— Мне очень жаль. — Монти действительно смотрел на нее с жалостью, но и с каким-то странным возбуждением. Он подбирал в уме подходящие слова, ожидая, когда она заговорит или заплачет, но Харриет не сделала ни того ни другого. Она сидела перед ним, скорбная и оглушенная, как преступница, которой только что зачитали приговор.
— Харриет, — сказал Монти. — Пожалуйста, прости меня за то, что я наговорил тебе тогда, перед Эдгаром. Это было глупо, ненужно и… трусость с моей стороны. Мне показалось, что так будет лучше для тебя. Хотел предостеречь тебя, чтобы ты не слишком полагалась на меня, на таких, как я, — пижонство своего рода. Но я все же питаю к тебе самые теплые чувства и очень хочу помочь — поверь, действительно хочу.
Харриет повернула к нему чужое, приговоренное лицо.
— Спасибо, но твоя помощь мне не понадобится… как и твои извинения. Я даже благодарна тебе за то, что ты высказался так… определенно. Постараюсь устроить свою жизнь как-то иначе. Завтра мы с мальчиками возвращаемся в Худхаус. Извини, что причинили тебе столько неудобств. Спокойной ночи.
— Уже утро. — Монти отдернул занавеску. За окном светило солнце, в саду на все голоса распевали птицы.
Харриет не ответила. Отвернувшись к столу, она что-то бормотала про себя. Монти уловил слово «конец».
— Я знаю, что ты сердишься, — сказал он. — И ты имеешь на это право. Но все же я прошу тебя: оставайся в Локеттсе — и не думай обо мне плохо. Возможно, ты мне все-таки нужна…
— Я не сержусь, — тихо, одними губами проговорила Харриет. — Если тебе кажется, что я сержусь, то ты ничего не понял. Впрочем, это неважно.
— Хорошо. Пусть пока мы с тобой не можем друг друга понять. Я сейчас уйду. Но помни, пожалуйста, что ты нужна мне — помни это потом, — несмотря на все глупости, что я тебе наговорил. Спокойной… спокойного дня.
Монти постоял немного и, не дождавшись ответа, ушел. По дороге выключил свет на лестнице и в прихожей. От угла дома по седой от росы лужайке тянулась цепочка его собственных следов. Когда Монти через дыру в заборе проник в собственный сад, навстречу ему из высокой травы вынырнул Аякс, темный и прилизанный, как тюлень. Скользнув рукой по мокрой собачьей шерсти, Монти успел ощутить явственную вибрацию: Аякс глухо, угрожающе рычал. Монти выбрался на тропинку и по белым звездочкам маргариток зашагал к дому. Не забыть написать Блейзу, что Магнус Боулз умер, думал он. Как вовремя и как кстати. Странное возбуждение, охватившее его, когда он сообщил Харриет эту новость, вернулось к нему теперь таким же странным чувством свободы. Может, разговор с Эдгаром и правда что-то изменил? Так или иначе, что-то изменилось. Умер Мило, умер Магнус, и от этих двух смертей Монти определенно чувствовал себя сильнее и в целом лучше. Он пока еще не был готов к тому, чтобы углубляться в самую страшную свою боль и пытаться что-то с ней сделать. Он чувствовал себя как человек, у которого во время пожара обгорело лицо и который только что перенес пластическую операцию, но пока боится взглянуть в зеркало. Хотя нет, мысленно поправился он. Если говорить об операции, то скорее уж ему оперировали ноги — или глаза. Вспомнились вдруг собственные слова из вчерашнего разговора с Эдгаром: «Я слеп и хром». Да, надо было сильно увлечься, чтобы сказать такое. Или сильно напиться. То-то Эдгар был так доволен.
Дома Монти прошел прямо к себе в кабинет и опустился на колени, как для медитации, но медитировать даже не пытался, а лениво думал о Харриет — о том, как он постарается опять завоевать ее доверие. Он напишет ей большое письмо. Никуда она не денется, думал он, я нужен ей; к тому же у нее никого нет, теперь нет даже Магнуса.
Сверху уже доносились утренние звуки: мальчики проснулись. Монти вышел в прихожую и заглянул в ящик с письмами. Возможно, сегодня он какие-то из них просмотрит. А не снять ли заодно намордник с телефона? — неожиданно подумал он и принялся раскручивать обмотанную вокруг звонка проволоку. Взяв аппарат в руки, Монти опять, как с Аяксом, ощутил вибрацию: оказалось, что в этот момент телефон беззвучно звонил. Монти выдернул проволоку, снял трубку — и тут же, морщась, отвел ее подальше от уха.
— Вас вызывает Италия, — объявил невыносимо громкий голос телефонистки.
Последовала пауза.
— Алло? — вопросительно произнесла трубка мужским, совершенно не итальянским голосом.
— Дорогой Дик, — сказал Монти, — сколько раз тебе повторять, что я терпеть не могу междугородние переговоры, особенно во время завтрака?..
