— Будем считать, что это утвердительный ответ. Значит, если ты рассказал ей про интервью, наверняка упомянул и про расшифровку текста, которую ты получишь в выходные.
— Вы специально меня подставили, черт бы вас побрал, — прошипел я.
— Дело в том, что вы сами себя подставили, сэр. А теперь я должен сообщить, что никакого интервью не состоится. Но, скажем, если бы мы предоставили тебе якобы расшифровку этого разговора с пометкой «Секретно» и ты бы оставил ее на столе для своей возлюбленной…
— Прекратите называть ее так!
— Извини, извини, я понимаю, что ты сейчас слегка взвинчен…
— Пошел к черту, приятель. К черту ваши интеллектуальные головоломки и игры в «доброго» и «плохого» полицейского. Вы все мне не нравитесь. Мне не нравится, чем вы занимаетесь, за что боретесь, мне противны ваши грязные игры, которые вы ведете, прикрываясь именем Бога и страны. Мне не нравится презрение, с которым вы относитесь ко всем, кого нельзя назвать «командным игроком», «простым парнем» или «настоящим американцем». И хотя вы изливаете свою злобу на любого соотечественника, не разделяющего ваши неоконсервативные «черно-белые» взгляды на мир, сами вы живете в густом тумане моральной серости.
— Жаль, сэр, что мудрости, которую вы демонстрируете на страницах своих книг, не хватает вам в реальной жизни. Я могу играть в циника, Томас. Я могу изводить тебя своей среднезападной туповатостью. Но при этом я сочувствую тебе, вынужденному решать сложнейшую дилемму. Вот почему, вместо того чтобы и дальше убеждать тебя в своей правоте, я предлагаю простой тест, который либо изобличит, либо реабилитирует фрау Дуссманн. Он даст тебе возможность самому ответить на вопрос, кто она на самом деле. Позволишь мне изложить мой план?
Я опустил голову. Ты же хотел доказательств. Вот тебе возможность получить их.
— Валяйте, — тихо произнес я.
— Когда в воскресенье вернется фрау Дуссманн, ты должен собраться с силами и притвориться, что ничего не произошло. Это ты сможешь сделать?
— Не знаю.
— Честный ответ. Но в твоих же интересах — я имею в виду, ты ведь хочешь получить ответы на свои вопросы — тебе надо будет играть эту роль не один день. Собственно, и играть ничего не нужно — ты просто останешься тем, кем был все это время. Мужчиной, который ее обожает. Да, это значит, что придется тащить ее в постель, заниматься с ней любовью, говорить ей, как всегда, слова любви — в общем, вести себя так, будто ничего не изменилось. Но потом в разговоре всплывет тема твоего интервью с танцорами. И тут ты должен будешь сказать — помимо того, что танцоры оказались интересными собеседниками, пока еще не пришли в себя, но очень довольны своим поступком, — что интервью получилось очень занятным… и для «Радио „Свобода“» это, конечно, большая победа — первыми выйти в эфир с такой бомбой. Все, больше ни слова. У вас пройдет приятный вечер. Вы ляжете в постель. Наверняка вы трахаетесь каждую ночь…
— Заткнись.
— Я упомянул об этом лишь из тактических соображений. Если вы занимаетесь любовью каждый день, тогда и продолжай в том же духе. Ты обычно сразу засыпаешь?
— Это обязательно знать?
— Да, обязательно. И объясню почему. Потому что Хакен — самая большая угроза…
— Тем не менее вы позволили ему здесь работать в течение двух лет.
— Мы надеялись, что он выведет нас на более крупную рыбу. Но он — настоящий бандит. В свое время работал в спецотделе Штази в тюрьме Хохеншонхаузен, применял к заключенным зверские психологические пытки. В прошлом году он подобрал проститутку возле Тиргартена и так ее отделал, что она лишилась глаза. Ее лицо теперь обезображено на всю жизнь. Он охотился и на восточногерманских перебежчиков здесь, в Бундесрепублик. В прошлом году один из них был найден мертвым на железнодорожных путях под Гамбургом. Власти списали это на самоубийство, но наши судмедэксперты говорят, что беднягу определенно бросили под поезд. И это тип, с которым твоя подруга регулярно спит, для которого фотографирует якобы секретные документы. И если ты посмеешь вякнуть насчет того, что ее силком затянули в эту игру… В тюрьмах ГДР сидят тысячи диссидентов, которые могли бы выбрать для себя роль осведомителей, но они этого не сделали. Все в жизни сводится к двум вещам: выбору и его интерпретации.
