Им было предписано прервать добровольное изгнание и возвратиться в Америку, где полковнику Линдбергу предстояло возглавить комитет «Америка прежде всего». Его снабдили написанными по-английски речами, в которых клеймились Англия, Рузвельт и евреи и выражалась уверенность в том, что Америка не должна вмешиваться в европейскую войну; ему вручили тщательно проработанные инструкции о том, где и когда и какую именно из речей нужно произнести, — и даже о том, в летной форме, в воинском мундире или в штатском на том или ином публичном мероприятии появиться. И каждую политическую стратагему, разработанную в Берлине, Линдберг реализовывал с тем же скрупулезным перфекционизмом, который способствовал достижению им авиарекордов, — апофеозом чего стало его памятное появление в летной форме на Съезде республиканцев и краткая речь с согласием баллотироваться в президенты США, заранее составленная нацистским министром пропаганды Геббельсом. И в ходе всей последовавшей за этим блистательным стартом избирательной кампании нацисты планировали буквально каждый шаг Линдберга, — а когда ему удалось одержать верх над Франклином Делано Рузвельтом, бразды правления взял в свои руки сам Гитлер, формируя — на еженедельных совещаниях со своим предполагаемым преемником и хозяином всей немецкой экономики Герингом и министром внутренних дел (а также шефом гестапо — спецслужбы, занимающейся, наряду с прочим, и судьбой Чарлза Линдберга-младшего) Гиммлером — внешнюю политику США так, чтобы она лучше всего отвечала конкретным нуждам мировой войны и планам всемирного господства, вынашиваемым нацистской Германией.
Вскоре Гиммлер начал напрямую вмешиваться во внутренние дела США, оказывая давление на президента Линдберга (с черным юмором называемого в личных записках шефа гестапо нашим американским гауляйтером) с тем, чтобы тот инициировал массовое преследование четырех с половиной миллионов американских евреев, — и только в этот момент, по словам миссис Линдберг, ее муж начал — пусть на первых порах и достаточно пассивно — оказывать сопротивление. Первым знаком чего стало учреждение департамента по делам нацменьшинств — на взгляд самого президента, достаточно безобидного ведомства, деятельность которого не слишком бы досаждала евреям и вместе с тем, реализуя такие программы, как «С простым народом» и «Гомстед-42», формально соответствовала бы предписанной Гиммлером политике систематической маргинализации американского еврейства с конфискацией в обозримом будущем его имущества — и, в конечном счете, — полного уничтожения еврейской популяции, разрушения еврейских финансов и ликвидации еврейской собственности.
Генрих Гиммлер оказался человеком не того сорта, чтобы дать себя провести столь наивными хитростями или чтобы скрыть резкое разочарование, когда Линдбергу вздумалось оправдаться (при посредничестве фон Риббентропа, которого Гиммлер послал в Вашингтон якобы с целью нанести чисто церемониальный визит, а на деле — намереваясь заставить Линдберга пойти на куда более решительные антиеврейские меры), — отписав создателю системы концлагерей, что гарантии, заложенные в Конституцию США, в сочетании с полуторавековыми демократическими традициями, делают невозможным столь же стремительное и бесповоротное окончательное решение еврейского вопроса, как на европейском континенте — с его, насчитывающей тысячу лет, историей низового антисемитизма и в условиях тоталитарного господства нацистов. В ходе торжественного обеда в честь фон Риббентропа почетный гость, отведя Линдберга в сторонку, вручил ему только что расшифрованную в немецком посольстве шифрограмму, в которой содержался ответ Гиммлера на новую президентскую уловку. Подумайте о ребенке прежде чем вновь писать мне такую чушь. Подумайте об отважном юном Чарлзе, о безупречном и выдающемся немецком кадете, который в свои двенадцать лет лучше родного отца понимает, сколь высоко ценит наш фюрер конституционные гарантии и демократические традиции, особенно применительно к правам паразитов и кровососов.
