый огонек»: пусть все видят, что это такси.
Симон не ответил. Но его пальцы так стиснули руль, что суставы побелели.
Карина оставила Лео и Алису у матери, чтобы - дальше цитирую: двоеточие, кавычки, провести уик-энд как пара влюбленных, многоточие, кавычки закрываются, конец цитаты.
Атмосфера накалялась, ох, как она накалялась!
- И что же вы… собираетесь ночевать в одном гостиничном номере с нами?
- Нет-нет, - ответила я, замотав головой, - не беспокойся, конечно нет!
- Значит, вы для себя что-то забронировали?
- Э-э-э… нет…
- Ну разумеется… Заметь, я так сразу и подумала.
- Да это не проблема! Переночуем где-нибудь! Например, у тетушки Поль!
- У тетушки Поль нет лишней кровати. Она как раз сказала мне это позавчера по телефону.
- Ну значит, вообще не будем спать, вот и все!
В ответ она прошипела что-то вроде «ну и воспитаньице», терзая бахрому своей пашмины. Я так и не поняла, что она имеет в виду.
Нам не повезло: поезд опоздал на десять минут, и, когда пассажиры наконец вышли на перрон, Лолы среди них не было.
Мы с Симоном «прижали уши».
- Вы уверены, что не спутали Шатору с Шатоденом? - проскрежетала наша железная леди.
И вдруг, надо же… Да вот она!.. В самом конце перрона. Она ехала в заднем вагоне - наверное, вскочила на подножку в последний момент, - но, слава богу, она здесь и идет к нам, грациозно покачивая бедрами и приветственно размахивая руками.
Верная самой себе и именно такая, какой я ожидала ее увидеть. С улыбкой на губах, в мягких «балетках», белой блузке и старых джинсах.
А еще в бесподобной шляпе! С огромными мягкими полями и широкой черной атласной каймой.
Она расцеловала меня со словами: какая ты красивая сегодня, подстриглась, что ли? Обняла Симона, погладив его по спине, и сняла свою обалденную шляпу, чтобы не помять Каринины кудельки.
Лоле пришлось ехать в вагоне для велосипедов, так как она не нашла другого места, где можно было бы положить свой шикарный головной убор, и она спросила, готовы ли мы потратить на нее еще минутку: ей хотелось зайти в привокзальный буфет и купить себе сэндвич. Карина выразительно посмотрела на часы, а я воспользовалась этой минуткой, чтобы выбрать в киоске журнальчик про кинозвезд и прочий бомонд.
Туалетное чтиво. Наша постыдная слабость к гламуру…
Мы уселись в машину, и Лола спросила Карину, не может ли она подержать ее шляпу у себя на коленях. «Ну разумеется, - ответила та с кислой улыбочкой, - о чем речь!»
Моя сестра вопросительно глянула на меня, словно желая спросить: что-то уже случилось? И я воздела глаза к небу, безмолвно ответив: все как обычно.
Она улыбнулась и спросила Симона, есть ли в машине музыка. Карина ответила, что у нее болит голова. Я тоже улыбнулась.
Потом Лола спросила, нет ли у кого-нибудь лака - она хотела накрасить ногти на ногах. Спросила раз, спросила два, не получила ответа. Наконец наша обожаемая «мадам аптекарь» протянула ей красный флакончик.
- Только смотри не запачкай сиденье, слышишь?
Затем мы стали болтать всякие глупости, ну знаете, как болтают сестры. Эту сцену я опущу. Потому что в наших разговорах сплошные намеки, недомолвки, хиханьки и хаханьки. В общем, это нужно слышать, иначе и пересказывать бесполезно.
Такое могут понять только родные сестры.
И вот мы оказались в сельском захолустье. Карина взяла в руки карту, и тут уж Симон получил по полной программе. В какой-то момент он приказал:
- А ну-ка отдай эту чертову карту Гаранс! Она единственный человек в нашей дурацкой семейке, который способен ориентироваться на местности!
Мы, сидевшие сзади, нахмурились и переглянулись. Два грубых слова и восклицательный знак в конце… Кажется, дело дрянь.
Немного не доехав до резиденции тетушки Поль, Симон высадил нас на узенькой тропинке, заросшей кустами ежевики. Мы было кинулись к ним, вспоминая с дрожью в голосе наш сад в Виллье, и тогда Карина, не пожелавшая тронуться с места, напомнила нам, что на ягоды мочатся лисы.
