Ознакомительная версия.
– Значит, беру табличку десятого. – Маргарита открыла дверь кабинета и переступила порог.
– Спасибо, – еще раз повторила ученица и добавила: – Интересно, что все в жизни повторяется, правда? Нас-то вы тоже подхватили в десятом.
Последняя фраза камнем ударила в прямую спину Маргариты Семеновны. Она даже почувствовала, как непроизвольно дернулась и покачнулась. Оля сказала без задней мысли, даже, скорее всего, из лучших побуждений. Откуда ей было знать, что своими словами она задела те струны души, которым педагог усиленно приказывала не звучать, и пробудила те воспоминания, которым еще сегодня утром Маргарита повторила троекратное «Нет!».
– Десятый тогда был выпускной. – Больше в ответ завуч не услышала ничего.
30 июля 1965 года
Дорогой дневник № 3!
Ты начинаешься как раз тогда, когда начинается новый этап в моей жизни. Надеюсь, тебе повезет больше, чем твоим старшим братьям, и твоим страницам не придется стыдиться написанных на них глупостей о конфетах, стыренных со шкафа, или о Наташкиной юбке, бант на которой такой огромный, что не может не вызвать зависти. Ну вот, я опять пишу ерунду, хотя от меня давно не прячут сладостей и юбки с бантами я не ношу. Когда же я закончу ходить вокруг да около и скажу наконец о главном? Все, больше не тяну ни буковки! Итак…
Я поступила!!! Да! Да! ДА!!! Я сделала это, хотя никто не верил. Конечно, мама говорила, что все получится, а папа утверждал, что у его дочки «просто не может не получиться». Но я-то слышала, как они шептались на кухне с Левицкими о том, что ужасно расстроены моим выбором. Не в том смысле, что я пошла в педагогический, а в том, что не стала поступать в медицинский. Папа сказал, что он «запасся тысячу и одной возможностью, чтобы нажать на кнопочки, но теперь ему остается только ждать у моря погоды и, возможно, молиться, хотя это и странно звучит для советского человека, а уж для врача тем более». А мама посоветовала ему пристальнее изучить записную книжку. Предположила:
– Возможно, кто-то из твоих пациентов имеет отношение к педагогике.
– Наверняка, Галчонок, наверняка. Только я точно не помню, – ответил папа, и оба они тяжело вздохнули и стали выслушивать уверения гостей в том, что «как-нибудь все образуется».
А образовалось, мой милый дневник, вовсе не как-нибудь, а очень даже замечательно. Я справилась сама, без всяких дурацких рычажков и кнопочек. Я – студентка! Теперь папа дружелюбно ворчит и говорит, что на моем месте выбрал бы предмет более распространенный и необходимый для изучения (на самом деле сомневаюсь, что ему кажется необходимым для изучения какая-либо наука за исключением кардиологии). А мамочка ходит и светится от счастья и говорит, что наконец-то узнает, о чем поют ее любимые Пиаф и Азнавур. А мне вот больше нравится Гейнсбур, хотя родители считают, что приличным девушкам не стоит им увлекаться. Но я и не увлечена им. Единственное мое настоящее увлечение – французский (после Витьки Копылова из первого дневника и Алика Штейна из второго заметен прогресс и смена приоритетов – е́сть к чему стремиться). Я и стремлюсь. Французский, и только французский. Штейны и Копыловы в далеком прошлом (ладно, признаюсь, не в очень далеком, но главное – в прошлом). А в будущем только Гюго, Вольтер, Золя и те, кто parle francais [2] . А самое замечательное то, что по-французски теперь буду говорить я. Je suis tres heureux, mon cher amis. [3] Не уверена, что смогу заснуть, но все же: спокойной ночи.
