И будто по затылку стукнули: сколько ни старайся, такая борода, как у Космача, не вырастет. На щеках волос пробивался островками и только чуть гуще был на подбородке — козлиная будет…
А тут еще на глаза попали бумаги Автора, выпотрошенные из его одежды, паспорт без корочек, просроченный авиабилет и письмо. Эти документы передали, когда Космач садился в машину и потому не успел их посмотреть. Было желание изорвать все, сжечь, чтоб следа не осталось, однако Палеологов подавил эмоции и перелистал паспорт: на фотографии, без бороды, Космач выглядел совершенно иным человеком — мягкий, добродушный интеллигент с рассеянным взглядом…
Письмо было перегнуто несколько раз, и конверт уже потерся. Если Автор прятал его в одежде, значит, бумага была важная. Сразу же удивил питерский адрес, причем город назывался по-старому, Ленинград, имя получателя ни о чем не говорило — Желтяков Герман Лаврентьевич. Палеологов вынул сильно помятый лист бумаги. Он отлично знал почерк академика, поскольку, работая в ГУРА, не однажды получал отказы или протесты из ЦИДИКа, написанные лично Барвиным.
На первый взгляд это было обыкновенное рекомендательное письмо, и, что вначале потрясло, — академик называл Космача своим учеником! Предводитель включил настольную лампу, разгладил лист и прочитал еще раз. «Брат мой, Герман Лаврентьевич…»
Обращение было явно масонским, никаких братьев у Барвина не было, а просто так употреблять это слово и называть кого-то на «ты» интеллигент номер один себе бы не позволил. В таком случае и «ученик» получает совершенно иное звучание…
Палеологов смахнул письмо и вскочил. Нет, быть не может! Барвин лично уничтожал Космача и его диссертацию, которая перечеркивала его научный багаж, заслуги и всю жизнь. Они были непримиримыми врагами!..
А что если это всего лишь игра на публику? Почему вдруг академик отыскал автора диссертации 2219 и призвал к смертному одру? Почему с такой легкостью ликвидировал вечный непотопляемый ЦИДИК? И письмо это написал в день смерти…
Да и умер-то лишь после беседы с Космачом!
Если Автор — ученик, то кто же такой Желтяков, к которому Барвин обращается с просьбой? «Имею честь представить моего ученика Юрия Николаевича Космача. Не оставь сего отрока без твоего благосклонного участия и наставления…»
Космач прятал эту рекомендацию, хранил, значит, собирался ей воспользоваться?..
«Считай, это моя последняя воля…»
Последняя воля, переданная Желтякову! Не оставить без участия и наставления…
И вообще, что произошло? Умирает нобелевский лауреат и масон, который практически не скрывал своей принадлежности к вольным каменщикам и не противился, когда его называли Мастером. Одновременно в Холомницы приходит княжна Углицкая, Космач чуть ли не в тот же день оставляет ее и летит в Москву.
Словно команду получил…
Может, не такая она простая, княжна? Как и весь Соляной Путь?..
Например, верхушка канадских духоборов, некогда переселенных Львом Толстым, оказалась давно и накрепко перевитой масонством, и вся их общинная жизнь превратилась в жизнь Ордена. На ту же участь были обречены многие секты и религиозные течения.
А что если и старообрядчество не исключение? И Космач, единожды с ними связавшись, не мог миновать квартиры Мастера и его нежной заботы…
Что имели в виду сонорецкие старцы, когда писали в своих посланиях: «Иные поддались ереси жидовствующих, а иные к полякам убежали, на антихристовых тайных вечерях сатане молятся, заместо образов святых на козлиную голову взирая…»?
Когда он понял, что окончательно запутался, вызвал из офиса машину и поехал в аэропорт. На последний рейс в Питер он успевал, однако в городе объявили очередной план «Перехват» и, несмотря на спецсигнал, тормозили на каждом перекрестке, проверяли документы, салон и багажник. Палеологов загадал: если не опоздает на самолет, значит, все это чистый бред, сон разума, глупость, которую Глеб Максимович развеет в одну минуту…
В последний раз машину тряхнули в аэропорту.
— Ваш рейс ушел двадцать семь минут назад, — со вздохом предупредил водитель.
Он не хотел верить, и, оказалось, не зря, вылет задержали на час.
— Поедешь со мной, — облегченно сказал водителю. — Тело охранять.
Петербург его окончательно успокоил, и прежде чем пойти к Землянову, он заехал на Васильевский и немного постоял возле дома отца, но заходить не стал, только посмотрел на его светящиеся окна.
У мэтра тоже горел свет, но неяркий. Палеологов оставил телохранителя у парадной, а сам поднялся по лестнице и покрутил барашек старинного звонка.
