Белый Клык — уроженец тех северных широт, где температура опускается до –50 °C, где бывают голодные годы — и дичь исчезает, где волки уничтожают оленей, собак, сбиваясь в хищные стаи. Нередко их жертвами становятся люди. Не пренебрегают они и друг другом.
Белый Клык, родителями которого были полуволчица и матерый волк, становится вожаком собачьей стаи — он самый сильный, самый выносливый в упряжке. Это очень понятливый пес, не лишенный некоей избирательности и даже диалектики в своих мыслях. Он вырабатывает для себя немыслимые законы, включающие беспрекословное повиновение хозяину и яростную ненависть ко всем его противникам, в том числе и двуногим, снисходительное отношение к самкам и необходимость каждый раз отстаивать свою честь в схватках с самцами.
Белый Клык прекрасно расправлялся с изнеженными местными и прибывшими к пароходу истощенными индейскими собаками. Никто не рисковал выставлять свою собаку для единоборства с Белым Клыком.
Писатель создает впечатляющую и целостную картину живого мира. Подкупающе суров слог этого повествования. Кажется, что его ритм задан воем метели и голодных волков, полетом собачьей упряжки, а также постоянной борьбой за жизнь в суровых условиях. Но даже в унылых красках Севера порой появляются просветы; тут свои прелести — весна и здесь весна, а солнышко особенно дорого. Контрастные же и роскошные пейзажи второй «цивилизованной» части, как и необычный для полярного волка образ жизни, также способствуют созданию этой единой жизни человечества, животных и растений. Здесь грохот трамваев, шум океана, присутствие громадных животных — ездовых лошадей, а также не виданных ранее волком домашних и диких птиц — все свидетельствует о первозданности, свежести и наивности восприятия другого мира главным персонажем. Но городские каменные джунгли своими законами не столь уж существенно отличаются от северной тайги или тундры. Здесь также живут и промышляют подонки.
Добро в конце концов побеждает зло, но, конечно, нелегкой ценой. И эту многоступенчатую диалектику жизни, некое общее устройство земного мира читатель прослеживает всеми средствами и на всех этапах художественного повествования Джека Лондона.
Любовь к жизни
«Любовь к жизни» — еще один цикл рассказов писателя об Аляске, публиковавшийся в различных журналах в пору его зрелости: 1905–1906 годы.
В этом цикле прослеживается мастерство зрелого автора, которого больше интересуют экстремальные психологические состояния человека, попавшего на Аляску или выросшего там, но столкнувшегося с непонятными ему обычаями, нормами поведения, человеческими типами, культурой, законами и т. п.
Наиболее известное произведение — первый рассказ сборника, давший название всему циклу и ставший как бы его главной проблемой, своего рода путеводной звездой и жизни персонажей, и самого повествования. Аляска — сама по себе природно-климатическая крайность. Полярный круг порождает такие же суровые представления у ее коренных обитателей и пришельцев.
Два человека, выбившись из сил, бредут с поклажей и тяжелыми ружьями по холодной воде северной речки. Вода сковывает их ноги холодом. Один из них, поскользнувшись на валуне, кричит другому: «Билл, я вывихнул ногу!»
Какова реакция Билла? Читатель ожидает, что он обернется, придет на помощь товарищу. Но не тут-то было — законы Клондайка иные. Билл продолжает ковылять «по молочной воде», бросив товарища на верную гибель. Это уже запредельное психологическое напряжение и нежелание придерживаться моральных законов или норм.
Читателю кажется, что больной и обессилевший человек и есть жертва Белого Безмолвия. Но по иронии судьбы этому его слабаку как раз и суждено будет выжить, а жертвой голодных полярных волков будет как раз теряющий человеческие свойства Билл.
В тяжелых условиях человек уподобляется животному. Пища нужна ему больше, чем все остальное. Даже боль поврежденной ноги его так не донимает, как пустой желудок. Его можно как-то задобрить мерзлыми безвкусными ягодами. Но они лишь разжигают аппетит. Поэтому обреченный на гибель путник питается чем попало — птенцами полярной куропатки, едва вылупившимися, раздирая и глотая их сырыми, если не живыми, пойманными случайно в луже трепыхающимися пескарями, доедает оленьи кости, оставленные обглодавшими их волками. Встретившийся ему на пути медведь отступил перед зверской решительностью, которую хозяин тайги прочел в глазах незнакомого двуногого существа. Оно готово было наброситься на таежного зверя с перочинным ножом.
Но самой впечатляющей была, конечно, встреча с голодным и больным волком, отбившимся от стаи. Волк не может напасть на человека, ибо у него уже нет сил, но ждет, терпеливо преследуя свою добычу, когда человек утратит способность к сопротивлению. Так продолжается несколько дней. И побеждает человек. Это физическая и моральная победа одновременно.
