“Русская художественная литература во все времена несла на своих плечах не только немалый груз своего кровного дела — сохранения языка, но брала на себя дела иные. Одно из главных — честное историческое повествование. Особенно в те годы, когда наша историография лгала или немела”.
“Ругая нынешнее время, легко впасть в соблазн великого обличения, а как следствие в соблазн уныния: в такую страшную пору довелось нам жить. Но так ли это?”
“Мои нынешние книги выходят очень редко”.
Всеволод Емелин. Загадочный идол. — “НГ Ex libris”, 2008, № 16, 15 мая.
“Сам-то я Маркса не читал, естественно, но было бы наглостью и глупостью не уважать чудовищную мощь, с которой продукт его мышления был навязан окружающей действительности”.
Ербол Жумагулов. Жизнь в Империи была и благом, и злом, и всем, всем, всем. Беседовал Захар Прилепин. — “АПН — Нижний Новгород”, 2008, 14 мая <http://apn-nn.ru>.
“Стараюсь заглядывать в „Журнальный зал”, но делаю это все реже, поскольку хорошие стихи перед тем, как появиться в толстых журналах, мелькают у меня во френдленте в ЖЖ”.
Михаил Зенкевич. Избранные статьи и рецензии в саратовской периодике 1918-— 1923 годов. Вступление, подготовка текстов, примечания С. Е. Зенкевича.-— “Волга — ХХI век”, Саратов, 2008, № 3 — 4.
“Кажется, ни одна группа поэтов и писателей, не исключая даже и футуристов в наиболее боевой период их выступлений в 1913 — 14 годах, не старалась произвести вокруг своих имен и произведений такой шумной саморекламы, как это делали в истекшем году Блок, Белый, Клюев, Есенин и другие, объединившиеся в сборниках „Скифы” под эгидой Иванова-Разумника. Достаточно было кому-нибудь из вышеназванных лиц написать хотя бы небольшое стихотворное произведение, как немедленно вслед за ним в том же издании следовала длинная хвалебная статья Иванова-Разумника, доказывающая в обстоятельном разборе, на манер школьных учебников словесности, со всем тяжеловесным авторитетом своей восьмитомной „Истории русской общественной мысли”, что мы имеем дело с исключительным, составляющим эпоху в истории литературы произведением...” (“Художественные известия саратовского отдела искусств”, 1919, № 4).
Александр Иванов. “Мы не менеджеры, мы лентяи!” Беседу вела Варвара Бабицкая. — “ OpenSpace ”, 2008, 30 мая <http://www.openspace.ru>.
“Допустим, мы с вами хотели бы быть европейцами. Но быть европейцем, как ни странно, не означает любить Европу. Это означает любить Африку, Юго-Восточную Азию, Океанию и так далее. То есть быть широкоориентированными и нести такую, в старом смысле слова, цивилизационную функцию. <...> В этом смысле европейцами были [Лев] Гумилев и Пржевальский, которые собирали информацию о каких-то странных племенах — это тип русского европейца. Тот тип европофилии, который утвердился в 1980 — 1990-е годы, гораздо более ограничен. То есть простой любви к Европе — я имею в виду не низовые образцы, не любовь к шопингу, а высокие — любовь к европейской культуре, к Гентскому алтарю или к британскому роману, — ее явно недостаточно.
Европеец живет движением из центра на периферию, а не постоянной медитацией над этой вот центральностью”.
Руслан Измайлов. “Библейский текст” в творчестве Бродского: священное время и пространство. — “Сибирские огни”, Новосибирск, 2008, № 5.
“Но вот парадокс: зная и прикасаясь к этой вести, И. Бродский так и не принимает ее”.
Борис Кагарлицкий. Не-юбилейный Маркс. — “Взгляд”, 2008, 12 мая <http://www.vz.ru>.
“<…> не юбилейная дата подогревает интерес к Марксу, а объективная потребность общества в марксистском анализе заставляет придумывать всевозможные благопристойные поводы, чтобы поговорить на эту тему. С точки зрения здравого смысла и культурных традиций праздновать 190-летие совершенно нелепо. <…> Маркс интересен и важен нам сегодня не тем, что родился 190 лет назад (и более ста лет назад умер), а тем, что его идеи, его анализ классового противостояния и противоречий капитализма по-прежнему актуален”.
Борис Кагарлицкий. Два мира в зеркале 1968 года. Битва за истинную демократию. — “Русская жизнь”, 2008, 22 мая <http://www.rulife.ru>.
