Матушка Нитнагель улыбается.
— А если бы он тебе сказал: не дай мне замерзнуть?
Матушка Нитнагель плачет.
А Мертке ходит окутанная плащом любви. Она заглядывает на строительную площадку и одаривает усталых каменщиков яблоками. Подручный Оле Бинкоп получает самое красное яблоко и в придачу шлепок по кожаной фуражке.
Она пляшет на деревенских улицах, невеста в золотых туфельках любви. Притаясь позади запотевших ноябрьских окон, злые феи прядут свою пряжу. Тощая фрау Серно сплевывает в горшок с цикламеном.
— Ни стыда, ни совести у этих коммунистических девок.
Фрида Симсон поворачивается к ней спиной и внимательно изучает объявления собственного производства.
Фрейлейн Данке из кооперативной лавки остерегает Мертке:
— Что до меня, я уже здорово обожглась на этой самой любви. И будь я на вашем месте, я не рискнула бы…
Всего труднее сладить с Эммой Дюрр.
— Ты бы все-таки подумала! Оле вполне мог быть твоим отцом.
— Он мой муж.
— Подожди чуток, он устанет и согнется в три погибели.
— Я буду любить его и не дам ему состариться.
— На мой вкус, он малость волосат.
— Я люблю его таким, как он есть.
— Здесь его жена.
Мертке глубже закутывается в сотканный любовью плащ:
— Я — его жена.
52
За ночь подмерзли лужи на дорогах. Миллиарды ледяных иголок плавают в озере. Луговая трава прихвачена морозом. Мампе должен пригнать шведских коров с пастбища.
Великое спасибо Келле и его бригаде! Стоит капитальный коровник, крытый разномастной черепицей. Оле собирал ее с бору да с сосенки. Красоты особой нет, зато коровам будет вольготно.
Если вдуматься, шведских коров Оле навязали почти силой. И все же он заботится о них. На то он и Оле Бинкоп. Да здравствует жизнь! Теперь ему надо уезжать, но для начала он хочет поглядеть размещенное на зиму стадо. Широкогрудые, приземистые коровы. Ох и хороши на племя! Три из них стельные.
Всего через год Оле возьмет сына на руки и гордо пройдется с ним по коровнику. Одна мечта сбылась, один памятник сохранится — прекрасное стадо.
Хлопает дверь. В дверях Тимпе. Требовательным голосом:
— А где корма для шведской скотины?
Ни слова беспартийному Тимпе о том, как не сдержал свое слово член партии Вуншгетрей.
— Концентраты и сено из наших запасов!
Тимпе скалит зубы.
— Это на первое время. — Он иронически поводит носом.
Ватник, ватные штаны, валенки, ушанка, полный рюкзак — эдаким медведем вваливается Оле на птичий двор. Матушка Нитнагель тактично склоняется над кормушкой.
Прощание с Мертке по всем правилам.
Три поцелуя под аккомпанемент несушек и шлепок в придачу.
— Береги сына.
И Оле уходит в путь-дорогу, словно герой из сказки. Он хочет отыскать железного великана, который поможет ему добыть корма для «Цветущего поля». Стрекочет дряхлый мотоцикл. От морозного ветра заиндевели края шапки.
В окружном центре, в лабиринтах учреждений и управлений, ищет Оле железного великана.
— Экскаватор! И как можно скорее!
Стражи железного великана глядят удивленно:
— Это не от нас зависит.
Вверх по лестницам, вниз по лестницам, из двери в дверь, из двери в дверь.
— Мне нужен экскаватор.
— Это не от нас зависит.
Зависит, зависит, ни от кого ничего не зависит. А от кого же зависит, черт подери?
Учреждения закрываются. Дня не хватило. Не пойти ли к окружному секретарю? Найдется ли у него время выслушивать особые пожелания? Сколько таких кооперативов в округе? Сколько особых пожеланий? Вот ведь черт подери! Оле сам активист, он знает в этом толк!
Устало бредет Оле в гостиницу. Мужчина за конторкой испытующе смотрит на него:
— Салат принес, что ли? Для поставщиков у нас черный ход.
— Сейчас получишь мешком по зубам. Мне нужна койка.
На другое утро все сначала:
— Мне нужен экскаватор.
— Не наседай, папаша, не наседай…
Оле хватает чиновника за лацканы и встряхивает.
— Ах так, я папаша? А ты знаешь, желторотый, что моя жена моложе тебя?
Чиновник смягчается:
— Непременно тебе экскаватор? Может, землечерпалка сойдет?
Оле так и взвился:
— Подавай сюда землечерпалку.
И опять не слава богу. Ее надо сперва найти.
Оле едет в Тюрингию. В рюкзак засунут номер «Крестьянской газеты»: «Продается почти новая землечерпалка, цена по соглашению».
