— Да-да.
Теперь настала очередь фотографии — сначала она переехала влево, потом вправо.
— Мне кажется, нам придется сообщить им все подробности.
Деон с сомнением поглядел на него.
— Но разумно ли, сэр? Они ведь могут подать это совсем в другом свете.
Снаймен повелительным жестом заставил его замолчать.
— Я долго все взвешивал. И лучше нам самим полностью их информировать, чем допустить публикацию всякой сенсационной чуши.
— Да, пожалуй.
— Имея дело с прессой, лучше всего поступить именно так. — Он решительно поставил рамку под прямым углом к бювару. И прищурился поверх очков на Деона с какой-то хитрецой. — Я назначил на сегодня пресс-конференцию. В три часа, здесь, у меня. Разумеется, я хочу, чтобы присутствовали и вы, — поспешил добавить он со смешком. — Но репортеров вам лучше предоставить мне. У меня есть опыт общения с ними.
— Да, конечно. — И Деон невольно задумался над тем, каким образом эта новость могла просочиться в газеты?
— Отлично. Итак, в три часа.
Снаймен держался с репортерами крайне любезно, отпускал шуточки, улыбался фотографам и послушно поворачивался по их просьбе то так, то эдак под ослепительные вспышки. Он объявил об операции торжественным голосом, точно с церковной кафедры, и удовлетворенно кивал, прислушиваясь к удивленным возгласам.
— Да, господа, — сказал он. — Мне кажется, у меня есть основания сказать, что эта клиника вписала главу в историю медицины.
Деон и Робби были представлены репортерам, но мимоходом, так, словно они почти никакого отношения к эксперименту не имели. Нет, прямо ничего не было сказано, но вывод напрашивался сам собой: профессор Снаймен разработал методику пересадки головы одной собаки на туловище другой, а затем попробовал применить ее на практике в операционной, для чего, собственно; эта методика и была разработана.
Он восседал, купаясь в лучах славы, а Деон угрюмо наблюдал за происходящим и молчал.
Профессор Снаймен и его двухголовая собака прогремели на весь мир. Противники вивисекций писали гневные письма в газеты. Авторы передовиц рассуждали о нравственных, этических и научных последствиях, которые может иметь этот эксперимент, а один медицинский журнал объявил его знамением того дня, когда люди обретут своего рода бессмертие.
Ну, так, наверное, делается во всем мире, подумал Деон. Руководители повсюду присваивают плоды работы своих сотрудников. Уж очень велик соблазн.
В субботу утром позвонил Мулмен и опять сообщил:
— К сожалению, профессор, собака; которую мы оперировали вчера, сдохла. — Голос у него прервался. — Когда я вчера вечером ушел, все было прекрасно. Сегодня утром прихожу, а она лежит в клетке мертвая.
На линии явно был непорядок, и в трубке трещало. Но даже сквозь помехи он уловил, каким убитым голосом произнес все это молодой врач.
— Как? Опять? Прямо хоть бросай. Что на этот риз? Опять легкие?
— Я только что пришел, сэр. И еще не делал вскрытие. Но вчера вечером она дышала хорошо. Я даже убрал дренаж из грудной полости. Никакого просачивания крови не было.
С самого начала их опытов по разработке методики замены трехстворчатого клапана они то и дело сталкивались с чисто техническими трудностями. Как поместить трансплантат с правого предсердия на легочную артерию, чтобы он не перегнулся и не был придавлен стенкой грудной клетки? Где делать разрез предсердия, чтобы избежать нарушения ритма сердечных сокращений? Деон решил вшивать одноточный клапан в устье нижней полой вены — тогда давление не будет гнать кровь обратно в нижнюю часть тела. И очень долго им не удавалось найти способ измерять устье вены, а без этого нельзя было подобрать клапан нужного размера.
Постепенно они справились со всеми этими трудностями. И тем не менее ни одна собака еще не прожила дольше двух-трех часов.
— Займитесь вскрытием.
— Сейчас, сэр. И позвоню вам, как только кончу.
— Да… Ну, что же. — Деон нерешительно замолчал. Сейчас он ничего сделать не мог и раздраженно стукнул трубкой по столу. Треск тише не стал. — Чтобы ее черт побрал!
— Я не понял, сэр.
— Это в телефоне! Я почти вас не слышу.
— А-а… — Мулмен вздохнул с облегчением.
— Хорошо. У меня совещание в кардиологии, и я сейчас уезжаю. В понедельник все обсудим. Без моих указаний не планируйте дальнейших экспериментов.
— Хорошо, сэр.