Столь бесцеремонно поставленный на место Гиммлером, Одинокий Орел с цыплячьим сердцем (как тот называл его в личных записках) окончательно охладел к своей роли миньона, действующего в интересах Третьего рейха. Победив на выборах Рузвельта и всю его партию, настаивавшую на немедленной антинацистской интервенции в Европу, Линдберг предоставил вермахту дополнительное время на окончательную расправу с продолжающей неожиданно яростное сопротивление Красной армией без риска возобновления войны на два фронта, в которой немцам противостояла бы вся военная и военно-промышленная мощь США. Более того (и, возможно, еще важнее), президентство Линдберга обеспечило немецкий военно-технический комплекс двумя лишними годами на разработку секретного оружия невиданной силы — атомной бомбы и чудо-ракеты, способной перенести ее через Атлантический океан, — что должно было оказаться решающим доводом в апокалиптической схватке с США, победоносный исход которой, как это виделось Гитлеру, предопределит историю западной цивилизации и всего человечества на ближайшее тысячелетие. Если бы Гиммлер обрел в лице Линдберга страстного и убежденного антисемита (на что высшее немецкое командование рассчитывало, полагаясь на донесения разведки), а вовсе не любителя побранить евреев в застольной беседе, как он презрительно охарактеризовал тридцать третьего президента в личных записках, Линдбергу, скорее всего, позволили бы досидеть до конца первый срок и даже быть избранным еще на четыре года, прежде чем уйти в отставку, передав бразды правления Генри Форду, которого Гитлер, закрывая глаза на его преклонный возраст, считал идеальным преемником действующего президента. Если бы Гиммлер мог на все сто процентов положиться на президента остающейся до поры до времени неуязвимой и неприступной Америки в деле окончательного решения еврейского вопроса, такой вариант был бы, разумеется, предпочтительнее позднейшего использования немецкого кадрового и технического ресурса на северо-американском континенте в деле достижения заветной цели — и самолету Линдберга не довелось бы бесследно исчезнуть в американском небе во исполнение решения, принятого в среду, 7 октября 1942 года в Берлине, — власть не перешла бы на следующий вечер к вице-президенту Уилеру, который, к вящему удовольствию тех, кто до тех пор считал его шутом гороховым — и никак не более того, — внезапно зарекомендовал себя подлинным лидером нации, буквально в считанные дни приняв все решения, которых тщетно добивался от Линдберга фон Риббентроп и на которые тот — национальный герой Америки — оказался, на взгляд Гиммлера, не способен исключительно потому, что, демонстрируя собственную незрелость, в вопросах морали полагался исключительно на мнение жены.
Через час после исчезновения Линдберга, немецкое посольство проинформировало Первую леди о том, что ответственность за жизнь и здоровье ее первенца возложена теперь исключительно на нее одну и что, если она немедленно не покинет Белый дом и не покончит раз и навсегда с какой бы то ни было общественной жизнью, Чарлза-младшего тут же исключат из военного училища и, невзирая на малолетство, отправят на Восточный фронт в составе группы армий, готовящейся к ноябрьскому наступлению на Сталинград, где самому юному пехотинцу Третьего рейха придется воевать до тех пор, пока он не падет смертью храбрых во славу немецкого народа.
Такова в общих чертах история, поведанная моей матери тетей Эвелин, когда она примчалась к нам через несколько часов после того, как агенты ФБР вывели в наручниках ее мужа из занимаемого четой Бенгельсдорфов номера в вашингтонской гостинице. Куда более полно и возвышенно изложено то же самое в пятисотпятидесятистраничном труде «Моя жизнь под властью Линдберга», опубликованном как дневник очевидца рабби Бенгельсдорфом сразу после войны и в отдельном коммюнике отвергнутом и опровергнутом официальным пресс-секретарем семейства Линдберг как безответственная и лживая стряпня, не подкрепленная ни единым фактом и вызванная к жизни местью и алчностью, равно замешенными на мании величия и жажде личного обогащения, от каких бы то ни было дальнейших комментариев в связи с которой миссис Линдберг воздерживается, ибо это было бы ниже ее достоинства. Что же касается моей матери, то, впервые выслушав эту историю, она решила, что у младшей сестры из-за ареста мужа наступило временное помешательство.
На следующий день после внезапного приезда тети Эвелин, в пятницу, 16 октября 1942 года, миссис Линдберг перед возвращением в Белый дом выступила по подпольному вашингтонскому радио и, исключительно на основе собственного авторитета супруги тридцать третьего президента США, призвала положить конец… истории узурпации и… беззакония, политически уничтожив тем самым исполняющего обязанности президента Уилера и всю его профашистскую администрацию. Обрушились ли вследствие этого какие-либо несчастья на голову ее похищенного сына, да и дожил ли ее считающийся умерщвленным во младенчестве сын до того времени, когда его могла постигнуть страшная кара Гиммлера, не говоря уж о том, действительно ли он воспитывался нацистами как привилегированный гость и бесценный заложник, или о том, имели ли Гиммлер, Геринг и Гитлер сколько-нибудь серьезное отношение к стремительному взлету Линдберга на вершину политической власти (начиная с поста председателя комитета «Америка прежде всего»), или к выработке политики США в течение двадцати двух месяцев его президентства, или к его таинственному и бесследному исчезновению, — обо всем этом спорили и спорят на протяжении более полувека, хотя в настоящее время — уже далеко не так страстно и противоречиво, как в те тридцать с лишним недель далекого 1946 года, когда «Моя жизнь под властью Линдберга» (вопреки часто цитируемой характеристике, данной ей лидером ненавидящих Рузвельта крайне правых журналистов Америки Вестбруком Пеглером: Дневник окончательно спятившего мифотворца) возглавляла топ-лист американских бестселлеров, наряду и наравне с двумя биографическими трудами о Франклине Делано Рузвельте, умершем на своем посту год назад, всего за несколько недель до безоговорочной капитуляции нацистской Германии перед Союзниками, означавшей окончание второй мировой войны в Европе.
