В половине третьего ночи пришел Вадим. Брюки и рубашка были мокрые насквозь, и едва он сел на раскладушку, возле ног набежала лужа воды.
– Ты откуда такой? – спросила Валентина Сергеевна.
– Я купался, – сказал Вадим. – Мне тут жарко, климат не подходит.
– Поэтому уезжать собрался?
– Ага. Теперь уже точно. – Вадим откинулся на раскладушку, свесив до пола руки. – Я сделал что мог. Махну на БАМ!.. А оттуда в армию. Вот сейчас рассветет, пойдут попутные машины в город, и я с рассветом…
Он перевернулся на живот и уткнулся мокрым лицом в подушку.
– Знаете, как в романах, – продолжал он, бубня, – молодые люди, у которых чего-то там не вышло, уезжают на большую стройку и сразу становятся человеками, и все у них получается… Утро такое, солнце всходит, а они идут, идут на восход и еще улыбаются!..
– Здесь-то что у тебя не вышло? – сдержанно спросила Валентина Сергеевна, чувствуя внезапный прилив жалости. Хотелось сесть рядом, погладить волосы, успокоить…
– Вы, теть Валь, зачем приехали? – Вадим отвернулся к стене. – Разобраться и помочь Вилору Петровичу, так?.. Он выписал вас как миротворицу. Да только все это напрасно. Когда Шарапов здесь появился, я отцу сразу сказал: выступи, заяви ультиматум. А он – не суйся! Все намного сложнее, чем ты думаешь… Ладно, черт с ним, в экономике я не разбираюсь, по глупость с двумя дорогами надо же остановить. И это должен был сделать отец, а не Шарапов. Я слышу, как над отцом смеются, мне жалко его… Смеются и на меня поглядывают. Вилор Петрович-то не слышит, при нем слова не скажут, а я на трассе с рубщиками работаю!
Он порывисто вскочил, дернул головой и замолчал. Валентина Сергеевна села с ним рядом, однако Вадим отодвинулся и утер лицо руками.
– Я ведь должен защищать перед ними отца… – тихо промолвил он. – Либо вместе с партией выступить против него… Тогда я решил подговорить всю партию, чтобы не начинали работать, пока Шарапова не уберут. В субботу еще хотел начать… А этот гад Афонин возмущался больше всех, но когда я ему предложил – он на меня поволок: пацан, дескать, ты жизни не знаешь… Одна Женька Морозова согласилась… А я поклялся, что этого маузера тут больше не будет…
– Не осилил, поэтому убегаешь? – оборвала его Валентина Сергеевна. – Молодец, ничего не скажешь.
– Да вы ничего не поняли! – возмутился Вадим. – Говорю же, Шарапов уйдет… Ничего, скоро узнаете, а мне пора собираться в дорогу, пока отец не пришел.
– Бросаешь отца и бежишь?
– Ничего, он не пропадет, – отмахнулся Вадим, вытаскивая рюкзак. – И вы напрасно приехали спасать Вилора Петровича, он сам здесь со всеми справится. А я не бегу – просто уезжаю на БАМ, глянуть, как там дорогу строят. Небось не так, как отец!
– Ты на отца не греши! – резко оборвала Валентина Сергеевна. – Он прекрасный специалист, его ценят…
– Вы не защищайте! – перебил Вадим. – Этот специалист деньги в землю зарывает, и хоть бы ему что…
– Кто тебе позволил судить отца? – глухо спросила Валентина Сергеевна. – Не думала я, Вадим, что ты такой…
– Я не сужу, теть Валь. Я просто не хочу делать ненужную работу. – Вадим поднял рюкзак и начал укладывать вещи. – Может, в ней есть какие-то высшие соображения, но я их не вижу, не понимаю… Оттого и на БАМ хочу посмотреть.
Вадим задумался и сосредоточенно свел брови, отчего жесткие волосы на широколобой голове, казалось, стали еще жестче, а от висков к затылку вздулись крупные, узловатые вены.
– Теть Валь, займите рублей двести, – вдруг попросил он, – я у отца искал – нету. Спрятал, что ли… Да, у меня кроме совести, нет еще и денег… Я заработаю – отдам. Вышлю по почте.
– Не дам, – отрезала Валентина Сергеевна. – Ты собрался начинать новую жизнь с рассветом. А новое с долгов не начинают.
– Ладно, не надо мне ваших денег, – после паузы проронил Вадим, – и у отца брать не стану… Часы Ленке отвезете? Они не тяжелые и в чемодан влезут… Это для нее часы. Она любит смотреть, как маятник ходит.