На этот раз за привычной почтительностью прозвучали разочарование и даже враждебность.
Черт возьми! — подумал Деон. Или он считает, что у меня, кроме этих проблем, других забот нет? Щенки! Тянешь их, тянешь, а чуть вообразят себя взрослыми, сразу кидаются на тебя.
И тут же увидел себя в роли надменного щенка, а профессора Снаймена — как измученного и задерганного главу стариков.
Вероятно, избежать этого нельзя, решил он. Старшие возлагают надежды на молодежь и одновременно боятся ее, с полным на то основанием. Со Снайменом мы схватились так, что не разнимешь, и он полон праведного гнева! Быть может, он считает, что я замахиваюсь на слишком уж многое, что его медицина законна, а моя — нет.
Ну, ничего не поделаешь!
Он повернулся в своем вращающемся кресле, резко откинулся на спинку — она даже уперлась в край письменного стола — и невидящими глазами уставился в окно. Тут никаких сил не хватит. Вчера они сняли собаку с операционного стола живехонькой, с прекрасной циркуляцией и отличным кровяным давлением. Все было отлично. За исключением того, что собака околела.
Он поглядел на маску колдуна в простенке между окнами и вспомнил, как Джованни потянулся ее потрогать. Бедный малыш! Жив он еще? Больные с атрезией трехстворчатого клапана остаются в живых годами. Остаются в живых. Его состояние пока относительно неплохое. Но тем не менее смерть приближается к нему так же неумолимо, как охотник, подкрадывающийся с ружьем к оленю, который, ничего не подозревая, стоит на залитом солнцем холме…
Триш.
Он часто думал о ней, пока они с Мулменом проводили свои эксперименты. Что бы она сказала, узнав о его попытках разработать методику операции, которая может сохранить жизнь ее сыну? Осветилось бы ее грустное лицо улыбкой?
Ты прекрасно знаешь, она давно уехала в Италию.
Тем не менее, подчиняясь внезапному порыву, он взял телефонный справочник.
И, К, Ка, Ко, Коблер, Колмен. Вот. Коултер. «Коултера, аптека» — и адрес. Он смотрел дальше. Домашнего адреса не было. Родители Триш жили где-то в Ньюлендсе. Они переехали? Умерли?
Он надавил на клавишу селектора.
— Соедините меня вот с этим номером, — сказал он Дженни и продиктовал его. — И постарайтесь соединить по-человечески. В прошлый раз ничего не было слышно.
— Извините, профессор, — кротко сказала она.
Через полминуты она позвонила.
— Аптека Коултера, профессор.
Женский голос повторил:
— Аптека Коултера. Доброе утро.
— Здравствуйте. Могу я поговорить с мистером Коултером?
Секундная пауза.
— Извините, но мистера Коултера у нас нет.
— Но ведь это же аптека Коултера?
— Да, но это просто… просто название. Соединить вас с мистером Слоуном, управляющим?
— Будьте так добры.
Четкий суховатый голос произнес:
— Слоун слушает. Чем могу быть вам полезен?
— Видите ли, я пытаюсь разыскать мистера Коултера.
— Мистера Коултера? — снова секундная пауза. — Извините. Ничем не могу помочь, сэр. Я здесь всего полгода и мистера Коултера не застал…
— Может быть, предыдущий владелец…
— Аптека принадлежит фармацевтической фирме, сэр. Мы сохранили название по традиции… Фирма большая, с сетью аптек. Возможно, с тех пор, как господин Коултер продал ее, здесь сменился десяток управляющих.
— Ах, так…
Неужели так легко кануть в небытие? И тебя могут вычеркнуть из книги жизни с той же легкостью, как из телефонного справочника. Так что останется только фамилия, уже ничего никому не говорящая, просто удобный код для людей, которых ты никогда даже не видел.
Придет день, и кто-то скажет: «Извините. Деон ван дер Риет здесь больше не живет».
— А ваши служащие? — не отступал он. — Может быть, кто-то из старых служащих его помнит?
В энергичном голосе появился оттенок раздражения:
— Не думаю, сэр. Все они работают здесь меньше года.
— А, ну тогда конечно…
Голос вдруг изменился:
— Хотя подождите. Может быть, этот… Не вешайте трубку.
— Хорошо.
Прошло несколько минут. Наконец в трубке зашуршало.
— Вы слушаете? Я вспомнил, что рассыльный… старый цветной, служит тут давно. Так он сказал, что мистер Коултер после того, как продал аптеку, будто бы переехал в Германус. Правда, он не уверен.