Дальше развивается психическое и физическое недомогание — многочисленные видения. В его мечтах и травмированном лишениями сознании какие-то далекие видения, южная теплая страна — Калифорния. Мерещится еще какой-то корабль, бегущий почему-то по белому заливу, окруженный ледяными торосами. Последнее оказалось явью — это китобойное судно бросило свой якорь в одной из диких океанских бухт. Несколько дней добирается человек до желанного побережья. Корабль не уходит. Но силы окончательно оставляют путника. Он теперь уже упрямо ползет на четвереньках, делая едва ли двадцать шагов за день. Но китобои заметили это странное существо, а исследователи Севера, находившиеся на судне, спустили шлюпку, чтобы разглядеть его хотя бы поближе как незнакомое животное. Но этим редким чудом оказался герой рассказа, которым уже двигала не столько воля к жизни, сколько упрямый и заложенный самой природой инстинкт выживания человеческого существа в любых условиях. Даже в самых экстремальных. Все кончилось для нашего старателя благополучно, он отошел от болезни в отдельной каюте и в конце концов достиг на судне «Бедфорд» желанной Южной Калифорнии, где мать, домик среди цветов и апельсиновых деревьев. Единственная слабость, которую заметили за ним на судне, это невероятные запасы сухарей: их выздоравливающий человек натаскал в свою каюту. Так бывает со многими, пережившими голод. Но герой рассказа был все же в здравом уме, опасаясь лишь голодовки. Таков счастливый конец этой истории.
Следующий рассказ «Бурый Волк» — как бы своеобразное продолжение или вариант судьбы «Белого Клыка». Владелец небольшой калифорнийской виллы — поэт Уолт Ирвин подобрал как-то полудикого пса, с необычным окрасом — он какой-то бурый. С большим трудом его удалось приручить, но пес то и дело срывался в бега и удирал в северном направлении. Беглеца несколько раз возвращали. Пес по кличке Волк стал любимцем семьи.
И вот по иронии судьбы, а скорее по случаю, который в художественном творчестве весьма важен, к собственной сестре — соседке Ирвинов — пожаловал прежний хозяин Волка, воспитавший когда-то щенка и привезший в Южную Америку из Аляски. Тут же его любимца и украли. Волк поначалу никак не мог разыскать своего хозяина.
И когда тот нашелся сам, без опаски приласкал это чудовище, Волк неожиданно залаял от восторга, он оказался действительно собакой по кличке Бурый.
Между старым и новыми хозяевами возник спор, кому отдать Бурого. У каждой стороны были свои права и свои преимущества. И Бурый — работяга, бывший вожак стаи, как человек, стал метаться в возбужденном состоянии, а затем и выть, бросаясь от одного хозяина к другому, уходящему в направлении к дому сестры. Это явно стрессовое состояние, как мы бы теперь сказали. С одной стороны, сытая, спокойная жизнь, а с другой, — холодная тундра, разбитые в кровь ноги, тяжелая работа в упряжке, голодное брюхо… И Бурый Волк, по-своему поблагодарив хозяев за заботу, все же выбрал свою родину и свою прежнюю жизнь, полную лишений. Он принял решение. Супруги сразу ощутили этот перелом. Это тоже своеобразная любовь к жизни, к той жизни, для которой каждое существо будто бы создано природой.
Пейзажные зарисовки в обоих рассказах — это прежде всего обстановка действия. За ними стоит и психология, и образ жизни, и сознание как человека, так и всякого живого существа, особенно из таких вот развитых, как собаки. Пусть большие желтые бабочки проносятся беззвучно в солнечном свете, пусть отмечают они своеобразие обстановки американского Юга, Волку теперь уже не до них, не интересуют его уже и прежние недавние хозяева.
Эскимосы тоже начинают приспосабливаться к изменившейся жизни («История Киша»). Действуя по старым правилам, житель Заполярья тринадцатилетний Киш, сын погибшего храброго отца и нищей вдовы, применил хитрость — он стал убивать белых медведей, обливая тюленьим жиром и замораживая китовый ус, который доставляет животному немало хлопот, расправляясь в его желудке. Соплеменники готовы уже обвинить везунчика в колдовстве, они выслеживают его на охоте, завидуют. Любовь к жизни в социальном окружении и в конкретном преломлении к человеческой личности — непростая штука. Но местные аборигены кое-что перенимают от белого человека, проявляют смекалку и сообразительность. Тут же их подстерегают всякие немыслимые в других культурах запреты, табу.
