— Клавуня, смотри, кого я привела. Этот товарищ настоящий йога.
Клавуня колотила деревянным молотком по деревянной мужской голове, странно мне знакомой.
— Финскую сантехнику обещал достать, — пояснила скульпторша, — да резину тянет. Дверь у меня, правда, появилась хорошая. Дубовая. Хочу ее чеканкой украсить. Вы не очень спешите?
Она показала эту дверь, утыканную серпами, вбитыми по самую рукоять.
— Это Амбалов учудил. Он из серпов пытался бумеранги делать. А вытаскивать не хочет. Дорого, говорит, как память сердца. Вы не спешите?
Взорваться бы и уйти, но где моя решительность? Часа полтора возился, пока вытащил последний серп. И услышал аплодисменты. Несколько человек глазело на меня с добрыми улыбками.
— Все видели? — С подъемом спросила Клавуня. — На пять минут улучшил рекорд для закрытых помещений. У меня еще одна дверь есть, кинжалами утыканная. Да вы отдохните пока.
И тут, почувствовав себя центром внимания, я вспомнил о ручьях, текущих под дом. Нет ли здесь подземного водоема, где можно было бы понырять с аквалангом?
— Ага! — Взревели присутствующие. — Подумать только! Пытливый какой! Сохранил в себе любознательность ребенка!
Я отдавал себе отчет в том, какой они мелят вздор, однако неподдельная гордость заполнила мне сердце, сделав его большим и теплым. Надо же, какие придурки, а? Приколисты! Скажи кому, не поверит. Сам бы не поверил, если бы не видел своими глазами. Захотелось как-то отблагодарить этих людей за хорошее настроение после трудового дня. Может быть, о сыне рассказать, о записях, которые я делаю в заветной тетради, чтобы показать ему, когда вырастет? Наверное, им можно, не сглазят. И я сказал, что общение с мальчиком обостряет мое видение мира. Каждый день с волнением слушаю, что он скажет, и сам ход его мысли мне интересен.
Я пытаюсь стать на его место, подражать мальчику, но это не получается. Вот он видит по телевизору балет. Балерина проделывает немыслимые па и опускается на шпагат. Ребенок возмущается, грозит пальчиком: мама пол вымыла, нельзя, пока не высохнет, на нем скакать. Или вот спрашиваем, кто у нас хороший мальчик, а он понимает шутку: мама, говорит и смеется. У мамы, говорит, травушка-муравушка и гладит пух на ее ноге. Однажды расплескал стакан газировки. Мать ему: пить больше нечего, сиди теперь кукарекай. И он на полном серьезе: ку-ка-ре-ку!
— А вы к нам с сыном приходите, — предложила Клавуня. — Мы детское отделение организуем. У нас в Магадане повышенный процент вундеркиндов. Это от климата.
Еле вырвался от них. Домой пришел усталый, как выжатый мильон.
— Ну что, — сказала жена, — с выговором пронесло? — И принялась за прерванное вязание.
— Не в этом дело, — поморщился я. — Кстати, ты все вяжешь? На работе вяжешь, дома. Завязывай с этим делом.
— Да, вяжу, — сказала она с вызовом. — Я времени даром не теряю. Кто чаи гоняет, кто лясы точит, а я вяжу. И не тебе мне нотации читать. Я, быть может, ужин два раза разогревала. Шляешься, где попало.
— Не в этом дело, — сказал я. — Ты феноменальная особа. Сколько раз земной шар по экватору обвязала, а?
В полночь Ерофей Ямогло решился: вынул из футляра пишущую машинку, заложил четыре листка бумаги и напечатал: «Возьму нянчить ребенка. Любого возраста», приписал свой адрес и телефон. Густо выдохнул и отер холодный пот со лба.
На улице стояла, лежала, бродила тишина, перетекал жидкой ртутью свет фонарей. Он расклеил десятка два объявлений — на столбах, заборах и стенах домов, но не был уверен в успехе, поскольку клей на морозе загустел, и буквы запрыгали, как блохи. Пусть. Отправился домой, хотя спать ничуть не хотелось.
Вставляя ключ в замочную скважину, он услышал приглушенный истошный телефонный звонок. Медленно открыл дверь. Разделся. Побрился и положил горячий компресс на лицо.
Телефон трезвонил, не переставая. Он снял трубку.
— Але, але, але! Это вы детей берете! Через двадцать минут ждите…
— Да, но…
— Только не говорите, что прием уже закончен!
— Да, но у вас кто?
— В смысле… Мальчик!
— А я беру только девочек.
— Мальчики не люди, что ли? Да я на вас анонимку напишу!
— Ладно, в порядке особого исключения возьму мальчика. За особую плату. Кроме того, тридцать процентов за знание языка. У меня оксфордское произношение.
— Вообще-то малышу годик и он не говорит, да ладно!
— Питание ваше.
— Что вы говорите? Ладно, годится.
— Раз в году оплачиваемый отпуск. Как педагогу — шестьдесят шесть дней.