Прошло больше трех минут, никто не открывал и даже не приближался к двери. Думая, что Землянов не услышал, он еще позвонил, теперь дольше и резче — результат был тот же, вот так ездить без предупреждения…
Тогда он набрал номер телефона, и Глеб Максимович снял трубку.
— Простите, мэтр, я стою у вашей двери, — сказал предводитель.
Землянов всегда радовался его приезду, хотя скрывал свои чувства: разговаривал несколько просто и грубовато.
— Почему вы там стоите? — спросил он чужим голосом. — Я вас не жду.
Вываливать на него сейчас все свои фантазии и домыслы, наверное, уже не имело смысла, но и отступать было поздно, коль объявился.
— Захотелось увидеть вас, — соврал предводитель.
Мэтр положил трубку, но открыл лишь через несколько минут, молча впустил в переднюю. Снять пальто не предложил и тапочки не бросил под ноги, как делал обычно.
Запахи в доме оказались неожиданные — воска и ладана, словно в церкви.
— Ну, что у вас? — нетерпеливо спросил Землянов. — Говорите.
Палеологову пришло в голову, что у мэтра в квартире может быть женщина или еще кто-то, кого нельзя показывать даже единомышленнику. Но непохоже, чтобы тот встал с постели, да и дверь в кабинет распахнута настежь, стол, как всегда, завален книгами и газетами…
— Ничего особенного, мэтр. — Он достал из внутреннего кармана конверт с бумагами Космача. — Это вам, для пополнения коллекции предметов культа.
Глеб Максимович заглянул в конверт, сунул его в карман халата и устроил головомойку, по-прежнему обращаясь на «вы».
— Я просил вас без крайней необходимости сюда не приходить. Тем более без предупреждения. Это не мои прихоти, Генрих, это правила элементарной конспирации.
— Простите, мэтр…
— Когда у вас пройдут эти мальчишеские порывы? Будьте же, наконец, серьезнее. Мы занимаемся очень важным делом.
— Да, я понимаю…
— Понимаешь, а приперся среди ночи! Грубость означала, что Землянов немного отходил.
— Поговорить захотелось, — сознался Палеологов
— Завтра в девять на Неве.
Это было условленное место их обычных встреч.
— Все понял. Спокойной ночи.
Он вышел на улицу и вдруг перевел дух с ощущением, будто не дышал все время с тех пор как вошел в квартиру Землянова. На ночной улице было пусто и тихо, где-то урчала вода, стекая в ливневую канализацию, глухо позванивали провода троллейбусной линии, еще глуше постукивали одинокие каблучки; во дворах и на крышах домов что-то еще шуршало, бормотало и монотонно звякало, но все эти звуки были звуками городского покоя. Он вдруг понял, что сейчас выпал тот самый случай, когда можно исполнить свою мечту и побродить по местам детства. Не нужно никуда спешить, никто не ждет, никто не знает, где он сейчас, — ночь полной свободы!
Засунув руки в карманы, бредущей походкой он прошел улицу до конца, свернул возле мигающего светофора, но телохранитель выскочил на проезжую часть и начал ловить такси.
— Мы идем пешком, — предупредил Палеологов.
— Генрих Сергеевич, Петербург — город особый. — Телохранитель все махал рукой. — А береженого бог бережет…
— Это мой родной город!
— Но ведь криминальный!
— А на кой черт ты? За что я тебе бабки плачу? Телохранитель догнал его и потащился сзади. Палеологов не выбирал дороги, не думал, куда идет, — ноги вели сами вдоль каналов, через горбатые мостики, в сводчатые арки и сквозь пустые, гулкие дворы. И почему-то не испытывал радости, может, потому, что мечтал уже о другом, — шел и представлял себе, как пойдет этими путями с княжной. Она будет держать его под руку, как Маргарита, а он станет рассказывать…
Мечтал и уже знал: ничего подобного никогда не произойдет.
К родному дому на Грибоедовском он выбрел около четырех утра, когда уже слипались глаза и болели ноги. Дверь парадного была новая, стальная, с кодовым замком. Палеологов понажимал кнопки сам, подтолкнул телохранителя:
— Давай отрабатывай штуку баксов.
Тот приступил к делу как профессионал, что-то слушал, проверял, но зарплаты своей не оправдал.
Давняя мечта пройти по родным улицам закончилась ощущением бесприютности, бездомности. Не замечая, куда идет, Палеологов внезапно обнаружил, что заблудился. Город оживал стремительно и к шести часам уже гремел, тарахтел и выл тысячами моторов, все в нем перепуталось, улицы на вид были старые, но назывались по-другому, пережившие сырую зиму дома не походили на себя, сменились фасады, вывески, подъезды, и даже автомобили ехали мимо чужие. Прошел сон, мышцы ног или окрепли, или потеряли чувствительность, он шел наугад с единственной целью — самому выбраться из лабиринтов улиц и каналов.