“Идейный и культурный крах советского „шестидесятничества” произошел значительно позже, но именно отношение московских интеллигентов к бунтующему Парижу предвосхитило этот крах и выявило глубинную моральную проблему, лежащую в основе всех последующих неудач. Наша интеллигенция — несмотря на все свои знания, высокие ценности и тонкий вкус — была по своему менталитету глубоко мещанской. <...> Это удивительное идеализированное и по-своему идеалистическое мещанство осознало себя в восторженном и абстрактном культе рынка, в восхищении буржуазностью, в искреннем преклонении перед далеким и непонятным Капиталом. Поражение западных „новых левых” было не менее полным, чем поражение советского „шестидесятничества”, а последствия этих двух поражений оказались удивительно схожи. Первоначальные идеи социалистического гуманизма были отброшены как наивные, утопические и несвоевременные, зато бывшие носители этих идей получили признание в официальных кругах”.
Олег Кашин. Хроника утекших событий. Наталья Горбаневская: немонотонная речь. — “Русская жизнь”, 2008, 22 мая.
Среди прочего: “Когда Горбаневскую судили („На суде меня не было, потому что мы психи, и суд имел право нас вызывать на заседание, но никогда этим правом не пользовался”), ее адвокат Софья Калистратова (собственно, это рассказ с ее слов) спросила Лунца, каковы симптомы вялотекущей шизофрении, которую Лунц диагностировал Горбаневской после второй экспертизы. Психиатр ответил: „Она страдает такой формой шизофрении, у которой очевидных симптомов нет”. Тогда адвокат спросила, почему при отсутствии очевидных симптомов комиссия настаивает на принудительном лечении Горбаневской в больнице не общего, а специального типа. „В спецбольнице стены помогают”, — ответил Лунц”.
Александр Казин. Не распродать ни кресты, ни звезды. — “Литературная газета”, 2008, № 19, 7 — 13 мая.
“Сейчас в идеологическом пространстве России решается вопрос о господстве над человеческой свободой и, следовательно, над страной. Дело в том, что принадлежащий к российской цивилизации человек осуществляет в своей деятельности глубинные принципы именно православно-русской идеологии. Это касается прежде всего его отношения к богатству и к свободе. Богатство и все его аксессуары воспринимаются у нас скорее как соблазн, чем как награда. Слово „свобода” по-русски звучит скорее как „с волей Бога”, чем „даешь права человека”. В социально-политическом плане это означает, что построение в России либерально-буржуазного общества в принципе невозможно”.
Какими будут газеты будущего и почему надо пережить дегуманитаризацию? Встреча с Демьяном Кудрявцевым, поэтом и гендиректором “Коммерсанта”. — “ПОЛИТ.РУ”, 2008, 7 мая <http://www.polit.ru>.
Говорит Демьян Кудрявцев: “Это не значит, что газет не будет совсем, они, конечно, будут долго существовать в разных странах, процесс этот будет „размазан” во времени, пространстве и т. д., и к тому времени, как мы будем считать этот процесс завершенным, мы перестанем считать вменяемым процесс написания и распространения информации на бумаге с той или иной периодичностью. <…> К этому времени газетой будет считаться что-то другое, и никто не заметит даже, что „газеты умерли”, потому что произойдет некоторое изменение семантики слова, сначала это произойдет в одних странах, потом, как вирус, проникнет в другие и не позволит относиться к этому как к „смерти газеты”. Это произошло уже много где с разными предметами, которые сто лет назад были другими. Если жителю XIV века показать современные часы, он не поймет, что это тоже часы, хотя функции у предметов те же — показывать время”.
“<…> умирание газет происходить будет, а умирание редакций — нет. Потому что человек хочет, чтобы кто-то собрал ему информацию по его интересам, а иначе ему самому придется перелопачивать огромное количество „шума” для разделения „шума-сигнала”. Он не хочет этого делать и никогда не доверит эту работу на 100 % технологиям. За этим процессом всегда будет стоять модератор <…>”.
“<…> хороший поэт — это поэт, который создает новые чувственно-смысловые сущности, используя для этого существующий или существовавший арсенал средств, тем самым меняя тут — слово „информационный” будет неверным, но в глобальным смысле — да, информационный, чувственный и содержательный мир, в котором мы живем, через изменение языка. На самом деле, не только языка, но языка как самого крупного из того, что изменяется от появления хорошего, большого поэта”.