* * *
— Если ты не поедешь за Люкой, то поеду я, — сказала Эмили.
— Все не так просто, — возразил Блейз. — Ты же знаешь, какой он. Мы не можем держать его здесь против его воли, он просто сбежит.
— Я хочу, чтобы ты привез Люку.
— Знаешь, пока мы с тобой такие, даже лучше, если его не будет дома.
— Какие — такие?
— Вот такие!
— Мне иногда кажется, что ты ненавидишь собственного ребенка.
— Эмили, не говори глупостей, все и так достаточно скверно…
— Я знаю, ты уже сто раз успел обо всем пожалеть, тебе хочется сбежать отсюда куда подальше…
— Эмили, замолчи!
— Из школы опять звонили.
— Ничего удивительного. Если так дальше пойдет, нас скоро лишат родительских прав. Слава богу, что скоро уже каникулы.
— Еще доктор Эйнзли звонил. Разговаривал совершенно как чокнутый.
— Да пошел он.
— И миссис Батвуд.
— Честное слово, по-моему, пусть лучше Люка поживет какое-то время с Харриет. У меня сейчас и без этого маленького привидения забот хватает. А к осени мы переведем его в тот интернат.
— Кто это — мы?
— Мы с тобой, ты и я. Осенью…
— Доживу ли я до осени, вот вопрос.
— Это что, суицидальная угроза?
— Нет, зачем. Просто я не знаю, смогу ли выдержать такое напряжение. И что будет, если не смогу. Осень далеко. Да и мало ли что со всеми нами до этого может случиться.
— Что еще тебе не нравится? Я же здесь — так или не так?
— Не знаю.
— Послушай, ради тебя я бросил все. Ну, чего еще ты хочешь?
— Это ты хочешь. Хочешь вернуться к ней.
— Да ничего подобного!
— Ладно, хватит об этом. — В продолжение всего разговора Эмили сидела, глядя на скатерть, и ни разу не повысила голос. — Все, хватит. Все. Хватит.
— Господи, сколько можно! — не выдержал Блейз. Он готов был набрать в легкие побольше воздуха и орать — от неизвестности, страха и отчаяния.
— Думаю, нам с Люкой лучше всего убраться поскорее куда-нибудь в Австралию, чтобы ты мог наконец вернуться к своей Харриет, — сказала Эмили. — Если, конечно, ты будешь любезен и оплатишь нам дорогу.
— Эмили, перестань. Сама понимаешь, что это бред.
— Это не бред. Наверное, я не сумела тебе как следует объяснить, насколько мне дорог Люка. Он мой сын. Он — единственное, что у меня есть в этой жизни. Он принадлежит мне и только мне, и никакой Харриет я его не отдам. Не хочешь ехать за ним сегодня — не надо. Но чтобы к концу недели он был здесь — иначе я сама туда явлюсь и разнесу весь ваш вонючий дом в щепки. Это ясно?
— Хорошо, хорошо. — Этот новый тон Эмили пугал Блейза. Зачем ей понадобилось разворачивать эту новую кампанию именно сейчас, когда ему столько всего надо обдумать? И так невозможно ни в чем разобраться, а тут еще Люка. — Хорошо, — сказал он. — Я его привезу.
— Когда ты встречаешься с адвокатом насчет развода?
— Скоро.
— Завтра, послезавтра — когда?
— Я сказал, скоро! Не могу же я заниматься всем одновременно!
— Не будет развода — все, адью, надеюсь, это ты понимаешь?
— Понимаю, понимаю. — Рука Блейза в кармане судорожно сжала два письма. Оба они пришли сегодня, Эмили о них не знала. Первое письмо было от Монти, второе от Харриет. Монти написал следующее:
«Дорогой Блейз,
Ставлю тебя в известность, что наш старый друг Магнус Боулз скончался, — на всякий случай я решил сообщить тебе об этом немедленно. Я умертвил его вчера в интересах Харриет. (Она искала в твоих бумагах адрес Магнуса и порывалась встретиться с ним.) Он принял слишком большую дозу снотворного и не проснулся. Впрочем, в любом случае его миссия уже завершена, и его кончина лишь упрощает дело для всех участников. Сожалею, что не смог предварительно проконсультироваться с тобой.
Мне остается лишь со всей искренностью уверить тебя в том, что между мною и Харриет абсолютно ничего нет и что — с этой стороны, во всяком случае, — никакие неприятности тебе не грозят. Надеюсь, ты и сам уже это понял. Более того, если тебе понадобится моя помощь, неважно какая, ты всегда можешь на нее рассчитывать. (Например, ты можешь взять у меня денег взаймы.) Пожалуйста, имей это в виду и прости меня за то, что наши отношения закончились так неудачно. Думаю, однако, что по зрелом размышлении ты не станешь винить меня во всех своих бедах.