Мы принимаем решение, а потом выбираем такую его трактовку, которая позволяет нам жить с этим выбором. Именно так поступила фрау Дуссманн. Любить тебя и одновременно предавать, а потом уговаривать себя, что только так она может расплатиться за счастье жить на Западе. Но помни, Томас, она выбрала эту роль. Так же, как выбрала обман по отношению к тебе.
Размышляя сейчас, спустя многие годы, я понимаю, что Бубриски был мастером своего дела. Он так ловко обработал меня, сознательно подогревая во мне чувство ярости и обиды, что постепенно я стал видеть в нем пусть и зловредного, но союзника. Хотя внутренний голос настойчиво призывал меня: беги отсюда сейчас же.
Однако отчаяние и все возрастающее негодование буквально пригвоздили меня к пластиковому стулу в той Bierstube, заставили внимательно выслушивать Бубриски, который выстраивал свой план, шаг за шагом расписывая мои будущие действия. Точность его инструкций, выверенность каждого слова натолкнули меня на мысль, что он, как писатель, который тщательно продумывает канву своего произведения, прежде чем взяться за перо, разрабатывал эту схему в течение очень долгого времени.
— Итак, возвращаемся в постель с фрау Дуссманн. Представь, что сейчас поздний вечер воскресенья. Вы только что закончили заниматься сексом. Повторяю свой предыдущий вопрос: обычно ты сразу засыпаешь?
— Если поздно — да.
— Тогда не ложись в постель раньше полуночи. После секса притворись, что уснул, но ни при каких обстоятельствах не засыпай. Иначе это погубит весь план. Я так думаю, убедившись в том, что ты спишь, она встанет и найдет твой портфель — хотя нет, ты ведь носишь какой-то кожаный рюкзак? — с расшифровкой интервью, которую мы тебе доставим днем. Оставь рюкзак в гостиной на том большом столе.
— Не помню, чтобы я когда-нибудь приглашал вас к себе домой.
— Мы в курсе, что и где находится, — сказал он. — Знаем и то, что в двери спальни довольно крупная замочная скважина, заглянув в которую — прищурившись, конечно, — можно увидеть стол в гостиной. Как только она закроет за собой дверь, ты считаешь до шестидесяти, потом осторожно вылезаешь из постели, подходишь к замочной скважине и смотришь, фотографирует ли она документы. Думаю, она будет пользоваться маленькой камерой, которую всюду таскает с собой. Потом она вернется в постель, так что к этому времени ты уже должен лежать под одеялом. Если вдруг она решит тайком выскользнуть к герру Хакену, пока ты спишь, ничего не предпринимай — у твоего дома будет дежурить наш человек, и дальше он поведет ее. Если она ляжет в постель, проследи, чтобы утром вы проснулись вместе и опять-таки, веди себя как ни в чем не бывало. Потом, когда она уйдет, я попрошу тебя просто подойти к окну на кухне, там у тебя всегда подняты жалюзи, если я не ошибаюсь. Все, что от тебя потребуется, — опустить их. Это будет сигналом нашим людям о том, что она сфотографировала документы. Если ничего не произойдет, не трогай жалюзи, и мы тоже не предпримем никаких действий. Но я очень надеюсь, Томас, что, когда ты воочию убедишься в том, кто она на самом деле, ты не позволишь ей уйти. Даже не стану лишний раз говорить о том, насколько это важно, чтобы мы взяли Хакена с поличным. Он погубил столько жизней. В том числе и тех, кто бежал из ГДР и осел в Бундесрепублик… скажем так, если ты поможешь нам в этом, то сослужишь хорошую службу своей стране, и это не останется незамеченным.
— Мне не нужны ни ваши орденские ленточки, ни патриотические похлопывания по спине. Если я и сделаю это, то только потому…
Но я не смог договорить. Потому что по-прежнему отказывался верить в этот бред.
— Запомни одно, Томас. Ты не предаешь ее. Она сама предала себя много лет назад, когда…
— Вы не умеете вовремя останавливаться?
Он понял, что я у него в кармане. Играя на теме предательства, он вторгался в особо чувствительную зону моей психики, где жила идея о том, что любовь — это в лучшем случае мимолетное приключение. Может, и это было в моем досье — что родители всю жизнь вели себя так, будто я для них обуза, оставив меня со стойким ощущением, что мне не на кого положиться в этом мире? Я так и жил с этим ощущением, пока не встретил Петру. Ее любовь заставила меня поверить в то, что духовная близость и доверие все-таки существуют. Тем страшнее было сознавать, что она обманывала меня с самого первого дня… что все это время она работала на людей, которые якобы разрушили ее жизнь…