…О судьбе Петра никто ничего толком не знал. В отделе изысканий железных дорог Астаховой сказали, что Петра уволили с «волчьим билетом» и он будто уехал куда-то на Дальний Восток. Отчаявшись, Валентина Сергеевна поехала в Москву, к Михаилу. Тот самый студент-старшекурсник, вербовавший рабочих в экспедицию на Кавказ, тот самый человек, из-за которого когда-то так резко изменилась и определилась вся жизнь Валентины Сергеевны, работал в головном институте Гидропроекта начальником отдела. Он мог и не знать ничего о Петре Смоленском, но он мог успокоить или в крайнем случае что-то выяснить. Михаил Александрович слышал о событиях на Трансполярной и обещал узнать подробности. Через три дня Михаил вызвал ее из гостиницы к себе домой.
– Мне посоветовали не соваться в это дело, – сказал он, – но я кое-что узнал… Петра Георгиевича обвинили в перерасходе средств на изыскания участка магистрали, которые он проектировал… Сама понимаешь, война только что кончилась, в стране разруха, голод…
На фронте Михаилу оторвало левую руку по локоть. Протеза не было, и рукав пиджака мотался по сторонам в такт широким, солдатским шагам Михаила. Взгляд Валентины Сергеевны сам собой приковался к пустому рукаву, в котором, как ребенок в пеленках, жила и шевелилась культя.
– Перерасход, насколько мне известно, произошел за счет увеличения буровых и горных работ, – говорил Михаил. – Эксперты выясняют обстоятельства, проверяют, но, по-моему, уже безнадежно… Вся надежда, сможет ли Петр Георгиевич доказать, обосновать этот перерасход. В наше время это сделать, думаю, очень трудно… Лет через десять-пятнадцать он бы смог. Разруха, Валенька, а по ней и мерить приходится…
– Я докажу! – Валентина Сергеевна сжала кулаки. – Мне известно все на магистрали! Я хорошо знаю геологию района. Там вечная мерзлота, там особые условия…
Он долго и внимательно разглядывал ее лицо, руки, о чем-то думал, щурился и наконец, спрятав пустой рукав в карман, тихо спросил:
– Любишь его?
– Люблю…
Михаил вздохнул, отвернулся, а Валентине Сергеевне на мгновение вспомнился Кавказ, белые вершины пиков впереди и осыпающаяся под ногами обомшелая щебенка, вспомнилась крепкая рука Михаила, когда он помогал ей взобраться на очередной подъем, та рука, которой сейчас не было…
– Попробуй, – сказал Михаил. – Я тебе дам адрес одного из экспертов. Только… Только забудь, что ты любишь его, и идя с холодной головой. Иначе бесполезно… Поезжай в Ленинград. Прямо сегодня. Найди там профессора Охотинова…
Профессор Охотинов чем-то напоминал Льва Толстого: седой, огромный, рубаха навыпуск с пояском, борода, лохматая, неприбранная, лежит на выпуклой груди…
– Вы кем доводитесь Смоленскому? – в первую очередь спросил Охотинов.
– Я работаю геологом на его участке, – ответила Валентина Сергеевна спокойно. – А в войну была на трассе Абакан – Тайшет.
– Понимаю, – профессор кивнул головой. – Ну а что вы хотите от меня? Комиссия работу же закончила…
– Трансполярная магистраль проходит по зоне вечной мерзлоты, – начала Валентина Сергеевна.
– Это можете мне не объяснять, – перебил ее Охотинов.
– Практики строительства железных дорог в этих условиях у нас нет, – продолжала она, – неизвестно, как поведут себя мерзлые породы, если отсыпку полотна вести обычным способом. На некоторых участках готовой насыпи началось протаивание мерзлоты и просадка полотна…
– Инженер Смоленский самовольно сгустил в пять раз сеть скважин и шурфов, – заявил Охотинов. – Это исходная позиция. Я вместе с товарищами устанавливал необходимость дополнительных работ.
– Это было необходимо! – не сдержалась Валентина Сергеевна. – Он хотел досконально изучить небольшой участок, чтобы потом выдать рекомендации! Он исходил из этого! А вы?..
– А мы, дорогая моя, из того, что стране нужна дорога, – спокойно проговорил Охотинов. – А еще из того, что он изыскатель, практик. Институт ваш занимается изысканиями, а не тематическим изучением пород. Он должен был выбрать трассу и тем самым подготовить фронт работ строителям. Инженеры с других участков Трансполярной как раз этим и занимались. А Смоленскому, видите ли, вздумалось открыть на трассе академический институт. В результате государственные деньги ушли, как говорят, в землю. А время сами знаете какое…
– Знаю… – уже отрешенно произнесла Валентина Сергеевна. – Но дорога-то не на один день строится… И может быть, сейчас ее совсем строить не нужно, а? Успеем ведь еще, куда спешить?
– Ну, милая моя, здорово, однако, Смоленский на вас повлиял! – сказал Охотинов. – Вам не кажется, что ваше мнение вредное? Вся рота идет не в ногу, а вы со Смоленским – в ногу…
– Вы знаете, а он мне рассказывал однажды, – с жаром заговорила Валентина Сергеевна, – что в районах вечной мерзлоты дороги будут строить на сваях! Представляете? Без грунтового полотна! В таком случае не будет растепления грунта, это будет вечная дорога!