— Что ты мочало жуешь! Давай ближе к делу. Может, к морю свозишь парня, так организуем путевочку в пансионат «Мать и дитя».
— Я вам не мать, мать! Я вроде не подхожу по вторичным признакам.
— Начитался книжек! Долго ли умеючи загримироваться! Побреем лучом лазера в лазарете.
— Ладно, справку с места работы принесите. А то вдруг вы мне этого ребенка подбросить хотите! Заявление, копию трудовой книжки, медкарту и водительские права.
— Хорошо, ну, а права зачем?
— А вот вопросы здесь задаю я.
Отец сердито засопел в трубку, но сдержался. Согласился на все условия. Едва Ерофей положил трубку, раздался новый звонок. Приятно чувствовать себя нужным, хотя и обременительно. После седьмой трели он отключил телефон. И тогда позвонили в дверь. Должно быть, тот явился, который первый разыскал.
— Вас не смущает, товарищ папа, что с ребенком будет сидеть не женщина?
— Ничуть. Женщинам нельзя детей доверять. С пеленок портят. У вас ведь коллектив будет? Сколько человечков? Семь? Отлично! Вот вам полторы сотни, и я пошел. Дима, будешь до вечера с дядей играть. Потом домой пойдем. Пора покончить с этой феминизацией нафиг и навсегда. Вы мне настоящего мужика воспитайте. Бойца. Не мямлю.
Справку с места работы оставил и ушел. Ерофей эту справку развернул и обомлел. Из прокуратуры товарищ.
Не успел Дима разбросать по полу игрушки, пришел новый папаша с ребенком. Это была девочка Виктория с большой такой, тяжелой куклой, которая поминутно падала и негромко, сдавленно рыдала. Девочка принималась ее утешать, но не настолько, чтобы окончательно прекратить всякие капризы и лишить себя удовольствия порычать на нее.
— Не удивляетесь, она у нас сегодня доберман, укусить может. Завтра по расписанию болонка, а потом кошка, больно любит царапаться, — пояснил на прощанье папаша.
— Виктория — это победа, — сказал Ерофей.
— А вы откуда знаете?
— Маленький секрет. А еще так клубника называется. Давай играть. Я буду твоим папой.
Она приняла это без особого восторга, но скоро втянулась. Другие дети тоже называли няню папой. Возиться с такой оравой — занятие хлопотное, зато, когда усадил всех за обеденный стол, раздался звонок и вошла она, открыв своим ключом.
— Боже мой! Что это? — Вскрикнула она так громко, что напугала детей.
— Папа, папа! — Вразнобой закричали они.
Женщина опешила, но скоро пришла в себя.
— У тебя такие милые детки! И ты их от меня скрывал! У нас будет столько внуков!
Что тут только поднялось!
— Бабушка! Бабушка! Папа! Папа!
— Да, дети, я ваша бабушка! Они все от разных матерей? Не горюй, отец-одиночка! Мы воспитаем всех крошек.
Она стала тещей Ерофея, когда не удалась его уловка избежать семейных цепей и наручников с ее дочерью, но дала клятву больше никогда не вмешиваться в его личную жизнь.
Правда, от роли няньки ему уже не удалось отвертеться до конца дней.
Примечание внутреннего редактора. Дорогая читательница, если поверила автору, то он должен, в конце концов, на тебе жениться. Для начала извиниться. Дело в том, что фамилию для этого рассказа отыскала в списках студентка юридического Наталья. Сам рассказец провалялся безлично двадцать лет. И вот, казалось бы, все заиграло и запело. Состоялось коллективное обливание слезами над вымыслом.
Но стоило выпасть первому снегу зимы-99, в местной телевизионной криминальной программе прошел репортаж о разбойном нападении. Трое изуродовали потерпевшего до полусмерти и отняли крупную сумму денег. Двоих задержали. Третий ушел. Однофамилец литературного персонажа. Конечно, между ними нет никакой связи, и автор может спать спокойно и даже веселиться. Однако никакого желания. Как-то за детей из рассказа боязно. Нелепость, да? Тем более, вся история выдуманная. А если и были дети, то уже выросли и получили аттестат зрелости. Или автору за себя боязно, может, реальному злодею не понравится, что его фамилию использовали для шутки и потребует возмещения морального вреда? У следователя свой интерес. Мол, нет дыма без огня, и надо пойти по следу. Может, разбойник спрятался между строк!
Что делать — голову сломаешь. Можно фамилию героя сменить, да жаль чужого труда. Все-таки Наталья старалась! Тем более что она тоже любила играть в детстве поочередно в кошку и собаку, как и ее знакомый парень, за кого собирается замуж. Помню, говорит, ветрянку подхватила, и все болячки намазали зеленкой. По всему телу. Голенькая бесилась по квартире и на всех бросалась гав, гав — пятнистый дог! Тьфу, на тебя, Наташка, век ты не болей! Ладно, будем думать. Может, как-нибудь само рассосется. Лет через двадцать заходите, милости просим!