Щиплет мороз. Искрятся деревья. Старый мотоцикл пыхтит и стонет. Оле добирается до Веймара, но тут окончательно сдает мотор. Оле колдует над ним, он весь перемазался в масле, он истекает потом, жмет на стартер — ни звука. Придется сдавать в ремонт. И дожидаться два лишних дня.
Блюменау вступает в зиму. Толстый Серно уже взгромоздился на печь. Он прогревает свои телеса, потом отправляется на прогулку. Куда запропастился Оле? Этот вопрос мучит его. Но вот ответ получен. Серно спешит к Купке и Метке.
— Эй, сыночки, купил вас Оле, а?
— Отвяжись, толстомордый!
— Ну, ну, детки, не грубите! — Серно просто зашел предостеречь их. Ведь Оле поехал за экскаватором. Он взроет наследственные луга Купке и Метке.
— Вряд ли ваши отцы этому порадовались бы, а, сыночки?
Заглядывает Серно и к Тутен-Шульце.
— Какие новости?
— В Обердорфе замерзла корова. А все эти фокусы с открытыми коровниками.
Серно располагает свой зад на мягком диване.
— Ничего, наш Оле умней! Он не позволит собой командовать.
Тутен-Шульце улыбается с эдакой хитрецой:
— Ах, как жалко.
Так они дразнят друг друга, и оба довольны.
Серно выслеживает почтальона. Приносит ли он письма для Аннгрет? Нет, не приходят письма из свободного мира. Что-то не так у Рамша с Аннгрет.
Серно тащится к Фриде Симсон.
— У Аннгрет с Рамшем все в порядке?
— Все в ажуре! — Фрида весьма любезна. Серно зря трудился. — Но за заботу спасибо!
Вот это правильно. Только забот у Серно больше, чем о том догадывается Симсон. Даром, что ли, он заседает в общинном совете? Взять хотя бы коровник, сооруженный Оле. А комиссия его приняла? Если разразится скандал, Серно за Оле отвечать не намерен.
Фрида погружается в задумчивость. Сидишь-сидишь, пишешь-пишешь, бьешься-бьешься! Одни тревоги и огорчения. Ее просто из себя выводят похождения Оле. Растление, сожительство, аморалка! А ему хоть бы хны. Все силы он из нее выматывает. Когда прикажете ей работать с другими людьми, как справедливо требует инструкция? Впрочем, ее люди нормально развиваются и без всякого вмешательства, работая над собой. Примеры? Серно.
Фрида делает себе пометочку: «Относительно Серно. 25.XI. Первые шаги от „я“ к „мы“».
После этого она вызывает к себе Тео Тимпе.
— Эй, друг, ты часом не спятил? — Где Тимпе разместил драгоценный импортный скот? В этой развалюхе?
Тимпе сдвигает набекрень свой колпак. Он туда коров не загонял. Загонял их Оле.
— А ну, чтоб духу коровьего там не было!
Тимпе чует благоприятную перемену погоды. Он даже приближается на шаг к премии.
— А удои все равно снизятся.
— Очумел?
Очуметь не очумел, но у него есть приказ снять концентраты из рациона дойных коров.
— Не сметь, ни единого грамма! Нам нужно молоко, понял?
Тимпе все отлично понял, а чем все-таки кормить?
Чем кормить, чем кормить! Ведь было сказано: силос — краеугольный камень зимнего содержания скота.
Тимпе перегоняет шведских телок. Он гонит их в открытый хлев на Коровьем озере. Запыхавшись, прибегает Карл Крюгер.
— Что вздумаешь, то и будешь делать — так, что ли?
— Приказ Симсон.
— Начинаются шуточки. — Карл Крюгер перегоняет коров обратно.
Под вечер приходит усталый Мартен, народный полицейский.
— Ну что ты дуришь? Знаешь ведь, что хлев не принят официально. В конце концов, я взываю к твоей партийной совести.
Крюгер сдается, но, уж погодите, он еще разуважит кнутом этих жеребцов из стройуправления. Ах, до чего неохотно перегоняет он стадо в открытый коровник!
А морозы крепчают. Куда же подевался Оле? Крюгер делает все, что в его силах. Он покрывает дерном овощехранилище, он покрывает насосы соломенными матами. Он то и дело наведывается в открытый хлев.
— Ты чего им дал?
— Силос.
— Они же его не едят.
Нос Тимпе иронически подергивается.
— Голод не тетка. Сожрут как миленькие.
— Ох, хоть бы Оле скорей вернулся. — В коровах Крюгер не силен.
Как медведь в клетке, мечется Оле по Веймару. Еще ни разу в жизни не было у него отпуска. Ежели отпуск выглядит именно так, то благодарю покорно.
Он разглядывает витрины. Как много всякой всячины нужно человеку. К примеру, этот зеркальный шкаф для водки. На ценнике написано: домашний бар. Надо же! Готовый набор для пьяниц.