Ну мочатся и мочатся, наплевать!..
Ошибка…
- Я так и знала! Слово «эхинококкоз» вам, конечно же, ничего не говорит. Через мочу передаются личинки паразитов и…
Я, конечно, виновата, очень виновата, но тут уж я не смогла сдержаться:
- Да ерунда все это! Бред собачий, вот что! Лисы бегают по всей округе и могут мочиться где угодно! На дорожках! На пригорках! Под любым деревом, на любом близлежащем поле; за каким чертом они будут писать именно на ежевику?! Именно на эту вот, на нашу ежевику?! Что ты несешь? У меня просто уши вянут тебя слушать… легче повеситься, ей-богу! Такие, как ты, вечно портят всем удовольствие…
Да простятся мне эти слова. Это моя вина. Мой грех. Меа culpa[30]. А ведь я дала себе твердый зарок - сдерживать эмоции. Оставаться спокойной и бесконечно невозмутимой, в духе дзен. Еще сегодня утром, глядя в зеркало, я предупредила себя, погрозив пальцем: «Гаранс, не пререкайся с Кариной, слышишь? Хоть раз в жизни промолчи и не строй кислую физиономию[31], когда она разглагольствует!» Но тут я не стерпела. В чем и раскаиваюсь. Приношу свои нижайшие извинения. Она отравила нам радость от ежевики и часть воспоминаний о детстве. Она безумно меня раздражает. Я не могу ее выносить. Еще одно такое замечание, и я запихну ей в глотку Лолино сомбреро.
Видимо, Карина почувствовала эту угрозу, так как она захлопнула дверцу и завела машину. Чтобы работал кондишн.
Вот и это тоже меня раздражает - люди, которые запускают двигатель не для того, чтобы ехать, а чтобы ноги греть или голову охлаждать, ну да ладно, черт с ними. О перегреве планеты мы поговорим в другой раз. Она закрылась от нас в машине, и это уже хорошо. Настроимся на позитив.
Пока мы переодевались, Симон прогуливался неподалеку, разминая ноги. Итак, о нарядах: я купила себе великолепное сари в пассаже Brady, рядом с моим домом. Из ткани бирюзового цвета, расшитой золотой нитью и украшенной жемчужинами и крошечными бубенчиками. Комплект состоял из узенького лифа с низкой проймой, длинной прямой очень узкой юбки с разрезом почти доверху и широченного шарфа, позволявшего прикрыть все это великолепие.
Словом, шик-блеск!
И вдобавок еще серьги со звенящими подвесками, все амулеты Раджастана на шее, десять браслетов на правой руке и почти вдвое больше на левой.
- Тебе очень идет! - постановила Лола. - Просто невероятно! Только ты можешь себе это позволить - еще бы, с таким чудным животиком, плоским, подтянутым…
- Конечно, - отозвалась я, радостно поглаживая означенное место, - попробовала бы ты каждый день подниматься на седьмой этаж без лифта.
- Увы, две беременности не шутка, у меня теперь и пупка-то не разглядишь - утонул в жире… Смотри обязательно принимай меры после родов! Каждый день втирай укрепляющие кремы и…
Я пожала плечами. Мое скудное воображение не позволяло мне заглядывать так далеко в будущее.
- Застегни меня, пожалуйста! - прощебетала она, повернувшись ко мне спиной.
Лола уже в который раз надела свое черное платье из фая. Очень простое, с круглым вырезом, без рукавов и со множеством мелких, обтянутых тканью пуговичек на спине, сверху донизу, как на сутане кюре.
- Ты не очень-то разорилась ради свадьбы нашего дорогого Юбера, - констатировала я.
Лола с улыбкой обернулась ко мне:
- Как сказать…
- А что?
- Угадай, сколько стоит моя шляпа?
- Двести?
Она презрительно пожала плечами.
- Ну а сколько?
- Даже сказать не смею, - хихикнула она. - Ты в обморок упадешь.
- Перестань дергаться, идиотка, а то мне твои пуговки не поймать…
В этом году в моду вошли «балетки». Лолины были из мягкой кожи, со шнуровкой, мои - усеяны золочеными цехинами.
Симон хлопнул в ладоши:
- А ну-ка по машинам, Bluebell Girls[32]!