Никогда прежде Марта не радовалась возвращению из отпуска так, как теперь. Она чувствовала себя уставшей и буквально вывернутой наизнанку, хотя душу ни перед кем не изливала и вообще все две недели каникул преимущественно молчала, односложно реагируя на ту белиберду, что без всякой устали несла Ниночка. Самыми ужасными оказались последние два дня, когда большинство отдыхающих поспешило домой готовить детей к школе, бар на пляже закрылся, а погода неожиданно испортилась, будто вступив с Мартой в тайный сговор и давая ей шанс сделать то, что она давно хотела: поменять билет. Марта и поменяла. Сначала собиралась пробыть на острове три недели, слезно умоляла и начальство, и сменщицу войти в положение и «в кои-то веки дать почувствовать себя хозяйкой своих желаний, а не чьей-то навязанной воли». Вошли и дали, но получилось, что вместо доброго дела послали Марте сущее наказание, терпеть которое лишнюю неделю не было у нее ни малейшего желания. Сначала она, правда, надеялась на лучшее. Ниночка обещала, что, отлежавшись на пляже, подарит подруге вихрь новых впечатлений. Марта изучала путеводитель и гадала, какими будут эти впечатления: зелеными, как горы Троодоса, или синими, как воды Голубой лагуны, или коричневыми, как венецианские стены Никосии, или серыми, как заброшенные отели Фамагусты, или разноцветными, как веселье и безудержность Айа-Напы. Но дней через десять после начала ссылки (по-другому свое пребывание на Кипре Марта уже не могла назвать) выяснилось, что под вихрем впечатлений Ниночка имела в виду торговые молы Лимассола, модные бары Ларнаки и пенные вечеринки в клубах Пафоса, на которых она собиралась «отрываться по-страшному, ни в чем себе не отказывая». Более ужасную перспективу Марте не могло нарисовать даже воображение, а посему:
– Знаешь, мне тут позвонили с работы. Боюсь, тебе придется отрываться без меня.
– Что за фигня?! Дай я сама позвоню в салон и все улажу. Ты в отпуске, и они должны уметь обходиться другими силами. Эка невидаль – морды кремами мазать!
Марта вспыхнула. Мгновенно захотелось наговорить недалекой Ниночке гадостей, но она сдержалась, сказала только:
– Знаешь, на самом деле это почти наука. Этому учиться надо и совершенствоваться. На следующей неделе как раз будет семинар по современным методам лифтинга, и после него выдадут сертификат о повышении квалификации. А с повышением квалификации и зарплата растет.
Это для Ниночки аргумент. Лучше не придумаешь.
– Ну, раз зарплата, тогда конечно. Жаль, что мне придется куролесить одной. Хотя, ты знаешь, я позвоню Таньке. Ей ничего не стоит сорваться на пару дней, а уж с ней мы…
– Звони.
«И будь добра, избавь меня от необходимости слушать рассказы о том, чем вы с Танькой, Манькой, Зинкой или даже Эсмеральдой станете заполнять свой досуг».
Марта вернулась в Москву и подавила в себе искушение сразу же обзвонить «домашнюю» клиентуру и заполнить свое расписание. Впереди была еще целая неделя отпуска, которую необходимо было провести так, чтобы организм полностью восстановился от тягот общения с Ниночкой. Марта применила шоковую терапию: ни телефона, ни телевизора. Полный вакуум. Вокруг такая легкая и нисколько не гнетущая тишина. Не гнетущая оттого, что временная, не тяжелая потому, что желанная. Она с наслаждением читала и даже вытащила с полки запылившийся словарь. В нем посмотрела, как сказать по-французски: «Ваша кожа сухая, жирная, смешанная», – и сама себе удивилась. Даже произнесла вслух, усмехнувшись: «Вот и смешала божий дар с яичницей», – и вернулась в объятия тишины. Когда-то один человек учил Марту тому, что для достижения счастья в жизни важно ставить себе четкие цели, а не лепить все в одну кучу, грамотно расставлять приоритеты и пусть медленно, но верно двигаться к поэтапному исполнению своих задумок.
«За двумя зайцами погонишься…» – сколько раз слышала Марта эти слова и соглашалась с ними, а вот, подишь ты, снова взялась за свою старую страсть.
Салон красоты и французский – ничего общего, кроме того, что лучшая косметика и самые известные бренды родом из Франции. Конечно, это кое-что, но все-таки каким образом лично Марта может связать свою работу в салоне с языком Бодлера – остается неразрешимой загадкой, как и то, по какому такому велению подсознания полезла она за старым, истрепанным словарем.
Больше Марта философскими вопросами не задавалась. Последняя неделя августа выдалась на удивление теплой и сухой. Она бродила по улицам и наслаждалась тем, что может идти куда глаза глядят, без какой бы то ни было определенной цели. Оказывается, в таком бесплановом существовании была своя прелесть. Волей случая набрела она на художественную галерею, где с любопытством разглядывала фотографии довоенной Москвы. Так же неожиданно очутилась на спонтанной встрече поклонников творчества Булгакова. Марта просто шла по Патриаршим и остановилась у лавочки, возле которой группа людей увлеченно спорила о том, к какой породе следует относить кота Бегемота. Кто-то считал, что такая хитрая особь определенно из породы сиамских. Другой нещадно критиковал подобное предположение и настаивал на том, что Бегемот достоин называться сфинксом. В толпе звучал и одобрительный гул, и возмущенный ропот:
Ознакомительная версия.
